15 сентября. Юрий Колкер
два стихотворения разных лет
***
Наглотались мы сладкого яда.
Ты - наперсница вечности, грусть!
Мне с тобою и счастья не надо:
Все пустое, за что ни возьмусь.
Иллюзорны его оболочки:
Дружба, душ неразрывный союз...
Я не знал, каково в одиночке.
Привыкаю теперь. Перебьюсь.
15 сентября 1978 года
ЖИЛ ЧЕЛОВЕК В ШВАРЦВАЛЬДЕ
Жил человек в Шварцвальде. Чёрный лес
И горы, горы…
Встречный мерседес
Со звездочкой на лаковом капоте
Внезапно нас слепит на повороте
И исчезает - за косым снежком,
Кружащимся над этим краем…
В нём
Водились тролли, обитал забавный
Гном, бюргерской порядочности славной
Волшебный страж. Творцу угоден он -
Не то что бакараша-плотогон
Михель Голландец: этот был верзила,
Нечистая им овладела сила,
Сердца скупал он…
В светлой полосе -
Стволы и хвоя, серпантин шоссе
Упрямо тянет в горы, на асфальте -
Не снег, а грязь…
Жил человек в Шварцвальде
И, не трудясь, хотел разбогатеть.
К лукавому он попадает в сеть,
А гном, на месте оказавшись кстати,
Беднягу возвращает к благодати:
Наш угольщик оставил блуд, трудом
Вернул достаток в сирый отчий дом,
С любимою воскресшей помирился…
Но лес шумит, угрюм…
Не изменился
С тех пор пейзаж: всё так же мрачноват,
И этот путь в горах - витиеват.
Прекрасной прозы мерное теченье,
Художественное нравоученье
В нём слышу. Не беда, что он знаком:
Сентенцию припорошим снежком,
Красы невиданной поставим ели,
И Рейн, полоской светлой акварели,
Контраста ради (или озорства)
Втесним в подрамник, подкрепив слова,
А в хвои шум вплетём строку Вивальди
Иль Моцарта…
Жил человек в Шварцвальде.
Я знал его и восхищался им
В краю родном, который стал чужим, -
Он был жрецом Урании холодной.
Я тоже тщился истиной свободной,
Значки таинственные выводил,
Мой акроним вживлял в них что есть сил,
Вселенную внедрял в число Бернулли, -
Но звуки алгебру перетянули,
Сник мой естественнонаучный пыл…
Ему и мне - нам север вреден был,
Лапша, клопы да враки надоели,
Бездельем тяготились мы…
В ущелье
Ныряет наш фольксваген. На скале,
Слегка поблёскивая в зыбкой мгле,
Маячит изваяние оленя;
Давным-давно, в порыве умиленья,
Его, земле во славу, вознесли
Вольнолюбивым возгласом земли,
Излишне, может быть, сентиментальным,
Но сделанным на совесть, матерьяльным,
Таким, что собственника веселит, -
Что нам обычай подчеркнуть велит
Со снисходительностью…
Нет, не пивом,
Не благонравьем тягостным, а мифом,
С Гельвецией сведя Бахчисарай
И Ганзу, чуден скифу этот край.
В нём грозно всё взывает к подсознанью,
К прародине, к первичному изгнанью,
К предвечному, и дух, густой, как мёд,
В прирейнских землях и лесах течёт
Для нас…
Жил человек в Шварцвальде. Он,
Своим искусством древним упоён,
Водитель был, однако же, исправный,
И мы доехали. Я помню славный
Разноязыкий шумный русский дом
И в нём достаток, нажитый трудом -
Осмысленным, не тем, что нас состарил.
Хозяин - китаист, он кочегарил
На севере, а здесь преподаёт…
Нет, труд не враг душе, наоборот:
Расслабленность - вот малодушье: к людям
Льнёт пошлостью она и словоблудьем,
В жестокости и скуке потонул
Хвалёный артистический разгул,
А чада сердца с нами остаются.
Нет, это вздор: сердца - не продаются
И покаяньем - не искупишь ложь…
Возлюбленную к жизни не вернёшь.
