4 августа. Сергей Прокофьев
из дневника 1913-го года (Крым, Гурзуф):
Именины Евдокии Сильвестровны, а потому цветы, шампанское, икра. И меня втянули в подношение цветов, хотя я только пикировался с Евдокией. Плансон всё время просила меня сыграть что-нибудь моё. Она очень мила. После завтрака я сел за пианино, начал ей наигрывать 2-й Концерт и незаметно сыграл всю первую часть. А затем по требованию публики и остальные три части. К удивлению, Концерт имел успех. Первую тему теперь все поют. Нина заявила, что хочет рисовать мой портрет. Я сел позировать: Нина выпустила из тюбиков свои краски, сделала серьёзное выражение лица и начала рисовать. Мне пришлось полтора часа сидеть неподвижно в кресле, причём даже письма Чехова нельзя было читать. У Нины ужасно славные клыки. Через полтора часа Нина меня отпустила на волю. Я заглянул на полотно и увидел там такого идиотика, что принялся ругаться. Нина успокаивала меня, что это ещё только набросок, а отделка будет впереди.
Освободившись от позирования, я с удовольствием погрузился в письма Чехова и очень обрадовался, когда нашёл в них заметку, как его посетил Чайковский и как Чехов был этим польщён.
Надя Плансон доканчивает свой удачный портрет с Тали. Я хвалю снова и говорю, что Надя должна себя реабилитировать по отношению ко мне, нарисовав с меня этюд лучший, чем вчера. Она отвечает, что сейчас до отъезда не поспеет, а зимой, когда я приду к ней, сделает с меня настоящий портрет.
После обеда вся компания собралась на море. Природа очаровательна: луна прячется за красивые облака, море окрашено в стальной цвет и спокойно, как зеркало. Все весело рассаживаются в лодке. Отчаливаем. Два гребца живо гонят лодку прямо в открытое море. Гурзуфская деревня блестит целой террасой огней. Вдали идёт батумский пароход. Я удобно лежу, положив голову Тале на колени и опустив руку в тёплую воду. Пытаемся петь, соединяя тему «Мейстерзингеров» и «Тореадора». Это нелегко: сбиваемся и детонируем, но после нескольких раз начинает выходить. Выражение: «Стерр...лядь с Волл...ги!» - слышанное мною в Териоках и ляпнутое теперь в лодке, вызывает сначала хохот, но Вера Николаевна спохватывается и сквозь смех пытается делать замечание. Когда от моря шли обратно на дачу, то вся молодёжь сорвалась и побежала бегом.
Усталый ухожу спать. Сижу у порога и, наслаждаясь тишиной ночи, с миром на душе гляжу на луну, небо и бегущие облака.
Именины Евдокии Сильвестровны, а потому цветы, шампанское, икра. И меня втянули в подношение цветов, хотя я только пикировался с Евдокией. Плансон всё время просила меня сыграть что-нибудь моё. Она очень мила. После завтрака я сел за пианино, начал ей наигрывать 2-й Концерт и незаметно сыграл всю первую часть. А затем по требованию публики и остальные три части. К удивлению, Концерт имел успех. Первую тему теперь все поют. Нина заявила, что хочет рисовать мой портрет. Я сел позировать: Нина выпустила из тюбиков свои краски, сделала серьёзное выражение лица и начала рисовать. Мне пришлось полтора часа сидеть неподвижно в кресле, причём даже письма Чехова нельзя было читать. У Нины ужасно славные клыки. Через полтора часа Нина меня отпустила на волю. Я заглянул на полотно и увидел там такого идиотика, что принялся ругаться. Нина успокаивала меня, что это ещё только набросок, а отделка будет впереди.
Освободившись от позирования, я с удовольствием погрузился в письма Чехова и очень обрадовался, когда нашёл в них заметку, как его посетил Чайковский и как Чехов был этим польщён.
Надя Плансон доканчивает свой удачный портрет с Тали. Я хвалю снова и говорю, что Надя должна себя реабилитировать по отношению ко мне, нарисовав с меня этюд лучший, чем вчера. Она отвечает, что сейчас до отъезда не поспеет, а зимой, когда я приду к ней, сделает с меня настоящий портрет.
После обеда вся компания собралась на море. Природа очаровательна: луна прячется за красивые облака, море окрашено в стальной цвет и спокойно, как зеркало. Все весело рассаживаются в лодке. Отчаливаем. Два гребца живо гонят лодку прямо в открытое море. Гурзуфская деревня блестит целой террасой огней. Вдали идёт батумский пароход. Я удобно лежу, положив голову Тале на колени и опустив руку в тёплую воду. Пытаемся петь, соединяя тему «Мейстерзингеров» и «Тореадора». Это нелегко: сбиваемся и детонируем, но после нескольких раз начинает выходить. Выражение: «Стерр...лядь с Волл...ги!» - слышанное мною в Териоках и ляпнутое теперь в лодке, вызывает сначала хохот, но Вера Николаевна спохватывается и сквозь смех пытается делать замечание. Когда от моря шли обратно на дачу, то вся молодёжь сорвалась и побежала бегом.
Усталый ухожу спать. Сижу у порога и, наслаждаясь тишиной ночи, с миром на душе гляжу на луну, небо и бегущие облака.