4 июня 1943-го года
из дневников
Николай Каманин, лётчик, 34 года, генерал-майор, командир штурмового авиа-корпуса, Воронежская область:
4 июня.
Вчера перелетел в Бутурлиновку. Штаб корпуса разместился хорошо и уже имеет связь со всеми аэродромами и штабом армии. Бутурлиновка - большая станция (районный центр), как и большинство степных населённых пунктов, малопривлекательна. Мне больше по сердцу деревни Подмосковья, Владимирщины - средней полосы России. Сегодня подтягиваются 235 и 809 шап. Перебазирование лётного эшелона в основном закончено.
90 гшап - Нижняя Каменка - 32/28
91 гшап - Таловая - 35/33
92 гшап - Верхи. Тишанка - 31/31
451 шап - Хреновое - 31/30
235 шап - Совхоз «Правда» - 31/28
809 шап - Совхоз «Заря» - 31/30
728 иап - Бутурлиновка - 32/26
32 и 91 иап - Воронеж - 33/33
32/32
Числитель - вылетело из района Торжка.
Знаменатель - к 15.00 4.6.43 было на аэродромах нового базирования.
Софья Аверичева, актриса, 28 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область (в госпитале):
4 июня.
Завтра я ухожу домой, домой в свою роту! Когда я попросила выписать меня из госпиталя, наш «главный» ужасно рассердился: «Партизанщина!» Изо дня в день я убеждала его, что в роте мне будет спокойнее, что на перевязки я смогу ходить в санчасть. На задание сразу не пойду. Я уже смертельно ему надоела. В конце концов с возгласом «Я слагаю с себя ответственность!» он взял с меня подписку, что я выписываюсь по собственному требованию и госпиталь за последствия не отвечает.
На прощанье написала в стенгазету заметку, в которой благодарила моих исцелителей - врачей, сестер, нянюшек, особенно дорогого Михаила Григорьевича.
До сих пор я никому не говорила о своей гражданской профессии. Не знаю почему, но, мне кажется, сказать о себе «я - актриса» как-то неудобно, очень уж это громко и ко многому обязывает. А тут концерт. Я взглянула на лица раненых солдат, на людей в белых халатах, сидящих в зале, и не могла сдержать себя. Вышла на сцену и сама попросила разрешения выступить. В ответ - аплодисменты. Я читала Суркова и Симонова. «Пехотинец», «Жди меня», «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины»... Долго не отпускали меня со сцены. Аплодировали вовсю, особенно за поэму Суркова «Думы солдатки» и за симоновскую «Майор привез мальчишку на лафете».
Вместе со всеми аплодировал и улыбался мне Михаил Григорьевич. Значит, он все понял и не сердится. После концерта девочки-медсестры окружили меня, я даже расцеловалась со всеми.
Завтра рано утром я отправляюсь домой.
Примечание
"Думы солдатки" Алексея Суркова я не нашел, нет никаких следов в интернете об этой поэме.
А Константин Симонов, конечно, есть:
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой…
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
За тридевять земель, в горах Урала,
Твой мальчик спит. Испытанный судьбой,
Я верю: мы во что бы то ни стало
В конце концов увидимся с тобой.
Но если нет, когда наступит дата
Ему, как мне, идти в такие дни
Вслед за отцом, по праву, как солдата,
Прощаясь с ним, меня ты помяни.
1941
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
4 июня.
...В городе. «Выдача медалей - это перед событиями...» Все ждут новых боев.
Сегодня, в 2 часа дня, в Пубалте и в штабе - вручают медали. С. К. тоже награждена, но женщины получат медали почему-то несколько позже.
У Курска уничтожено 162 самолета, а не 123. Взяты в плен десятки немецких летчиков. Налеты нашей АДЦ на Киев и Рославль крупными силами. (Самолетов пятьсот? Прочел в «Красной звезде» об одной операции, в которой участвовало 450 советских самолетов.)
