20 июля 1913. Стихи и проза
путешествующих.
Сергей Вавилов, физик, 22 года:
20 июля.
В поезде в Австрии
Вирши
Исчезнул сон Италии небесной
По Австрии пивной я в поезде тащусь
И до России дикой, но прелестной
Надеюсь уж во вторник я домчусь
В поезде жиды, немцы, русские, итальянцы, англичане и венгры. Хуже всех немцы.
Вена
Боже мой, какая гадость; сейчас в памяти моей Италия сияет уж как алмаз в сравнении с этим городским паскудством. После 15 часов пыли в вагоне, где я принципиально и в окна не смотрел (что смотреть [-] вылощенные горы, домики и луга, только отравлять воспоминания о шероховатом, пестром и воздушном пейзаже Италии), остановился в каком-то паскуднейшем отеле, где в зеркале прямая изображается параболой, где окно... выходит в коридор и другие гадости. Лупят и облапошивают на каждом шагу. В Италии, даже в Венеции я и следа не видал мошенничества и обмана, тут то и другое на каждом шагу. Отвратительное кафе, с проститутками, господами, предлагающими «Gumm[i]-Waren» («товары из каучука (резины)» , несчастные русские жиды и жиденята, вонь и грязь, какое-то филиальное отделение Варшавы. И это город Вена. Вену я знаю, в ней есть 1) то, что я сегодня видел, т.е. вся грязь, 2) аляповато-роскошные дома, 3) S. Stefano и больше ничего (музеи - да ведь это т.е. «ворованное»). Я ходил сейчас по улицам и только повторял «Италия, Италия, как же ты прекрасна». За Джорджоне и Пьеро я в Италии мало замечал Италию, теперь она выступает в памяти в удивительно нежных тонах. И как это, право, смешно, Pontebbo настоящая итальянская граница, до Pontebbo все совершенно итальянское, поля кукурузы, виноград на тутовых деревьях, дряхлые церкви, серая каменная кладка, темная черепица - архаизм, уют; а за Pontebbo’ы все словно выскоблили и вымыли, беленькие дома с красными крышами, веселые острые костелы, бритые луга и конфетные горы. Мне сейчас Австрия просто противна. Уеду завтра, вероятно, в 3 часа, зайду в галерею посмотреть Джорджоне, в Rathaushalle и zurück (большой зал ратуши и назад). Домой, домой.
ЗАКАТ НАД МОРЕМ
Над морем из серого крепа,
На призрачно-розовом шелке,
Труп солнца положен; у склепа
Стоят паруса - богомолки,
Пред ними умерший владыка
Недавно горевшего дня…
Ложатся от алого лика
По водам зигзаги огня.
Вот справа маяк полусонный
Взглянул циклопическим взором;
Весь в пурпуре, диск удлиненный
Совпал с водяным кругозором;
И волн, набегающих с силой,
Угрюмей звучат голоса…
Уже над закрытой могилой;
Померкнув, стоят паруса.
20 июля 1913, Noordwijk-aan-Zee, Валерий Брюсов.
Сергей Вавилов, физик, 22 года:
20 июля.
В поезде в Австрии
Вирши
Исчезнул сон Италии небесной
По Австрии пивной я в поезде тащусь
И до России дикой, но прелестной
Надеюсь уж во вторник я домчусь
В поезде жиды, немцы, русские, итальянцы, англичане и венгры. Хуже всех немцы.
Вена
Боже мой, какая гадость; сейчас в памяти моей Италия сияет уж как алмаз в сравнении с этим городским паскудством. После 15 часов пыли в вагоне, где я принципиально и в окна не смотрел (что смотреть [-] вылощенные горы, домики и луга, только отравлять воспоминания о шероховатом, пестром и воздушном пейзаже Италии), остановился в каком-то паскуднейшем отеле, где в зеркале прямая изображается параболой, где окно... выходит в коридор и другие гадости. Лупят и облапошивают на каждом шагу. В Италии, даже в Венеции я и следа не видал мошенничества и обмана, тут то и другое на каждом шагу. Отвратительное кафе, с проститутками, господами, предлагающими «Gumm[i]-Waren» («товары из каучука (резины)» , несчастные русские жиды и жиденята, вонь и грязь, какое-то филиальное отделение Варшавы. И это город Вена. Вену я знаю, в ней есть 1) то, что я сегодня видел, т.е. вся грязь, 2) аляповато-роскошные дома, 3) S. Stefano и больше ничего (музеи - да ведь это т.е. «ворованное»). Я ходил сейчас по улицам и только повторял «Италия, Италия, как же ты прекрасна». За Джорджоне и Пьеро я в Италии мало замечал Италию, теперь она выступает в памяти в удивительно нежных тонах. И как это, право, смешно, Pontebbo настоящая итальянская граница, до Pontebbo все совершенно итальянское, поля кукурузы, виноград на тутовых деревьях, дряхлые церкви, серая каменная кладка, темная черепица - архаизм, уют; а за Pontebbo’ы все словно выскоблили и вымыли, беленькие дома с красными крышами, веселые острые костелы, бритые луга и конфетные горы. Мне сейчас Австрия просто противна. Уеду завтра, вероятно, в 3 часа, зайду в галерею посмотреть Джорджоне, в Rathaushalle и zurück (большой зал ратуши и назад). Домой, домой.
ЗАКАТ НАД МОРЕМ
Над морем из серого крепа,
На призрачно-розовом шелке,
Труп солнца положен; у склепа
Стоят паруса - богомолки,
Пред ними умерший владыка
Недавно горевшего дня…
Ложатся от алого лика
По водам зигзаги огня.
Вот справа маяк полусонный
Взглянул циклопическим взором;
Весь в пурпуре, диск удлиненный
Совпал с водяным кругозором;
И волн, набегающих с силой,
Угрюмей звучат голоса…
Уже над закрытой могилой;
Померкнув, стоят паруса.
20 июля 1913, Noordwijk-aan-Zee, Валерий Брюсов.