12 сентября 1938-го года
из дневников
Евгения Руднева, 17 лет, студентка мехмата МГУ, Москва:
12 сентября
Ну, вот я и в университете. Как быстро промчались первые дни! Первая шестидневка, правда, тянулась медленно ведь все было ново. Сейчас я уже свыклась с новым своим положением, и время по-прежнему быстро летит.
Трудно писать по порядку. 31 августа было собрание первого курса факультета. Выступал Тумаркин. Он отметил тягу к теоретическим наукам: на первом месте стоит математика, затем астрономия, затем механика. В этом году из 218 человек принято 92 девушки - небывалое число на мехмате! Познакомилась с Маней Ремезовой (она живет в Лосиноостровской) и Верой Заварцевой.
Елена Булгакова, жена писателя Михаила Булгакова, 44 года, Москва:
12 сентября.
Вчера было чтение вахтанговцам, у нас. Были: Захава, Глазунов, Рапопорт, Орочко, Козловский и Горюнов, который пришел ко второй половине пьесы.
Неожиданно появились братья Эрдманы.
Очень хорошо слушали Орочко, Рапопорт, Захава. Пьеса, видимо, очень понравилась.
- Но кто же может поставить? - говорит Орочко, - здесь нужен громадный режиссер. Надо Мейерхольда просить.
- Вещь замечательная, - сказал Рапопорт, - но при чем тут Мейерхольд? (Он даже насупился.)
Борис Эрдман сказал, что для художника - мечта сделать эту пьесу.
Вообще расшевелились все. За ужином вахтанговцы стали просить М. А. прочесть из «Записок покойника» - они уже слышали об этом романе.
Успех был громадный, хохотали, как безумные. Еще бы - MXAT выведен!
Глазунов, больной и усталый, а потом осовевший после ужина, засыпавший, - начисто проснулся, вытаращив глаза, слушал и хохотал чуть ли не больше всех. Долго аплодировали после.
Глазунов сказал:
- Вот, приглашай вас в театр, - а потом, на поди, что получается!
М. А. сказал:
- Я ведь актеров не трогаю.
М. А. слышал, что вернули в Большой театр арестованных несколько месяцев назад Смольцова и Кудрявцеву - привезли их на линкольне... - что получат жалованье за восемь месяцев и путевки в дом отдыха.
А во МХАТе, говорят, арестован Степун.
Сегодня мы ездили на Истру, туда, где вахтанговцы нам дали, или вернее, продали, дачный участок. Нам предлагает доктор Аникин (рекомендация Русланова) купить у него половину дачи. Но при этом с теперешним этим совладельцем - у Аникина суд. Непонятно. М. А., конечно, сразу оценил положение и сказал, что уж если строиться, то только самостоятельно. Местность очень хорошая, тишина, благодать. А как бы хорошо, действительно, иметь возможность приезжать на дачу из Москвы, жить в этой тишине. Но... не верится даже, что осилим. Подумать только, у М. А. написано двенадцать пьес, - и ни копейки на текущем счету. Идут только две пьесы - в одном театре. Откуда - отложить?
Иван Майский, дипломат, 54 года, посол СССР в Англии, Женева (на ассамблее Лиги Наций):
12 сентября. Три дня поездки от Лондона до Женевы были для меня отдыхом. Сегодня жизнь снова вступила в свои права.
Был на открытии ассамблеи ЛН, но не в этом дело. Мысли всех членов Ассамблеи обращены сейчас совсем в другую сторону. В политической атмосфере висит страшная темная туча. Сегодня в кулуарах Лиги все друг друга тревожно спрашивали:
- Как вы думаете, что скажет Гитлер?
В этом все.
В чайное время я пошел на прием, организованный «Women’s Intem[ational] League for Peace». Знакомился с делегатками со всех концов мира. Каждая из них задавала все тот же вопрос:
- Как вы думаете, что скажет Гитлер?