Из новостей. Небезызвестный нацист Дитрих (начальник отдела печати) заявил: «Ошибочно думать, что только наступление - признак силы. Сила и в обороне. В 1918 году Людендорф совершил ошибку, начав наступление...» Заявление сенсационное! Либо это камуфляж и дезинформация для обмана противников перед новым ударом на Востоке, либо подготовка общественного мнения Германии к оборонительно]-пассивной фазе войны. Видимо, кое-что подсчитали, учли нашу авиацию, ПВО, наши ресурсы и т. д. Броситься в новую авантюру, когда на востоке - мощный СССР, а на западе - готовые к бою англо-американские армии и флоты, - опасно! Гитлер, видимо, хочет сманеврировать, выждать.
Грубо говоря:
1) СССР силен и дал ясно понять, что объектом игры - ничьей игры - не хочет быть и не будет.
2) Союзники, вероятно, хотели бы, чтобы мы увязли в драке, включая и Дальний Восток, а затем они, союзники, пришли бы на помощь: мы-де спасаем СССР.
3) СССР дрался два года (сделано исключительно много) и теперь может выждать. Мы хотели бы, чтобы союзники начали вторжение в Европу и этим внесли бы свою долю. Давно пора!
4) Гитлер спешно формирует последние резервные дивизии. Готовится к обороне Атлантического и Средиземноморского побережий.
Ленинград в общей системе - «важнейший узел обороны страны»... Такова формулировка на данном этапе. Нам это надо понять, учесть. Сущность же операций, видимо, не раскрывается даже штабам фронтов и армий. Выполнять свою задачу - вот наше дело.
Думаю, что после войны, после Ленинграда обычная мирная жизнь будет в первое время раздражать. И как бы мы ни стремились к миру, к покою, к комфорту - далеко не все в душе и в психике будет сразу уравновешено. Опять потянет к острым ощущениям, к движению, к высоким взлетам. Ну и пойдем в новые дела: в дальние плавания, экспедиции и пр.
Днем объявили выпуск второго военного займа на двенадцать миллиардов рублей.
Надо еще раз просмотреть и отшлифовать сборник моих радиоречей (347 страниц) и отослать его в Ленинградское военное издательство...
Последние новости. 4 июня Синклер заявил, что Сицилия, Сардиния и Пантеллерия парализованы и суда союзников свободно идут по всему Средиземному морю. 2 июня их эскадра вышла из Гибралтара на восток. Это считается предвестием вторжения.
Вечером долго беседовали с С. К. о пьесе, о жизни. Работа нас как-то разлучает... Не хватает времени друг для друга.
Вера Инбер, поэт, 52 года, Ленинград:
4 июня.
Евфросинья Ивановна сообщила мне, что немцы «набросали листовок». Снова стреляют. Сейчас, сию минуту, где-то близко, не грохнуло, а как-то прошипело…
Сяду-ка я за «пушкинское» стихотворение. В 144-ю годовщину рождения Пушкина в его квартире, на Мойке, мы будем выступать по радио.
Варвара Малахиева-Мирович, литератор, 74 года, Москва:
4 июня.
1-й час ночи. Уже раздался несколько раз по радио успокоительный голос: «Опасность воздушного нападения миновала».
Пролетел мимо нас Азраил. На фронтовую полосу. «Помяни, Господи, во царстве своем тех, кто в эту ночь положит душу свою за други своя».
Приехала с театральным эшелоном Лида Случевская из Свердловска (из древнего моего кружка «Радости жизни»). За истекший год она понесла великую утрату. Из тех, что потрясают жизнь до основания. Смерть взяла у нее единственного друга, опору материальную и моральную, нежно любившего спутника (М. А. Рыбникова, талантливая художница и кристальной чистоты душа). Лида Случевская одного возраста с Аллой, но до войны, когда Алла расцвела, как осенняя роза махровейшего сорта, Лида перешагнула через золотую осень в ноябре, когда «под ледяной своей корой ручей немеет, все цепенеет. Лишь ветер злой, бушуя, воет и небо кроет мглой седой». Рыже-золотые кудри ее почти сплошь поседели и поредели. Подсохла, огрубела и покраснела нежная кожа лица, потускнели глаза. И какая-то преждевременная старческая резиньяция в жестах, во всей фигуре. Но в то же время и какой-то волевой стимул - не пропасть, какая-то чуждая ей физическая энергия и деловитость - в интонациях и в планах житейского характера.