15 сентября 1988, Юрий Колкер
***
Наглотались мы сладкого яда.
Ты - наперсница вечности, грусть!
Мне с тобою и счастья не надо:
Все пустое, за что ни возьмусь.
Иллюзорны его оболочки:
Дружба, душ неразрывный союз...
Я не знал, каково в одиночке.
Привыкаю теперь. Перебьюсь.
15 сентября 1978 года
ЖИЛ ЧЕЛОВЕК В ШВАРЦВАЛЬДЕ
Жил человек в Шварцвальде. Чёрный лес
И горы, горы…
Встречный мерседес
Со звездочкой на лаковом капоте
Внезапно нас слепит на повороте
И исчезает - за косым снежком,
Кружащимся над этим краем…
В нём
Водились тролли, обитал забавный
Гном, бюргерской порядочности славной
Волшебный страж. Творцу угоден он -
Не то что бакараша-плотогон
Михель Голландец: этот был верзила,
Нечистая им овладела сила,
Сердца скупал он…
В светлой полосе -
Стволы и хвоя, серпантин шоссе
Упрямо тянет в горы, на асфальте -
Не снег, а грязь…
Жил человек в Шварцвальде
И, не трудясь, хотел разбогатеть.
К лукавому он попадает в сеть,
А гном, на месте оказавшись кстати,
Беднягу возвращает к благодати:
Наш угольщик оставил блуд, трудом
Вернул достаток в сирый отчий дом,
С любимою воскресшей помирился…
Но лес шумит, угрюм…
Не изменился
С тех пор пейзаж: всё так же мрачноват,
И этот путь в горах - витиеват.
Прекрасной прозы мерное теченье,
Художественное нравоученье
В нём слышу. Не беда, что он знаком:
Сентенцию припорошим снежком,
Красы невиданной поставим ели,
И Рейн, полоской светлой акварели,
Контраста ради (или озорства)
Втесним в подрамник, подкрепив слова,
А в хвои шум вплетём строку Вивальди
Иль Моцарта…
Жил человек в Шварцвальде.
Я знал его и восхищался им
В краю родном, который стал чужим, -
Он был жрецом Урании холодной.
Я тоже тщился истиной свободной,
Значки таинственные выводил,
Мой акроним вживлял в них что есть сил,
Вселенную внедрял в число Бернулли, -
Но звуки алгебру перетянули,
Сник мой естественнонаучный пыл…
Ему и мне - нам север вреден был,
Лапша, клопы да враки надоели,
Бездельем тяготились мы…
В ущелье
Ныряет наш фольксваген. На скале,
Слегка поблёскивая в зыбкой мгле,
Маячит изваяние оленя;
Давным-давно, в порыве умиленья,
Его, земле во славу, вознесли
Вольнолюбивым возгласом земли,
Излишне, может быть, сентиментальным,
Но сделанным на совесть, матерьяльным,
Таким, что собственника веселит, -
Что нам обычай подчеркнуть велит
Со снисходительностью…
Нет, не пивом,
Не благонравьем тягостным, а мифом,
С Гельвецией сведя Бахчисарай
И Ганзу, чуден скифу этот край.
В нём грозно всё взывает к подсознанью,
К прародине, к первичному изгнанью,
К предвечному, и дух, густой, как мёд,
В прирейнских землях и лесах течёт
Для нас…
Жил человек в Шварцвальде. Он,
Своим искусством древним упоён,
Водитель был, однако же, исправный,
И мы доехали. Я помню славный
Разноязыкий шумный русский дом
И в нём достаток, нажитый трудом -
Осмысленным, не тем, что нас состарил.
Хозяин - китаист, он кочегарил
На севере, а здесь преподаёт…
Нет, труд не враг душе, наоборот:
Расслабленность - вот малодушье: к людям
Льнёт пошлостью она и словоблудьем,
В жестокости и скуке потонул
Хвалёный артистический разгул,
А чада сердца с нами остаются.
Нет, это вздор: сердца - не продаются
И покаяньем - не искупишь ложь…
Возлюбленную к жизни не вернёшь.
15 сентября 1988, Юрий Колкер