31 августа 1918-го
из дневников
Алексей Орешников, 62 года, сотрудник Исторического музея, Москва:
31 августа.
Вчера на заводе Михельсона (в Замоскворецком районе) после митинга в Ленина неизвестной женщиной было сделано 2 выстрела, которыми он ранен в левые плечо и лопатку. Вчера же в Петрограде убит техником Канегиссером комиссар внутренних дел Урицкий. Положение немцев продолжает ухудшаться: они отступают. Вышло 4-е издание «Домашнего быта русских царей» Забелина, которое сегодня мне прислала М.И. Забелина. Коля Коссович сидит в Бутырской тюрьме.
Никита Окунев, 49 лет, служащий пароходства, Москва:
31 августа.
Вчера товарищ Ленин при выходе с митинга на заводе Михельсона (Замоскворечье) был тяжело ранен револьверными пулями. Стреляла женщина «эсерка». Свердлов в 10 ч. 40 м. вечера выпустил воззвание «Всем, всем, всем», в котором говорит, что в покушении на жизнь вождя революции найдутся следы «правых эсеров», следы «наймитов англичан и французов», и что «рабочий класс ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции».
А Московский совдеп, за подписью Л. Каменева, говорит: «Пусть железная рука восставшего пролетария опустится на гадов издыхающего капитализма!»
† В этот же день в Петрограде убили председателя Петроградской Чрезв. ком. - Урицкого. По поводу таких событий «Известия» говорят, что «за труп Урицкого, за всякую каплю крови тов. Ленина заплатят нам своими головами представители капитала и их наймиты».
«Известия» несколько дней трубят о «восстании в Японии», но при этом пишут так: «Размеры рисовых беспорядков еще не выяснены.» Бывает так, что политика и голод не идут рука об руку.
«Известия» сообщают, что наши бывшие союзники заняли города Бапом и Перонн. Немцы отступают, бои приближаются к городам Камбрэ, Нель и Нуайон.
Александр Блок, поэт, 37 лет, Петроград:
1 августа. Ленин ранен.
Михаил Меньшиков, писатель, фельетонист, консервативный публицист и общественный деятель, в начале сентября 1918 будет расстрелян ВЧК, 58 лет, Валдай:
...
________________________________________
Как часто в моей жизни, в унынии хватаюсь за Шопенгауэра и раскрываю, где попадется. На этот раз он меня не удовлетворил. Или отвратительный фетовский перевод (I т.), или влияние осмеянной Шопенгауэром манеры немецких философов, но чувствуются неясности и ненужные хитросплетения. Думаю - не излишество ли это - отделять волю от представления? Ведь сущность всех вещей, субстанция мира, - одна. Назовите ее Богом или миром - безразлично. Все, что у нас кажется отдельными явлениями, на самом деле явления сплошные и неотделимые друг от друга. То, что нам кажется волей, не есть нечто чуждое представлению, а по существу одно. Кант уверяет, вместе с некоторыми древними мудрецами, что мы не знаем мира, а знаем лишь наше представление о мире. Но что же это значит: «наше» и «представление»? Ведь мы - это и есть мир, и наше представление есть представление мира о самом себе. Во мне - одно, в вас несколько иное, а в других - третье, но во всякой точке мировой сущности есть некоторая жизнь, которая: а) действует, б) чувствуется, как воля, в) чувствуется, как представление. Сказать, что мир есть воля или мир - мое представление одинаково неверно. О мире всего правильнее сказать, подобно Евреям, что Он - Сущий. Из его существа вытекает всякое другое будто бы «отдельное» существо и всякое самочувствие его.
Серьезно учить, что жизнь сама по себе есть бедствие и что всего лучше, если довести волю к жизни к уничтожению, по-моему, ошибка. Страдание, как и радость, - не философские понятия. Дряхлый нищий, под конец жизни все еще вымаливающий милостыню, поступает правильнее, нежели Гартман, рекомендующий массовое самоубийство: на большинство страданий своих он смотрит с презрением, почти не замечая их. Немножко солнца и голубого неба, глоток свежего воздуха, и человек счастлив. Но если, подобно Диогену, он докатится до душевной пропасти и почувствует, что дышать не стоит, то и это вполне естественно - для него. Нельзя утверждать, как делают буддисты, что мир - Майя, призрак, потому только, что представление наше о мире колеблется. Под всяким представлением есть что-то сущее и оно существует независимо от того, представляю я его себе или нет. Это сущее едва ли правильно считать волей - приурочивая к человеческой воле. Наша человеческая воля есть тоже представление о какой-то силе, нас толкающей, но непонятной.
Вера Бунина, жена Ивана Бунина, 36 лет, дача под Одессой:
31 августа.