Когда я, извинившись, ушла на кухню достряпывать суп для Сергея и Сусанны, которые приезжают ко мне завтракать со службы, Лида осталась одна. Я предложила ей почитать что-нибудь из книг, которые лежали на моем столе. Она сказала:
- Я могла бы читать сейчас только одну книгу. Не знаю, есть ли она у вас.
У меня нашелся томик Нового Завета. Когда я вернулась из кухни, я застала Лиду склоненной над ним с лицом, залитым слезами. Она взяла мою руку и, прижимаясь к ней лицом, прошептала:
- Скажите, это всё правда, что здесь написано? Или это то, без чего жить нельзя, но что люди сами себе в утешение придумали?
Бедный неофит! Сколько еще впереди у нее таких сомнений и слез! Я ответила без педагогизма, по чистой совести, что для меня правда не в догматах, а в моем «богоощущении», во внутреннем моем собственном касании к горнему миру. И что в этой моей правде последние годы я не сомневалась. Я не прибавила только об ожесточенной борьбе, какая возникает время от времени между верой и ratio в моей душе. И которая, к великому благу моему, до сих пор кончается победой Большого Разума над Малым.
Влечет видеть ее в других ролях. Но что-то милое и затаенно-хорошее чувствуется в ее женской природе.
Пошла с Сергеем в филиал Малого, чтобы помочь, если какие-нибудь выйдут преткновения с билетами. Дорогой говорили о катализаторах, о «чудесах» химии. Дорогой любила его и рада была, что идет он так близко, слушает и говорит так мягко и внимательно. Недоразумений никаких в кассе не вышло, и он пошел домой спешным шагом - уже соскучился о маленькой Суламифи своей и хотел поскорей ее обрадовать «Стаканом воды» - попасть на эту пьесу хотелось именно ей.
Узнала, что Дима на готовцевском огороде. Но в театр и он попадет. Все четверо (включая и Сусанну) они живут сейчас празднично, тепло, радостно от своей сплоченности и от женитьбы Сергея. И Дима, и Маша могли бы говорить: «Мы женимся на Сусанне, на нежной, подобной серне с “виноградников нагорных” сестре нашей Сусанне, и празднуем нашу свадьбу в театре, в кино, у Ильи Обыденного, в чаепитиях на Зубовском бульваре. И в общих ночлегах там». От чистоты и полноты их приятия Сусанны в их семью, от юности их, непорочной и светлой, несмотря на все, что обрушилось на неокрепшие их плечи за эти годы, когда смотришь в их сторону, слезы подступают к горлу: в них благодарность им и матери их за красоту образа человеческого, просиявшего сквозь их лики и жизнь их.
Трамвай, в котором жестоко друг друга все мяли и давили, довез меня до Зубовской площади. Зашла к Надежде Григорьевне Чулковой - попросить адрес врача для Суламифи (у бедняжки туберкулез). С Надеждой Григорьевной - старческий разговор о важности иметь жизненную опору, когда состаришься, как мы в настоящее время - опору в молодой чьей-нибудь деятельной любви и преданности. У нее появилась в этом году такая опорная точка в лице Нади Розановой. Алла больше, чем опора, - это право существовать на свете, не голодая, не скитаясь и не прося милостыню. Но это не опора в смысле моральном и сердечном. Притушилась розовая лампада, и вешнее тепло подморозилось за последние годы. Но бывает так, как сегодня было: вдруг уничтожилось расстояние биллиона верст (инопланетности), и захотелось ей рассказать мне о самом интимном и болезненном, и дорогом, когда после обеда пили чай и никого больше не было. Главное, не было Гали. Ее холодная, настойчивая воля с польской незаметной ловкостью воздействует на Аллу в смысле отчуждения ее от людей, для Гали неприемлемых. В Гали я отражаюсь с некоторых пор, вероятно, так же, как она во мне - только еще безобразнее. Ее вижу часто в образе ящерицы, и не простой, а той, какую Винчи украсил золотыми рогами, крыльями летучей мыши и какой-то гремушкой. Во мне же тому, кто не может меня полюбить, не нужно никак менять мой образ, он достаточно безобразен внешне и нескладен, противоречив и пугающе неожиданен для меня самой внутренне.
