2 мая 1943-го года
из дневников и писем
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиаполка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край. Письмо родителям от 2 мая 1943 года:
Дорогие мои! Мамуся и папист!
Я еще не успела поговорить с майором - она прилетела позавчера вечером, я только знаю, что вы оба были у нее. Спасибо за посылку - дорого не содержание, а факт. Маслин я, правда, здесь ни разу не ела. Чеснок обычно достать можно. У нас его уважают. Мне баночка понравилась.
Теперь самое главное: 30 апреля меня наградили орденом Красного Знамени. Вы верите? Мне самой что-то не верится. Я - и вдруг дважды орденоносец. Спешу вам это сообщить, чтобы вы порадовались... Сначала хотела не сообщать, а прислать фотокарточку, но с фотографированием что-то ничего не выходит. 30-го же нам выдали гвардейские значки - на правую сторону груди. Да еще в погонах! Я теперь вообще на генерала похожа. 1 Мая встречала в воздухе. Летала я не с Диной, она получила путевку на 15 дней и сейчас отдыхает в санатории, будет там до 10 мая; я уже по ней соскучилась. Так летала я с ее подругой, бывшим Лориным летчиком (вы получили вырезку из газеты, где мы вчетвером сфотографированы?). Ровно в 12.00 ночи я торжественно объявила; «Товарищ гвардии капитан! Поздравляю вас с наступлением 1 Мая!»
Пишите чаще. Сейчас приходится много работать, вся жизнь состоит из работы и подготовки к ней.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
2 мая. Солнце сквозь облака...
За пьесой. Написал заново треть второго акта. Подъемно.
Читал газеты за 30 апреля и 1 мая.
Получили большую праздничную посылку от генерал-лейтенанта Москаленко: мясо, водка, вино, топленое масло и пр. Вовремя! Это нас подкрепит.
Из наблюдений. Достаточно опубликовать в очерке чью-либо фамилию, как сыпятся письма: «Мой ли это муж (брат, сын)? Сообщите имя, адрес...»
Ольга Берггольц, поэт, 32 года, Ленинград:
2/V-43. Вот и в кухне нашей появились сегодня в первый раз жилые запахи: спекли с Линкой пирогов из первомайской выдачи. Пироги вышли хорошие, хотя я пекла их первый раз в жизни.
Сирена - воздушная тревога. А я только что хотела написать, что сегодняшний день прошел тихо... Ну, как-то переживем мы бомбежку на нашей новой квартире. А, как будет, - так и будет! Вот уже где-то зенитки...
А я хотела сегодня часиков до 3-4 рвануть как следует со сценарием, - дело явно идет к концу, теперь закончить его на подъеме духа и мобилизации ума (своих!), - и будет самая приятная часть работы - творческая редактура, массаж вещи, когда все морщины, - длинноты, неточности, перегрузки и т. д. - должны быть убраны, мускулатура вещи окрепнет, станут яснее «светики» в ее взгляде... Я очень хочу поскорее приступить к этой части работы.
Потом вообще надо бы много больше и подробнее записывать о себе, о жизни, о Л<енингра>де.
В Л<енингра>де очень устали люди; вчера дворничиха, указывая на обвал около канализ<ационного> колодца, горестно сказала: «Вот это у нас само провалилось. Земля-то какая в Ленинграде стала, - уставшая, сама по себе проваливается...»
Да, земля уже войны не носит, не хочет ничего на себе держать. Копятся внутри «свои» стихи, хочется писать их и поэму. Только не торопиться, не идти на поводу собственного успеха, не поддаваться на то, что люди ждут нового. Если б к годовщине войны удалось написать поэму или хоть основные ее куски, - хорошо было бы.
Передачу о весне, пожалуй, тоже ничего, если как следует продумать.
Ряд прочитанных вещей - «Жди меня» - пьеса Симонова, «Синий платочек» Катаева - огорчил и ужаснул. Ну, как не совестно людям! Судя по цитатам - еще ужаснее «Москвичка» Гусева и пьеса Вирты. Сволочи зажравшиеся! Нехорошо, нехорошо...
В среду хотим устроить у себя первую «среду», - новоселье. Позвать писателей кое-кого, - чтоб почитал С<ашка> Штейн или Азаров. Выпить, поговорить... Конечно, они все не ахти какие люди, но где ж взять других, да в конце концов - не подлецы, ну и ладно. И во многих - немало хорошего, Успенский - умница, Ивич - остер и неглуп, да что там говорить, - люди, ну и все...