В четыре часа дня начались взрывы. Где, неизвестно. Наверху из западной комнаты было хорошо наблюдать. Нилус некоторое время сидел и делал наброски карандашом. Ян сказал, чтобы я записала. Сначала появляется огонь, иногда небольшой, иногда в виде огненного шара, иной раз разбрасывались золотые блестки, после этого дым поднимается клубом, иногда в виде цветной капусты, иногда в виде дерева с кроной пихты...
Из города едут массы народа, платформы полны людьми; из Люстдорфа многие кинулись в город спасать вещи, [...] Неужели это повторение киевских взрывов?
[...] Масса народу с Молдаванки бежит в Люстдорф, на степь. Люди в панике. Говорят, что выбиты окна в высоких домах. Все взволнованы. Рассказывают, что вся Одесса горит, что есть человеческие жертвы.
Весь вечер стояло зарево. Иногда вспыхивали и окрашивали пол-неба огненные шары, а секунд через 20-30 доносились раскаты взрыва. [...]
Нилус сказал о Толстом: «Он, как актер, приехал в Новый край для себя и хоть бы звук наблюдений. [...] Все разговоры такие, как будто и из Москвы не выезжал...» Это действительно так. За весь путь его больше всего поразил армянин, который просил: белую сажу или черную.
Он рассказывал с чьих-то слов об убийстве Распутина: травили и не отравили. Почти слово в слово, как мне рассказывал Воля Брянский со слов Эльстона. [...]
Сергей Прокофьев, композитор, 27 лет, первые дни в США:
31 августа.
Опоздали ровно на одиннадцать часов. Причина: сгоревший мост, который чинили. Вечер провели в Сиэтле, молодом, быстро разросшемся городе, главном тихоокеанском порту для северной части Соединённых Штатов. Расширению его мешала гора - так американцы просто срыли её к чёрту до основания. Когда в полночь мы садились на пароход, чтобы плыть среди островов в Канаду (десять часов пути), то нам вдруг снова закатили допрос в таможне. Допрос мог бы затянуться на долгий срок, но капитан парохода заявил, что он не желает дольше ждать. Поэтому нам сказали «all right» и отпустили. Бегом волоча многочисленные вещи (не у меня, но у Vernett‘ов и Кучерявых), мы еле-еле поспели взобраться на пароход. Кучерявый и я отнеслись к допросу равнодушно, даже одобрительно, но Вернетты обиделись и Mme плакала.
Алексей Орешников, 62 года, сотрудник Исторического музея, Москва:
31 августа.
Вчера на заводе Михельсона (в Замоскворецком районе) после митинга в Ленина неизвестной женщиной было сделано 2 выстрела, которыми он ранен в левые плечо и лопатку. Вчера же в Петрограде убит техником Канегиссером комиссар внутренних дел Урицкий. Положение немцев продолжает ухудшаться: они отступают. Вышло 4-е издание «Домашнего быта русских царей» Забелина, которое сегодня мне прислала М.И. Забелина. Коля Коссович сидит в Бутырской тюрьме.
Никита Окунев, 49 лет, служащий пароходства, Москва:
31 августа.
Вчера товарищ Ленин при выходе с митинга на заводе Михельсона (Замоскворечье) был тяжело ранен револьверными пулями. Стреляла женщина «эсерка». Свердлов в 10 ч. 40 м. вечера выпустил воззвание «Всем, всем, всем», в котором говорит, что в покушении на жизнь вождя революции найдутся следы «правых эсеров», следы «наймитов англичан и французов», и что «рабочий класс ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции».
А Московский совдеп, за подписью Л. Каменева, говорит: «Пусть железная рука восставшего пролетария опустится на гадов издыхающего капитализма!»
† В этот же день в Петрограде убили председателя Петроградской Чрезв. ком. - Урицкого. По поводу таких событий «Известия» говорят, что «за труп Урицкого, за всякую каплю крови тов. Ленина заплатят нам своими головами представители капитала и их наймиты».
«Известия» несколько дней трубят о «восстании в Японии», но при этом пишут так: «Размеры рисовых беспорядков еще не выяснены.» Бывает так, что политика и голод не идут рука об руку.
«Известия» сообщают, что наши бывшие союзники заняли города Бапом и Перонн. Немцы отступают, бои приближаются к городам Камбрэ, Нель и Нуайон.
Александр Блок, поэт, 37 лет, Петроград:
1 августа. Ленин ранен.
Михаил Меньшиков, писатель, фельетонист, консервативный публицист и общественный деятель, в начале сентября 1918 будет расстрелян ВЧК, 58 лет, Валдай:
...