Целый день я мыла посуду - и чайную и кухонную - и что-то достряпывала. Чего-то напробовалась в стряпне понемногу и могла весь обед свой оставить на завтра для Сережи и Сусанны. И в довершение удачи (это и морально - удача) Шура прибавила к моей снеди еще какой-то вчерашний отвар - так что получится количество супа, достаточное для троих - вернулся с волоколамских огородов Дим. До июля надо продлить для него возможность подкрепляться у меня между скудным школьным обедом и скудным и поздним домашним ужином: буду делать это при помощи какой-то пищевой комбинации моего измышления, конечно тоже скудной. Но в том, что он может проглотить у меня на письменном столе, встречаются какие-то жиры и витамины, каких нет в его обиходе.
К вечеру - зеленая-зеленая трава и кудрявые, по-версальски шаровидные деревца сквера Маркса и Энгельса, где провела часа полтора. Цветов еще нет: вместо них - дети того возраста, когда они, особенно девочки, дают впечатление цветов, живых кукол, забавных зверьков и бескрылых ангелов - все вместе. Долго на них смотрела. Надо будет каждый день ходить туда на часик
Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой, 18 лет, Ташкент
4 июня.
Пишу утром. La journée a commencé plutôt mal! Что-то произошло на трамвайной линии, и потому, проехав только одну остановку, я с полдороги возвратился домой, и консультация s’en est allée à l’eau. Придется завтра утром - если не скажут явиться опять на перерегистрацию - придется поехать прямо на экзамен. Ведь я ни разу не заглядывал в книгу, и не знаю грамматику, и не имею понятия о преподавателе, который меня будет спрашивать, и потому рискую поражением и провалом! Mais espérons que tout ira bien - c’est tout ce qui reste à faire. Через часок поеду на регистрационный пункт. Написал письмо Але и открытку Муле. A Dieu Vat.
Пишу вечером. Сегодня решилась моя судьба. Я мобилизован на работу в промышленность; должен явиться в понедельник без вещей. Одно утешение: кажется, я буду жить, где живу, и работать в самом Ташкенте: так сказал мне писарь, хорошо ко мне относящийся: «Сейчас набор на ташкентские заводы, а пришли бы вы позже был бы уже на Чорчик». И точно подтвердил, что я работать буду в Ташкенте. Надеюсь, что это будет так; в таком случае, это гораздо лучше, чем отправляться куда-то к чорту на куличики. Но будет ли это так? Меня сейчас беспокоит вопрос о школе - экзамены сорваны, но необходимо добиться аттестата, выдачи его или соответствующей справки без испытаний в максимально, предельно короткий срок. Я покажу повестку, скажу, что мне надо в понедельник быть с вещами и потому очень прошу выдать до аттестата, по крайней мере, справку, «потому что страшно досадно, что меня мобилизуют как раз во время экзаменов, и не пропадать же 10у классу» и т.д. Все дело в том, что решат директорша и завуч; необходимо, чтобы решение было в мою пользу. Сегодня вечером был у Горского; решил сдать экзамен по французскому в 64й школе, а не в этой 147, что так далеко. Это, в конце концов, моя прежняя школа, и я не думаю, что там будут чинить препятствия из-за формальностей и согласятся, чтобы я сдал экзамен и получил справку. Я хочу сдать, чтобы три первые отметки были отличные (по экзаменам); этим легче будет склонить «начальство» на выдачу аттестата. Занял у Горского 50 р. Таким образом, должен 70 р. ему. Завтра или послезавтра он должен достать пива. Говорят, КП Англии влилась в тред-юнионы; говорят, Красный Крест отказался расследовать «катыньскую бойню»; говорят, Сикорский отмежевывается от прогитлеровцев; говорят, в Ташкент приехал какой-то митрополит. Сегодня письмо от Али. A Dieu Vat.