Хорошо, если б наш дом был - стал бы - местом, где люди хорошели бы хоть ненадолго, говорили бы правду, размышляли бы, загорались бы чем-то хорошим...
Просились ко мне Полицеймако и другие актеры, - надо будет обязательно позвать. Потом устроим читку своего сценария для узкого круга... ну, это обдумаем. Главное, - кончить сценарий. Сейчас буду его двигать.
Сергей Вавилов, физик, академик, 52 года:
2 мая.
Йошкар-Ола. Вернулся сегодня. Благодаря идиотической забывчивости Курусова (коменданта общежития Академии в Казани, избалованного и развращенного чаевыми человека) просидел в Казани два лишних дня без дела, с пустой головой и словесными ругательствами.
В Казани отправка двух вагонов с оборудованием - легкий авангард «реэвакуации» в Москву, нервозно[с]ть фиановцев. Очень мало науки.
Отвратительное объективирование себя самого: распоряжающийся директор, кушающий с «ответственными работниками» в запрятанном закоулочке в подвале, без мыслей, без творчества. Лошадь как лошадь. При таком существовании не жалко превратиться в кирпич. Творчество, создание новых духовных ценностей (тоже не свое, но оправдывающее для меня существование).
Грустная тень Николая, всюду как фон.
Вижу яснее, чем раньше, страшную силу революции, превратившую народ в могучий таран, сейчас разбивающий немецкую сталь. Большевики сумели повернуть все «элементарные магнитики» в одну сторону. Из людей можно сделать силу могучую.
Первое и второе мая - непрерывный теплый дождь. Деревья зазеленели.
Страшнее и утомительнее всего отсутствие творческого подъема. Сам себе противен, обращаюсь в скота двуногого.
В Казани выступал в госпитале и в Институте. Люди без ног, без рук, а им все время подается трескучий военный трафарет.
Иван Майский, дипломат, 59 лет, посол СССР в Англии, Лондон:
2 мая. Часы идут, и старики близятся к концу...
Эта мысль мне с особой настойчивостью пришла в голову, когда на днях мы с Агнией побывали у Шоу. Мы не видели их несколько месяцев. Слышали от Веббов, что Шоу живут неважно: болеют, хандрят, страдают от одиночества. Что имеют какие-то troubles <хлопоты (англ.)> с карточками, с бензином, с прислугами. Давно собирались навестить стариков - и вот навестили.
Невесело! Миссис Шоу лежит в постели и не встает. Агния была у нее в спальне и разговаривала. Дело миссис Шоу плохо: у нее сильное искривление позвоночника и всю ее скрутило. Она стала совсем маленькой и кривой. Жалуется, что теряет память: массу читает и ничего не запоминает из прочитанного. Даже имена и лица знакомых забывает. Говорила Агнии, что в возрасте 16 лет она упала с лошади и ушибла позвоночник. Потом прошло. В дальнейшем миссис Шоу еще несколько раз задевала позвоночник. Пока силы были, ничего особенного не чувствовала, а вот теперь природа вспомнила ее старые грехи и берет реванш.
- Я чувствую, что умираю, - говорила миссис Шоу. - Умираю по дюймам...
Конечно, миссис Шоу почти 90 лет, но все-таки... плохо!
Сам Шоу лучше. Ему ведь только 87! Выглядит, в общем, по-прежнему: высок, строен, с большой седой бородой и густыми, взъерошенными белыми бровями. Глаза еще живы, подвижны, выразительны. Вот только цвет лица как-то побледнел, да вокруг глаз, под веками, появилась какая-то подозрительная синева. Точно организму не хватает крови.
И страсть к парадоксам, к остроумию не пропала.
- Я сделал недавно открытие, - широко размахивая руками, воскликнул Шоу. - Сталин - это главный фабианец в истории!
- Почему? - со смехом отпарировал я.
- Потому что Сталин осуществил социализм, о котором фабианцы только мечтали и болтали.
Я расхохотался. Шоу остается Шоу.