А делегатка Чехословакии, крепко пожав мне руку, посмотрела на меня взглядом подстреленной лани и почти взмолилась:
- У нас только на вас и надежда... Не выдайте...
Ужинать пошли в «Кафе Ландольт», так хорошо мне знакомое по далеким годам эмиграции. Из громкоговорителя орал голос Гитлера, произносившего свою речь в Нюрнберге. Впрочем, мы с Агнией сидели довольно далеко, и я не все мог разобрать. Понятно во всяком случае было одно: Гитлер решил идти «ва-банк».
Дома, в гостинице, узнал последние новости из Лондона. Эттли вчера видел Чемберлена и настаивал на совместной декларации Англии, Франции, СССР об оказании помощи ЧС в случае германской агрессии. Чемберлен, однако, нашел такой шаг «нецелесообразным». Иден посетил Галифакса, а Черчилль - Чемберлена: оба требовали ясного заявления от бритпра о его позиции, но тоже безуспешно. [Ян] Масарик вручил ФО ноту, в которой доводил до сведения бритпра, что ЧС не может согласиться на плебисцит в Судетской области, о чем в последние дни идут разговоры в Германии и вне Германии. Кабинет заседал, обсуждал и решил: ничего не делать в ожидании речи «фюрера».
Уильям Ширер, историк, мемуарист, 34 года, корреспондент американского радио в Европе:
12 сентября.
Прага. Великий человек высказался. И войны нет, по крайней мере в данный момент. Такова первая реакция Чехословакии на сегодняшнее выступление Гитлера в Нюрнберге. Гитлер набросился на Прагу с оскорблениями и угрозами. Но прямо не потребовал, чтобы ему отдали Судеты. Он даже не потребовал референдума. Однако он настаивал на «самоопределении» судетских немцев. Я слушал речь Гитлера в доме у Билла и Мэри Моррелл в трансляции радиостанции Вильсона. Задымленная комната была полна корреспондентов: Керр, Кокс, Морис Гиндуш и др. Никогда не слышал, чтоб в речах Адольфа было столько ненависти, а публика была настолько на грани помешательства. Сколько яда было в его голосе, когда в начале своего продолжительного сольного концерта на тему мнимой несправедливости по отношению к судетским немцам он сделал паузу, чтобы подчеркнуть: «Я говорю для Чехословакии!» Его слова, его тон источали злобу.
В Чехословакии, думаю, эту речь прослушал каждый человек, улицы с восьми до десяти вечера были пустынны. Сразу же после нее было созвано чрезвычайное заседание совета министров в узком составе, но Бенеш не пришел. Мы с Морреллом заказали разговор с Карлсбадом и Рейхенбергом, чтобы выяснить, не крушат ли все вокруг после этой речи три с половиной миллиона жителей Судет. К счастью, по всей стране шел проливной дождь. Около шести тысяч горячих поклонников Тенлейна со свастикой на рукавах прошли парадом по улицам Карлсбада, а после этого кричали: «Долой чехов и евреев! Мы хотим референдума!» Но столкновений не было. Та же история в Рейхенберге.
В этот день, когда мир висел на волоске, Прага стала темной и мрачной, шел холодный, колючий, проливной дождь. Большую часть дня я ходил по старым улочкам, пытаясь выяснить, как люди реагируют на угрозу войны и оккупации, когда знаешь, что через двадцать одну минуту после начала войны, если она будет объявлена, на тебя уже могут дождем сыпаться бомбы. Чехи занимались своими обычными делами, они не были ни печальны, ни подавлены, ни испуганы. Или у них совсем нет нервов, или это люди с железными нервами.
Русские, возможно не без помощи чехов, прекрасно сегодня поработали, заглушая речь Гитлера. Кенигсберг, Бреслау, Вена - все радиостанции на востоке передавали неразборчиво. Нам пришлось пробиваться через Кельн, чтобы обеспечить чистый прием.
Евгения Руднева, 17 лет, студентка мехмата МГУ, Москва:
12 сентября
Ну, вот я и в университете. Как быстро промчались первые дни! Первая шестидневка, правда, тянулась медленно ведь все было ново. Сейчас я уже свыклась с новым своим положением, и время по-прежнему быстро летит.
Трудно писать по порядку. 31 августа было собрание первого курса факультета. Выступал Тумаркин. Он отметил тягу к теоретическим наукам: на первом месте стоит математика, затем астрономия, затем механика. В этом году из 218 человек принято 92 девушки - небывалое число на мехмате! Познакомилась с Маней Ремезовой (она живет в Лосиноостровской) и Верой Заварцевой.
Елена Булгакова, жена писателя Михаила Булгакова, 44 года, Москва:
12 сентября.
Вчера было чтение вахтанговцам, у нас. Были: Захава, Глазунов, Рапопорт, Орочко, Козловский и Горюнов, который пришел ко второй половине пьесы.
Неожиданно появились братья Эрдманы.
Очень хорошо слушали Орочко, Рапопорт, Захава. Пьеса, видимо, очень понравилась.
- Но кто же может поставить? - говорит Орочко, - здесь нужен громадный режиссер. Надо Мейерхольда просить.
- Вещь замечательная, - сказал Рапопорт, - но при чем тут Мейерхольд? (Он даже насупился.)
Борис Эрдман сказал, что для художника - мечта сделать эту пьесу.
Вообще расшевелились все. За ужином вахтанговцы стали просить М. А. прочесть из «Записок покойника» - они уже слышали об этом романе.
Успех был громадный, хохотали, как безумные. Еще бы - MXAT выведен!
Глазунов, больной и усталый, а потом осовевший после ужина, засыпавший, - начисто проснулся, вытаращив глаза, слушал и хохотал чуть ли не больше всех. Долго аплодировали после.
Глазунов сказал:
- Вот, приглашай вас в театр, - а потом, на поди, что получается!
М. А. сказал:
- Я ведь актеров не трогаю.
М. А. слышал, что вернули в Большой театр арестованных несколько месяцев назад Смольцова и Кудрявцеву - привезли их на линкольне... - что получат жалованье за восемь месяцев и путевки в дом отдыха.
А во МХАТе, говорят, арестован Степун.
Сегодня мы ездили на Истру, туда, где вахтанговцы нам дали, или вернее, продали, дачный участок. Нам предлагает доктор Аникин (рекомендация Русланова) купить у него половину дачи. Но при этом с теперешним этим совладельцем - у Аникина суд. Непонятно. М. А., конечно, сразу оценил положение и сказал, что уж если строиться, то только самостоятельно. Местность очень хорошая, тишина, благодать. А как бы хорошо, действительно, иметь возможность приезжать на дачу из Москвы, жить в этой тишине. Но... не верится даже, что осилим. Подумать только, у М. А. написано двенадцать пьес, - и ни копейки на текущем счету. Идут только две пьесы - в одном театре. Откуда - отложить?
Иван Майский, дипломат, 54 года, посол СССР в Англии, Женева (на ассамблее Лиги Наций):
12 сентября. Три дня поездки от Лондона до Женевы были для меня отдыхом. Сегодня жизнь снова вступила в свои права.
Был на открытии ассамблеи ЛН, но не в этом дело. Мысли всех членов Ассамблеи обращены сейчас совсем в другую сторону. В политической атмосфере висит страшная темная туча. Сегодня в кулуарах Лиги все друг друга тревожно спрашивали:
- Как вы думаете, что скажет Гитлер?
В этом все.
В чайное время я пошел на прием, организованный «Women’s Intem[ational] League for Peace». Знакомился с делегатками со всех концов мира. Каждая из них задавала все тот же вопрос:
- Как вы думаете, что скажет Гитлер?