Николай Каманин, лётчик, 34 года, генерал-майор, командир штурмового авиа-корпуса, Воронежская область:
4 июня.
Вчера перелетел в Бутурлиновку. Штаб корпуса разместился хорошо и уже имеет связь со всеми аэродромами и штабом армии. Бутурлиновка - большая станция (районный центр), как и большинство степных населённых пунктов, малопривлекательна. Мне больше по сердцу деревни Подмосковья, Владимирщины - средней полосы России. Сегодня подтягиваются 235 и 809 шап. Перебазирование лётного эшелона в основном закончено.
90 гшап - Нижняя Каменка - 32/28
91 гшап - Таловая - 35/33
92 гшап - Верхи. Тишанка - 31/31
451 шап - Хреновое - 31/30
235 шап - Совхоз «Правда» - 31/28
809 шап - Совхоз «Заря» - 31/30
728 иап - Бутурлиновка - 32/26
32 и 91 иап - Воронеж - 33/33
32/32
Числитель - вылетело из района Торжка.
Знаменатель - к 15.00 4.6.43 было на аэродромах нового базирования.
Софья Аверичева, актриса, 28 лет, фронтовая разведчица, Смоленская область (в госпитале):
4 июня.
Завтра я ухожу домой, домой в свою роту! Когда я попросила выписать меня из госпиталя, наш «главный» ужасно рассердился: «Партизанщина!» Изо дня в день я убеждала его, что в роте мне будет спокойнее, что на перевязки я смогу ходить в санчасть. На задание сразу не пойду. Я уже смертельно ему надоела. В конце концов с возгласом «Я слагаю с себя ответственность!» он взял с меня подписку, что я выписываюсь по собственному требованию и госпиталь за последствия не отвечает.
На прощанье написала в стенгазету заметку, в которой благодарила моих исцелителей - врачей, сестер, нянюшек, особенно дорогого Михаила Григорьевича.
До сих пор я никому не говорила о своей гражданской профессии. Не знаю почему, но, мне кажется, сказать о себе «я - актриса» как-то неудобно, очень уж это громко и ко многому обязывает. А тут концерт. Я взглянула на лица раненых солдат, на людей в белых халатах, сидящих в зале, и не могла сдержать себя. Вышла на сцену и сама попросила разрешения выступить. В ответ - аплодисменты. Я читала Суркова и Симонова. «Пехотинец», «Жди меня», «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины»... Долго не отпускали меня со сцены. Аплодировали вовсю, особенно за поэму Суркова «Думы солдатки» и за симоновскую «Майор привез мальчишку на лафете».
Вместе со всеми аплодировал и улыбался мне Михаил Григорьевич. Значит, он все понял и не сердится. После концерта девочки-медсестры окружили меня, я даже расцеловалась со всеми.
Завтра рано утром я отправляюсь домой.
Примечание
"Думы солдатки" Алексея Суркова я не нашел, нет никаких следов в интернете об этой поэме.
А Константин Симонов, конечно, есть:
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой…
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
За тридевять земель, в горах Урала,
Твой мальчик спит. Испытанный судьбой,
Я верю: мы во что бы то ни стало
В конце концов увидимся с тобой.
Но если нет, когда наступит дата
Ему, как мне, идти в такие дни
Вслед за отцом, по праву, как солдата,
Прощаясь с ним, меня ты помяни.
1941
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
4 июня.
...В городе. «Выдача медалей - это перед событиями...» Все ждут новых боев.
Сегодня, в 2 часа дня, в Пубалте и в штабе - вручают медали. С. К. тоже награждена, но женщины получат медали почему-то несколько позже.
У Курска уничтожено 162 самолета, а не 123. Взяты в плен десятки немецких летчиков. Налеты нашей АДЦ на Киев и Рославль крупными силами. (Самолетов пятьсот? Прочел в «Красной звезде» об одной операции, в которой участвовало 450 советских самолетов.)