Потом Шоу бешено напал на Павлова. Не любит он нашего великого ученого. Подозреваю потому, что Павлов резал собак и кроликов, а ведь Шоу антививисекционист! Конечно, Шоу прямо этого не говорит и старается опорочить Павлова «обходными путями». Поэтому в разговоре со мной Шоу стал доказывать, что все «так называемые открытия Павлова об условном рефлексе и прочей ерунде», во-первых, не открытия, а, во-вторых, еще задолго до Павлова были сделаны... самим Шоу!
Я опять расхохотался.
Шоу продолжает писать. Занят сейчас составлением «Гида» для современных политиков и общественных деятелей. Работает над ним уже два года. Жаловался, что дело идет медленнее, чем ему хотелось бы, но идет. Воображаю, что это будет! Если верить тому, что Шоу мне рассказывал о содержании «Гида» (хотя рассказам Шоу об его собственных произведениях не всегда следует верить), в нем много остроумия, но преобладает безудержный парадокс. Жестоко попадает и бедному Павлову.
Потом Шоу пустился в воспоминания. Много рассказывал о своем первом мая - в 1889 г.! Впрочем, все это я нашел несколько дней спустя на страницах «Reynolds News».
Долго ли еще протянут старики? Предчувствие у меня что-то не очень хорошее.
Надо будет на днях съездить к Веббам. Мы обещали им побывать у Шоу и немножно рассеять их. Теперь обещание исполнено. Можно встретиться и поболтать с Веббами. Слышал вчера, что миссис Вебб нездорова. Придется, очевидно, немного подождать.
Две пары. Современники. Товарищи по мировоззрению и борьбе. Друзья. Обе с мировым именем. Обе примерные однолетки. У обеих свеча жизни догорает до конца...
Грустно.
Но как давно мы с Агнией в Англии! Когда мы сюда приехали в 1932 г., и Шоу, и Веббы были еще бодры, подвижны, энергичны. Шоу еще каждую зиму совершали какой-либо большой cruise <путешествие (англ.)> по земному шару, во время которого он писал какое-либо новое произведение, а Веббы еще упорно работали над «Советским коммунизмом» и ездили в СССР для пополнения впечатлений и материалов. В последний раз Веббы отправились за границу весной 1936 г., чтобы отдохнуть после выпуска своего монументального труда об СССР. Они поехали тогда на Балеарские острова. Я провожал их на вокзале. Вернулись они оттуда как раз накануне испанской войны. Как символично! Именно тогда Европа вступила на «тропинку войны». После того старики уже больше не покидали Англии.
Евгения Руднева, студентка МГУ, 22 года, штурман женского авиаполка ночных бомбардировщиков, Краснодарский край. Письмо родителям от 2 мая 1943 года:
Дорогие мои! Мамуся и папист!
Я еще не успела поговорить с майором - она прилетела позавчера вечером, я только знаю, что вы оба были у нее. Спасибо за посылку - дорого не содержание, а факт. Маслин я, правда, здесь ни разу не ела. Чеснок обычно достать можно. У нас его уважают. Мне баночка понравилась.
Теперь самое главное: 30 апреля меня наградили орденом Красного Знамени. Вы верите? Мне самой что-то не верится. Я - и вдруг дважды орденоносец. Спешу вам это сообщить, чтобы вы порадовались... Сначала хотела не сообщать, а прислать фотокарточку, но с фотографированием что-то ничего не выходит. 30-го же нам выдали гвардейские значки - на правую сторону груди. Да еще в погонах! Я теперь вообще на генерала похожа. 1 Мая встречала в воздухе. Летала я не с Диной, она получила путевку на 15 дней и сейчас отдыхает в санатории, будет там до 10 мая; я уже по ней соскучилась. Так летала я с ее подругой, бывшим Лориным летчиком (вы получили вырезку из газеты, где мы вчетвером сфотографированы?). Ровно в 12.00 ночи я торжественно объявила; «Товарищ гвардии капитан! Поздравляю вас с наступлением 1 Мая!»
Пишите чаще. Сейчас приходится много работать, вся жизнь состоит из работы и подготовки к ней.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
2 мая. Солнце сквозь облака...
За пьесой. Написал заново треть второго акта. Подъемно.
Читал газеты за 30 апреля и 1 мая.
Получили большую праздничную посылку от генерал-лейтенанта Москаленко: мясо, водка, вино, топленое масло и пр. Вовремя! Это нас подкрепит.
