12 октября. Лидия Чуковская
из записок об Анне Ахматовой за 1962-ой год
12 октября 62. Сегодня я отвезла статью Корнея Ивановича Анне Андреевне, на Беговую, к Петровых. Мы сидели с ней одни, в той комнате, что поменьше.
Анна Андреевна слушала с неподвижным лицом, но я чувствовала, что и она волнуется. Потом она очень хвалила: «первоклассно, по-европейски, точно; опровергает общераспространенное мнение о моих стихах без задора, но несокрушимо».
Одним она недовольна: слишком подробной конкретизацией жизни и быта Ольги Афанасьевны. «Скажут: Ахматова написала поэму о похождениях своей подруги, актрисы». Просит затушевать конкретности. Кроме того, просит упомянуть, что о 13-м годе говорится сквозь гофманиану, а о 41-м - с полной реалистической ясностью.
Попросила исправить цитату из «Предыстории»: в Дедовой статье пропущена одна строка, как и в сборнике 61 года: «Под желтой керосиновою лампой».
Потом протянула мне письмо, полученное откуда-то из-за границы - через «Международную книгу». Просят прислать «последнее издание “Поэмы без героя”, а также перечень критических отзывов о “Поэме”».
И смешно, и грустно, и больно. Доживем ли мы до напечатания «Поэмы» вообще? И - еще - доживем ли до такого времени, когда на Западе будут иметь хоть малое, хоть приблизительное представление о нашей стране, о судьбе наших людей и нашей литературы? Быть может, и мы так же мало знаем о них, как они о нас? Быть может; но быть того не может, чтобы их судьбы оказались страшнее наших.
Я спросила у Анны Андреевны, даст ли она знать автору статьи о Гумилеве об ошибках в статье.
- Не знаю, - ответила Анна Андреевна. - Я не хочу оказаться в смешном положении Любови Дмитриевны Блок, которая настаивала, что стихотворение «Что же ты потупилась в смущеньи» посвящено ей. Как это глупо! Во-первых, я не знаю стихов, более оскорбительных для женщины; во-вторых, всем известно, что они посвящены Дельмас… Я с фактами в руках доказывала это Орлову, но он все-таки напечатал, будто относятся они к Любови Дмитриевне…
Ариша пригласила нас чай пить. Мы перешли в другую комнату побольше, - где, по-видимому, Мария Сергеевна и Ариша живут сейчас вместе. Черные сучья деревьев теснятся к окнам, и я вдруг вспомнила сучья деревьев во дворике Фонтанного Дома. Квартира очень просто обставлена, но чистота делает ее нарядной. Вместе с нами пил чай молодой человек - по-видимому, переводчик, ученик Марии Сергеевны и большой книжник: разговор за столом шел преимущественно букинистический. После чая я простилась.
Молодой человек проводил меня до бензоколонки, то есть до стоянки такси.
12 октября 62. Сегодня я отвезла статью Корнея Ивановича Анне Андреевне, на Беговую, к Петровых. Мы сидели с ней одни, в той комнате, что поменьше.
Анна Андреевна слушала с неподвижным лицом, но я чувствовала, что и она волнуется. Потом она очень хвалила: «первоклассно, по-европейски, точно; опровергает общераспространенное мнение о моих стихах без задора, но несокрушимо».
Одним она недовольна: слишком подробной конкретизацией жизни и быта Ольги Афанасьевны. «Скажут: Ахматова написала поэму о похождениях своей подруги, актрисы». Просит затушевать конкретности. Кроме того, просит упомянуть, что о 13-м годе говорится сквозь гофманиану, а о 41-м - с полной реалистической ясностью.
Попросила исправить цитату из «Предыстории»: в Дедовой статье пропущена одна строка, как и в сборнике 61 года: «Под желтой керосиновою лампой».
Потом протянула мне письмо, полученное откуда-то из-за границы - через «Международную книгу». Просят прислать «последнее издание “Поэмы без героя”, а также перечень критических отзывов о “Поэме”».
И смешно, и грустно, и больно. Доживем ли мы до напечатания «Поэмы» вообще? И - еще - доживем ли до такого времени, когда на Западе будут иметь хоть малое, хоть приблизительное представление о нашей стране, о судьбе наших людей и нашей литературы? Быть может, и мы так же мало знаем о них, как они о нас? Быть может; но быть того не может, чтобы их судьбы оказались страшнее наших.
Я спросила у Анны Андреевны, даст ли она знать автору статьи о Гумилеве об ошибках в статье.
- Не знаю, - ответила Анна Андреевна. - Я не хочу оказаться в смешном положении Любови Дмитриевны Блок, которая настаивала, что стихотворение «Что же ты потупилась в смущеньи» посвящено ей. Как это глупо! Во-первых, я не знаю стихов, более оскорбительных для женщины; во-вторых, всем известно, что они посвящены Дельмас… Я с фактами в руках доказывала это Орлову, но он все-таки напечатал, будто относятся они к Любови Дмитриевне…
Ариша пригласила нас чай пить. Мы перешли в другую комнату побольше, - где, по-видимому, Мария Сергеевна и Ариша живут сейчас вместе. Черные сучья деревьев теснятся к окнам, и я вдруг вспомнила сучья деревьев во дворике Фонтанного Дома. Квартира очень просто обставлена, но чистота делает ее нарядной. Вместе с нами пил чай молодой человек - по-видимому, переводчик, ученик Марии Сергеевны и большой книжник: разговор за столом шел преимущественно букинистический. После чая я простилась.
Молодой человек проводил меня до бензоколонки, то есть до стоянки такси.