Из новостей. Небезызвестный нацист Дитрих (начальник отдела печати) заявил: «Ошибочно думать, что только наступление - признак силы. Сила и в обороне. В 1918 году Людендорф совершил ошибку, начав наступление...» Заявление сенсационное! Либо это камуфляж и дезинформация для обмана противников перед новым ударом на Востоке, либо подготовка общественного мнения Германии к оборонительно]-пассивной фазе войны. Видимо, кое-что подсчитали, учли нашу авиацию, ПВО, наши ресурсы и т. д. Броситься в новую авантюру, когда на востоке - мощный СССР, а на западе - готовые к бою англо-американские армии и флоты, - опасно! Гитлер, видимо, хочет сманеврировать, выждать.
Грубо говоря:
1) СССР силен и дал ясно понять, что объектом игры - ничьей игры - не хочет быть и не будет.
2) Союзники, вероятно, хотели бы, чтобы мы увязли в драке, включая и Дальний Восток, а затем они, союзники, пришли бы на помощь: мы-де спасаем СССР.
3) СССР дрался два года (сделано исключительно много) и теперь может выждать. Мы хотели бы, чтобы союзники начали вторжение в Европу и этим внесли бы свою долю. Давно пора!
4) Гитлер спешно формирует последние резервные дивизии. Готовится к обороне Атлантического и Средиземноморского побережий.
Ленинград в общей системе - «важнейший узел обороны страны»... Такова формулировка на данном этапе. Нам это надо понять, учесть. Сущность же операций, видимо, не раскрывается даже штабам фронтов и армий. Выполнять свою задачу - вот наше дело.
Думаю, что после войны, после Ленинграда обычная мирная жизнь будет в первое время раздражать. И как бы мы ни стремились к миру, к покою, к комфорту - далеко не все в душе и в психике будет сразу уравновешено. Опять потянет к острым ощущениям, к движению, к высоким взлетам. Ну и пойдем в новые дела: в дальние плавания, экспедиции и пр.
Днем объявили выпуск второго военного займа на двенадцать миллиардов рублей.
Надо еще раз просмотреть и отшлифовать сборник моих радиоречей (347 страниц) и отослать его в Ленинградское военное издательство...
Последние новости. 4 июня Синклер заявил, что Сицилия, Сардиния и Пантеллерия парализованы и суда союзников свободно идут по всему Средиземному морю. 2 июня их эскадра вышла из Гибралтара на восток. Это считается предвестием вторжения.
Вечером долго беседовали с С. К. о пьесе, о жизни. Работа нас как-то разлучает... Не хватает времени друг для друга.
Вера Инбер, поэт, 52 года, Ленинград:
4 июня.
Евфросинья Ивановна сообщила мне, что немцы «набросали листовок». Снова стреляют. Сейчас, сию минуту, где-то близко, не грохнуло, а как-то прошипело…
Сяду-ка я за «пушкинское» стихотворение. В 144-ю годовщину рождения Пушкина в его квартире, на Мойке, мы будем выступать по радио.
Варвара Малахиева-Мирович, литератор, 74 года, Москва:
4 июня.
1-й час ночи. Уже раздался несколько раз по радио успокоительный голос: «Опасность воздушного нападения миновала».
Пролетел мимо нас Азраил. На фронтовую полосу. «Помяни, Господи, во царстве своем тех, кто в эту ночь положит душу свою за други своя».
Приехала с театральным эшелоном Лида Случевская из Свердловска (из древнего моего кружка «Радости жизни»). За истекший год она понесла великую утрату. Из тех, что потрясают жизнь до основания. Смерть взяла у нее единственного друга, опору материальную и моральную, нежно любившего спутника (М. А. Рыбникова, талантливая художница и кристальной чистоты душа). Лида Случевская одного возраста с Аллой, но до войны, когда Алла расцвела, как осенняя роза махровейшего сорта, Лида перешагнула через золотую осень в ноябре, когда «под ледяной своей корой ручей немеет, все цепенеет. Лишь ветер злой, бушуя, воет и небо кроет мглой седой». Рыже-золотые кудри ее почти сплошь поседели и поредели. Подсохла, огрубела и покраснела нежная кожа лица, потускнели глаза. И какая-то преждевременная старческая резиньяция в жестах, во всей фигуре. Но в то же время и какой-то волевой стимул - не пропасть, какая-то чуждая ей физическая энергия и деловитость - в интонациях и в планах житейского характера.
Когда я, извинившись, ушла на кухню достряпывать суп для Сергея и Сусанны, которые приезжают ко мне завтракать со службы, Лида осталась одна. Я предложила ей почитать что-нибудь из книг, которые лежали на моем столе. Она сказала:
- Я могла бы читать сейчас только одну книгу. Не знаю, есть ли она у вас.
У меня нашелся томик Нового Завета. Когда я вернулась из кухни, я застала Лиду склоненной над ним с лицом, залитым слезами. Она взяла мою руку и, прижимаясь к ней лицом, прошептала:
- Скажите, это всё правда, что здесь написано? Или это то, без чего жить нельзя, но что люди сами себе в утешение придумали?
Бедный неофит! Сколько еще впереди у нее таких сомнений и слез! Я ответила без педагогизма, по чистой совести, что для меня правда не в догматах, а в моем «богоощущении», во внутреннем моем собственном касании к горнему миру. И что в этой моей правде последние годы я не сомневалась. Я не прибавила только об ожесточенной борьбе, какая возникает время от времени между верой и ratio в моей душе. И которая, к великому благу моему, до сих пор кончается победой Большого Разума над Малым.
Влечет видеть ее в других ролях. Но что-то милое и затаенно-хорошее чувствуется в ее женской природе.
Пошла с Сергеем в филиал Малого, чтобы помочь, если какие-нибудь выйдут преткновения с билетами. Дорогой говорили о катализаторах, о «чудесах» химии. Дорогой любила его и рада была, что идет он так близко, слушает и говорит так мягко и внимательно. Недоразумений никаких в кассе не вышло, и он пошел домой спешным шагом - уже соскучился о маленькой Суламифи своей и хотел поскорей ее обрадовать «Стаканом воды» - попасть на эту пьесу хотелось именно ей.
Узнала, что Дима на готовцевском огороде. Но в театр и он попадет. Все четверо (включая и Сусанну) они живут сейчас празднично, тепло, радостно от своей сплоченности и от женитьбы Сергея. И Дима, и Маша могли бы говорить: «Мы женимся на Сусанне, на нежной, подобной серне с “виноградников нагорных” сестре нашей Сусанне, и празднуем нашу свадьбу в театре, в кино, у Ильи Обыденного, в чаепитиях на Зубовском бульваре. И в общих ночлегах там». От чистоты и полноты их приятия Сусанны в их семью, от юности их, непорочной и светлой, несмотря на все, что обрушилось на неокрепшие их плечи за эти годы, когда смотришь в их сторону, слезы подступают к горлу: в них благодарность им и матери их за красоту образа человеческого, просиявшего сквозь их лики и жизнь их.
Трамвай, в котором жестоко друг друга все мяли и давили, довез меня до Зубовской площади. Зашла к Надежде Григорьевне Чулковой - попросить адрес врача для Суламифи (у бедняжки туберкулез). С Надеждой Григорьевной - старческий разговор о важности иметь жизненную опору, когда состаришься, как мы в настоящее время - опору в молодой чьей-нибудь деятельной любви и преданности. У нее появилась в этом году такая опорная точка в лице Нади Розановой. Алла больше, чем опора, - это право существовать на свете, не голодая, не скитаясь и не прося милостыню. Но это не опора в смысле моральном и сердечном. Притушилась розовая лампада, и вешнее тепло подморозилось за последние годы. Но бывает так, как сегодня было: вдруг уничтожилось расстояние биллиона верст (инопланетности), и захотелось ей рассказать мне о самом интимном и болезненном, и дорогом, когда после обеда пили чай и никого больше не было. Главное, не было Гали. Ее холодная, настойчивая воля с польской незаметной ловкостью воздействует на Аллу в смысле отчуждения ее от людей, для Гали неприемлемых. В Гали я отражаюсь с некоторых пор, вероятно, так же, как она во мне - только еще безобразнее. Ее вижу часто в образе ящерицы, и не простой, а той, какую Винчи украсил золотыми рогами, крыльями летучей мыши и какой-то гремушкой. Во мне же тому, кто не может меня полюбить, не нужно никак менять мой образ, он достаточно безобразен внешне и нескладен, противоречив и пугающе неожиданен для меня самой внутренне.