Из наблюдений. Достаточно опубликовать в очерке чью-либо фамилию, как сыпятся письма: «Мой ли это муж (брат, сын)? Сообщите имя, адрес...»
Ольга Берггольц, поэт, 32 года, Ленинград:
2/V-43. Вот и в кухне нашей появились сегодня в первый раз жилые запахи: спекли с Линкой пирогов из первомайской выдачи. Пироги вышли хорошие, хотя я пекла их первый раз в жизни.
Сирена - воздушная тревога. А я только что хотела написать, что сегодняшний день прошел тихо... Ну, как-то переживем мы бомбежку на нашей новой квартире. А, как будет, - так и будет! Вот уже где-то зенитки...
А я хотела сегодня часиков до 3-4 рвануть как следует со сценарием, - дело явно идет к концу, теперь закончить его на подъеме духа и мобилизации ума (своих!), - и будет самая приятная часть работы - творческая редактура, массаж вещи, когда все морщины, - длинноты, неточности, перегрузки и т. д. - должны быть убраны, мускулатура вещи окрепнет, станут яснее «светики» в ее взгляде... Я очень хочу поскорее приступить к этой части работы.
Потом вообще надо бы много больше и подробнее записывать о себе, о жизни, о Л<енингра>де.
В Л<енингра>де очень устали люди; вчера дворничиха, указывая на обвал около канализ<ационного> колодца, горестно сказала: «Вот это у нас само провалилось. Земля-то какая в Ленинграде стала, - уставшая, сама по себе проваливается...»
Да, земля уже войны не носит, не хочет ничего на себе держать. Копятся внутри «свои» стихи, хочется писать их и поэму. Только не торопиться, не идти на поводу собственного успеха, не поддаваться на то, что люди ждут нового. Если б к годовщине войны удалось написать поэму или хоть основные ее куски, - хорошо было бы.
Передачу о весне, пожалуй, тоже ничего, если как следует продумать.
Ряд прочитанных вещей - «Жди меня» - пьеса Симонова, «Синий платочек» Катаева - огорчил и ужаснул. Ну, как не совестно людям! Судя по цитатам - еще ужаснее «Москвичка» Гусева и пьеса Вирты. Сволочи зажравшиеся! Нехорошо, нехорошо...
В среду хотим устроить у себя первую «среду», - новоселье. Позвать писателей кое-кого, - чтоб почитал С<ашка> Штейн или Азаров. Выпить, поговорить... Конечно, они все не ахти какие люди, но где ж взять других, да в конце концов - не подлецы, ну и ладно. И во многих - немало хорошего, Успенский - умница, Ивич - остер и неглуп, да что там говорить, - люди, ну и все...
Хорошо, если б наш дом был - стал бы - местом, где люди хорошели бы хоть ненадолго, говорили бы правду, размышляли бы, загорались бы чем-то хорошим...
Просились ко мне Полицеймако и другие актеры, - надо будет обязательно позвать. Потом устроим читку своего сценария для узкого круга... ну, это обдумаем. Главное, - кончить сценарий. Сейчас буду его двигать.
Сергей Вавилов, физик, академик, 52 года:
2 мая.
Йошкар-Ола. Вернулся сегодня. Благодаря идиотической забывчивости Курусова (коменданта общежития Академии в Казани, избалованного и развращенного чаевыми человека) просидел в Казани два лишних дня без дела, с пустой головой и словесными ругательствами.
В Казани отправка двух вагонов с оборудованием - легкий авангард «реэвакуации» в Москву, нервозно[с]ть фиановцев. Очень мало науки.
Отвратительное объективирование себя самого: распоряжающийся директор, кушающий с «ответственными работниками» в запрятанном закоулочке в подвале, без мыслей, без творчества. Лошадь как лошадь. При таком существовании не жалко превратиться в кирпич. Творчество, создание новых духовных ценностей (тоже не свое, но оправдывающее для меня существование).
Грустная тень Николая, всюду как фон.
Вижу яснее, чем раньше, страшную силу революции, превратившую народ в могучий таран, сейчас разбивающий немецкую сталь. Большевики сумели повернуть все «элементарные магнитики» в одну сторону. Из людей можно сделать силу могучую.
Первое и второе мая - непрерывный теплый дождь. