4 сентября. Евгений Евтушенко
БАРСЕЛОНСКИЕ УЛОЧКИ
В Барселоне улочки узки,
как зрачки кошачьи у тоски.
Кто любовью занят, кто расправой -
все напротив слышится в окне.
Если кто-то режет лук на правой,
плачут все на левой стороне.
Женщины в безумье чернооком
то к соседке выплеснут ушат,
то друг дружке, вывалясь из окон,
в воздухе прически потрошат.
И, на подоконниках ликуя,
вниз горшки цветочные свалив,
дети перекрещивают струи
розовых брандспойтиков своих.
Бой идет! У всех мужья рогаты!
Всех распутниц бездны поглотят!
И над головами, как ракеты,
рыбы, морды вытянув, летят.
...Я иду внизу, посередине,
только середина тем шатка,
что в разгар схлопочет по сардине
правая и левая щека.
Я воспел бы жизненную прозу
за одну нечаянную розу
(даже при насмешливом шипе),
если бы хлестнула по щеке.
Хочется, конечно, доброты,
но на мой пиджак, что сшит по моде,
справа низвергаются помои,
слева - мрачно рушатся коты.
Где-то рядом обыски, допросы,
в тюрьмах стонут чьи-то голоса,
ну а здесь грозятся купоросом
вытравить сопернице глаза.
И пока фашистская цензура
топит мысли, как котят в мешке,
кто-то на жену кричит: «Цыц, дура!»
правда, на испанском языке.
Люди так устали. Людям туго.
Все, срывая злость на мелочах,
палачами стали друг для друга,
позабыв о главных палачах.
Мир грозится метлами, ножами.
Обнял бы я мир, да вот те на! -
рук не распахнуть никак! Зажали
правая и левая стена.
В Барселоне улочки узкй,
как зрачки кошачьи у тоски.
4 сентября 1968 года
В Барселоне улочки узки,
как зрачки кошачьи у тоски.
Кто любовью занят, кто расправой -
все напротив слышится в окне.
Если кто-то режет лук на правой,
плачут все на левой стороне.
Женщины в безумье чернооком
то к соседке выплеснут ушат,
то друг дружке, вывалясь из окон,
в воздухе прически потрошат.
И, на подоконниках ликуя,
вниз горшки цветочные свалив,
дети перекрещивают струи
розовых брандспойтиков своих.
Бой идет! У всех мужья рогаты!
Всех распутниц бездны поглотят!
И над головами, как ракеты,
рыбы, морды вытянув, летят.
...Я иду внизу, посередине,
только середина тем шатка,
что в разгар схлопочет по сардине
правая и левая щека.
Я воспел бы жизненную прозу
за одну нечаянную розу
(даже при насмешливом шипе),
если бы хлестнула по щеке.
Хочется, конечно, доброты,
но на мой пиджак, что сшит по моде,
справа низвергаются помои,
слева - мрачно рушатся коты.
Где-то рядом обыски, допросы,
в тюрьмах стонут чьи-то голоса,
ну а здесь грозятся купоросом
вытравить сопернице глаза.
И пока фашистская цензура
топит мысли, как котят в мешке,
кто-то на жену кричит: «Цыц, дура!»
правда, на испанском языке.
Люди так устали. Людям туго.
Все, срывая злость на мелочах,
палачами стали друг для друга,
позабыв о главных палачах.
Мир грозится метлами, ножами.
Обнял бы я мир, да вот те на! -
рук не распахнуть никак! Зажали
правая и левая стена.
В Барселоне улочки узкй,
как зрачки кошачьи у тоски.
4 сентября 1968 года