________________________________________
Как часто в моей жизни, в унынии хватаюсь за Шопенгауэра и раскрываю, где попадется. На этот раз он меня не удовлетворил. Или отвратительный фетовский перевод (I т.), или влияние осмеянной Шопенгауэром манеры немецких философов, но чувствуются неясности и ненужные хитросплетения. Думаю - не излишество ли это - отделять волю от представления? Ведь сущность всех вещей, субстанция мира, - одна. Назовите ее Богом или миром - безразлично. Все, что у нас кажется отдельными явлениями, на самом деле явления сплошные и неотделимые друг от друга. То, что нам кажется волей, не есть нечто чуждое представлению, а по существу одно. Кант уверяет, вместе с некоторыми древними мудрецами, что мы не знаем мира, а знаем лишь наше представление о мире. Но что же это значит: «наше» и «представление»? Ведь мы - это и есть мир, и наше представление есть представление мира о самом себе. Во мне - одно, в вас несколько иное, а в других - третье, но во всякой точке мировой сущности есть некоторая жизнь, которая: а) действует, б) чувствуется, как воля, в) чувствуется, как представление. Сказать, что мир есть воля или мир - мое представление одинаково неверно. О мире всего правильнее сказать, подобно Евреям, что Он - Сущий. Из его существа вытекает всякое другое будто бы «отдельное» существо и всякое самочувствие его.
Серьезно учить, что жизнь сама по себе есть бедствие и что всего лучше, если довести волю к жизни к уничтожению, по-моему, ошибка. Страдание, как и радость, - не философские понятия. Дряхлый нищий, под конец жизни все еще вымаливающий милостыню, поступает правильнее, нежели Гартман, рекомендующий массовое самоубийство: на большинство страданий своих он смотрит с презрением, почти не замечая их. Немножко солнца и голубого неба, глоток свежего воздуха, и человек счастлив. Но если, подобно Диогену, он докатится до душевной пропасти и почувствует, что дышать не стоит, то и это вполне естественно - для него. Нельзя утверждать, как делают буддисты, что мир - Майя, призрак, потому только, что представление наше о мире колеблется. Под всяким представлением есть что-то сущее и оно существует независимо от того, представляю я его себе или нет. Это сущее едва ли правильно считать волей - приурочивая к человеческой воле. Наша человеческая воля есть тоже представление о какой-то силе, нас толкающей, но непонятной.
Вера Бунина, жена Ивана Бунина, 36 лет, дача под Одессой:
31 августа.
В четыре часа дня начались взрывы. Где, неизвестно. Наверху из западной комнаты было хорошо наблюдать. Нилус некоторое время сидел и делал наброски карандашом. Ян сказал, чтобы я записала. Сначала появляется огонь, иногда небольшой, иногда в виде огненного шара, иной раз разбрасывались золотые блестки, после этого дым поднимается клубом, иногда в виде цветной капусты, иногда в виде дерева с кроной пихты...
Из города едут массы народа, платформы полны людьми; из Люстдорфа многие кинулись в город спасать вещи, [...] Неужели это повторение киевских взрывов?
[...] Масса народу с Молдаванки бежит в Люстдорф, на степь. Люди в панике. Говорят, что выбиты окна в высоких домах. Все взволнованы. Рассказывают, что вся Одесса горит, что есть человеческие жертвы.
Весь вечер стояло зарево. Иногда вспыхивали и окрашивали пол-неба огненные шары, а секунд через 20-30 доносились раскаты взрыва. [...]
Нилус сказал о Толстом: «Он, как актер, приехал в Новый край для себя и хоть бы звук наблюдений. [...] Все разговоры такие, как будто и из Москвы не выезжал...» Это действительно так. За весь путь его больше всего поразил армянин, который просил: белую сажу или черную.
Он рассказывал с чьих-то слов об убийстве Распутина: травили и не отравили. Почти слово в слово, как мне рассказывал Воля Брянский со слов Эльстона. [...]
Сергей Прокофьев, композитор, 27 лет, первые дни в США:
31 августа.
Опоздали ровно на одиннадцать часов. Причина: сгоревший мост, который чинили. Вечер провели в Сиэтле, молодом, быстро разросшемся городе, главном тихоокеанском порту для северной части Соединённых Штатов. Расширению его мешала гора - так американцы просто срыли её к чёрту до основания. Когда в полночь мы садились на пароход, чтобы плыть среди островов в Канаду (десять часов пути), то нам вдруг снова закатили допрос в таможне. Допрос мог бы затянуться на долгий срок, но капитан парохода заявил, что он не желает дольше ждать. Поэтому нам сказали «all right» и отпустили. Бегом волоча многочисленные вещи (не у меня, но у Vernett‘ов и Кучерявых), мы еле-еле поспели взобраться на пароход. Кучерявый и я отнеслись к допросу равнодушно, даже одобрительно, но Вернетты обиделись и Mme плакала.