А делегатка Чехословакии, крепко пожав мне руку, посмотрела на меня взглядом подстреленной лани и почти взмолилась:
- У нас только на вас и надежда... Не выдайте...
Ужинать пошли в «Кафе Ландольт», так хорошо мне знакомое по далеким годам эмиграции. Из громкоговорителя орал голос Гитлера, произносившего свою речь в Нюрнберге. Впрочем, мы с Агнией сидели довольно далеко, и я не все мог разобрать. Понятно во всяком случае было одно: Гитлер решил идти «ва-банк».
Дома, в гостинице, узнал последние новости из Лондона. Эттли вчера видел Чемберлена и настаивал на совместной декларации Англии, Франции, СССР об оказании помощи ЧС в случае германской агрессии. Чемберлен, однако, нашел такой шаг «нецелесообразным». Иден посетил Галифакса, а Черчилль - Чемберлена: оба требовали ясного заявления от бритпра о его позиции, но тоже безуспешно. [Ян] Масарик вручил ФО ноту, в которой доводил до сведения бритпра, что ЧС не может согласиться на плебисцит в Судетской области, о чем в последние дни идут разговоры в Германии и вне Германии. Кабинет заседал, обсуждал и решил: ничего не делать в ожидании речи «фюрера».
Уильям Ширер, историк, мемуарист, 34 года, корреспондент американского радио в Европе:
12 сентября.
Прага. Великий человек высказался. И войны нет, по крайней мере в данный момент. Такова первая реакция Чехословакии на сегодняшнее выступление Гитлера в Нюрнберге. Гитлер набросился на Прагу с оскорблениями и угрозами. Но прямо не потребовал, чтобы ему отдали Судеты. Он даже не потребовал референдума. Однако он настаивал на «самоопределении» судетских немцев. Я слушал речь Гитлера в доме у Билла и Мэри Моррелл в трансляции радиостанции Вильсона. Задымленная комната была полна корреспондентов: Керр, Кокс, Морис Гиндуш и др. Никогда не слышал, чтоб в речах Адольфа было столько ненависти, а публика была настолько на грани помешательства. Сколько яда было в его голосе, когда в начале своего продолжительного сольного концерта на тему мнимой несправедливости по отношению к судетским немцам он сделал паузу, чтобы подчеркнуть: «Я говорю для Чехословакии!» Его слова, его тон источали злобу.
В Чехословакии, думаю, эту речь прослушал каждый человек, улицы с восьми до десяти вечера были пустынны. Сразу же после нее было созвано чрезвычайное заседание совета министров в узком составе, но Бенеш не пришел. Мы с Морреллом заказали разговор с Карлсбадом и Рейхенбергом, чтобы выяснить, не крушат ли все вокруг после этой речи три с половиной миллиона жителей Судет. К счастью, по всей стране шел проливной дождь. Около шести тысяч горячих поклонников Тенлейна со свастикой на рукавах прошли парадом по улицам Карлсбада, а после этого кричали: «Долой чехов и евреев! Мы хотим референдума!» Но столкновений не было. Та же история в Рейхенберге.
В этот день, когда мир висел на волоске, Прага стала темной и мрачной, шел холодный, колючий, проливной дождь. Большую часть дня я ходил по старым улочкам, пытаясь выяснить, как люди реагируют на угрозу войны и оккупации, когда знаешь, что через двадцать одну минуту после начала войны, если она будет объявлена, на тебя уже могут дождем сыпаться бомбы. Чехи занимались своими обычными делами, они не были ни печальны, ни подавлены, ни испуганы. Или у них совсем нет нервов, или это люди с железными нервами.
Русские, возможно не без помощи чехов, прекрасно сегодня поработали, заглушая речь Гитлера. Кенигсберг, Бреслау, Вена - все радиостанции на востоке передавали неразборчиво. Нам пришлось пробиваться через Кельн, чтобы обеспечить чистый прием.