11 августа 1938-го года
из дневников
Иван Майский, дипломат, 54 года, посол СССР в Англии, Лондон:
11 августа.
Итак, военные действия в Маньчжурии прекратились. Подписано перемирие. Обе стороны остаются на своих нынеших позициях, т.е. мы держим в своих руках Чанкуфенг. Очень хорошо. Итог, безусловно, в нашу пользу.
Конфликт затеян не нами, а Японией. Японцы хотели захватить Чанкуфенг или, по крайней мере, предотвратить его укрепление нами. Ни той, ни другой цели они не добились. Мы держим Чанкуфенг и не связаны никаким обещанием очистить высоту. Конфликт был затеян местной военщиной. Яппра боялось разрастания его и делало попытки к скорейшей ликвидации столкновения. Оно наталкивалось на сопротивление военных и Сигемитцу.
Как бы то ни было, Япония получила хороший урок, а вместе с ней получили урок также «западные демократии».
Владимир Голицын, художник-иллюстратор, 36 лет, Абхазия, Гудаута (П.Д. - художник Павел Корин):
11 августа.
Утром я писал свою панораму гор, Павел Дмитриевич «Сагу о Форсайтах» читал. Днем я работал у моря. Павел Дмитриевич подошел и сказал, что пора кончать. Я подписал работу. Сегодня он много о себе рассказывал. Первое посещение Третьяковской галереи 14-ти лет. Помнит только, что у васнецовских «Богатырей» небо не понравилось - не чисто написано. У него были большие сапоги. Бежал за живописцами - старшими мастерами живописной мастерской, куда он попал по приезде в Москву, которые шли очень быстро. Все боялся упасть на скользком паркете, и на поворотах его заносило. Потом уже он ходил один по праздникам. Целые дни проводил в галерее. Очень тогда нравилась картина Бронникова «Гимн Пифагорейцев». Позднее под влиянием Степанова (Клавдий Петрович Степанов - учитель П.Д., у которого тот жил) полюбил старых итальянцев - Анжелико, Гоцоли, Боттичелли. Даже своих русских (Репина, Васнецова, Сурикова) перестал ценить. Степанов заставлял Корина копировать множество картин, а потом продавал. Он хотел возродить у нас ученичество эпохи Возрождения. Когда в «Известиях» в 1937 году появилась статья «Не художник», где писалось, что у Корина в мастерской фабрика мракобесия и чертовщины, то в то же утро Бабель позвонил по телефону и просит директора фабрики Корина. П.Д. подошел. Бабель говорит: «Вы директор фабрики мракобесия? Не продадите ли мне парочку чертей? Да пострашнее!» П.Д., рассказывая про годы юности, говорил, что жил только всецело поглощенный одним искусством. «Я не пил, не гулял с ребятами. Только одним жил. Вся страсть туда ушла». Много еще говорил, всего не упомнишь. Не хотелось ему уходить с бревен перед домом. Луна хороша. Тихо. Море чуть плещет у берега. П.Т. все спать гнала. Он очень спит чутко. Малейший шум его будит. Японцев от всей души ненавидит. Вчера К., не прочтя как следует газету, рассказывал, что японцы на 200 км вглубь к нам продвинулись. П.Д. ужасно расстроился. Скорее всего, ошибка - не км, а метры.
Иван Майский, дипломат, 54 года, посол СССР в Англии, Лондон:
11 августа.
Итак, военные действия в Маньчжурии прекратились. Подписано перемирие. Обе стороны остаются на своих нынеших позициях, т.е. мы держим в своих руках Чанкуфенг. Очень хорошо. Итог, безусловно, в нашу пользу.
Конфликт затеян не нами, а Японией. Японцы хотели захватить Чанкуфенг или, по крайней мере, предотвратить его укрепление нами. Ни той, ни другой цели они не добились. Мы держим Чанкуфенг и не связаны никаким обещанием очистить высоту. Конфликт был затеян местной военщиной. Яппра боялось разрастания его и делало попытки к скорейшей ликвидации столкновения. Оно наталкивалось на сопротивление военных и Сигемитцу.
Как бы то ни было, Япония получила хороший урок, а вместе с ней получили урок также «западные демократии».
Владимир Голицын, художник-иллюстратор, 36 лет, Абхазия, Гудаута (П.Д. - художник Павел Корин):
11 августа.
Утром я писал свою панораму гор, Павел Дмитриевич «Сагу о Форсайтах» читал. Днем я работал у моря. Павел Дмитриевич подошел и сказал, что пора кончать. Я подписал работу. Сегодня он много о себе рассказывал. Первое посещение Третьяковской галереи 14-ти лет. Помнит только, что у васнецовских «Богатырей» небо не понравилось - не чисто написано. У него были большие сапоги. Бежал за живописцами - старшими мастерами живописной мастерской, куда он попал по приезде в Москву, которые шли очень быстро. Все боялся упасть на скользком паркете, и на поворотах его заносило. Потом уже он ходил один по праздникам. Целые дни проводил в галерее. Очень тогда нравилась картина Бронникова «Гимн Пифагорейцев». Позднее под влиянием Степанова (Клавдий Петрович Степанов - учитель П.Д., у которого тот жил) полюбил старых итальянцев - Анжелико, Гоцоли, Боттичелли. Даже своих русских (Репина, Васнецова, Сурикова) перестал ценить. Степанов заставлял Корина копировать множество картин, а потом продавал. Он хотел возродить у нас ученичество эпохи Возрождения. Когда в «Известиях» в 1937 году появилась статья «Не художник», где писалось, что у Корина в мастерской фабрика мракобесия и чертовщины, то в то же утро Бабель позвонил по телефону и просит директора фабрики Корина. П.Д. подошел. Бабель говорит: «Вы директор фабрики мракобесия? Не продадите ли мне парочку чертей? Да пострашнее!» П.Д., рассказывая про годы юности, говорил, что жил только всецело поглощенный одним искусством. «Я не пил, не гулял с ребятами. Только одним жил. Вся страсть туда ушла». Много еще говорил, всего не упомнишь. Не хотелось ему уходить с бревен перед домом. Луна хороша. Тихо. Море чуть плещет у берега. П.Т. все спать гнала. Он очень спит чутко. Малейший шум его будит. Японцев от всей души ненавидит. Вчера К., не прочтя как следует газету, рассказывал, что японцы на 200 км вглубь к нам продвинулись. П.Д. ужасно расстроился. Скорее всего, ошибка - не км, а метры.