Целый день я мыла посуду - и чайную и кухонную - и что-то достряпывала. Чего-то напробовалась в стряпне понемногу и могла весь обед свой оставить на завтра для Сережи и Сусанны. И в довершение удачи (это и морально - удача) Шура прибавила к моей снеди еще какой-то вчерашний отвар - так что получится количество супа, достаточное для троих - вернулся с волоколамских огородов Дим. До июля надо продлить для него возможность подкрепляться у меня между скудным школьным обедом и скудным и поздним домашним ужином: буду делать это при помощи какой-то пищевой комбинации моего измышления, конечно тоже скудной. Но в том, что он может проглотить у меня на письменном столе, встречаются какие-то жиры и витамины, каких нет в его обиходе.
К вечеру - зеленая-зеленая трава и кудрявые, по-версальски шаровидные деревца сквера Маркса и Энгельса, где провела часа полтора. Цветов еще нет: вместо них - дети того возраста, когда они, особенно девочки, дают впечатление цветов, живых кукол, забавных зверьков и бескрылых ангелов - все вместе. Долго на них смотрела. Надо будет каждый день ходить туда на часик
Георгий Эфрон, сын Марины Цветаевой, 18 лет, Ташкент
4 июня.
Пишу утром. La journée a commencé plutôt mal! Что-то произошло на трамвайной линии, и потому, проехав только одну остановку, я с полдороги возвратился домой, и консультация s’en est allée à l’eau. Придется завтра утром - если не скажут явиться опять на перерегистрацию - придется поехать прямо на экзамен. Ведь я ни разу не заглядывал в книгу, и не знаю грамматику, и не имею понятия о преподавателе, который меня будет спрашивать, и потому рискую поражением и провалом! Mais espérons que tout ira bien - c’est tout ce qui reste à faire. Через часок поеду на регистрационный пункт. Написал письмо Але и открытку Муле. A Dieu Vat.
Пишу вечером. Сегодня решилась моя судьба. Я мобилизован на работу в промышленность; должен явиться в понедельник без вещей. Одно утешение: кажется, я буду жить, где живу, и работать в самом Ташкенте: так сказал мне писарь, хорошо ко мне относящийся: «Сейчас набор на ташкентские заводы, а пришли бы вы позже был бы уже на Чорчик». И точно подтвердил, что я работать буду в Ташкенте. Надеюсь, что это будет так; в таком случае, это гораздо лучше, чем отправляться куда-то к чорту на куличики. Но будет ли это так? Меня сейчас беспокоит вопрос о школе - экзамены сорваны, но необходимо добиться аттестата, выдачи его или соответствующей справки без испытаний в максимально, предельно короткий срок. Я покажу повестку, скажу, что мне надо в понедельник быть с вещами и потому очень прошу выдать до аттестата, по крайней мере, справку, «потому что страшно досадно, что меня мобилизуют как раз во время экзаменов, и не пропадать же 10у классу» и т.д. Все дело в том, что решат директорша и завуч; необходимо, чтобы решение было в мою пользу. Сегодня вечером был у Горского; решил сдать экзамен по французскому в 64й школе, а не в этой 147, что так далеко. Это, в конце концов, моя прежняя школа, и я не думаю, что там будут чинить препятствия из-за формальностей и согласятся, чтобы я сдал экзамен и получил справку. Я хочу сдать, чтобы три первые отметки были отличные (по экзаменам); этим легче будет склонить «начальство» на выдачу аттестата. Занял у Горского 50 р. Таким образом, должен 70 р. ему. Завтра или послезавтра он должен достать пива. Говорят, КП Англии влилась в тред-юнионы; говорят, Красный Крест отказался расследовать «катыньскую бойню»; говорят, Сикорский отмежевывается от прогитлеровцев; говорят, в Ташкент приехал какой-то митрополит. Сегодня письмо от Али. A Dieu Vat.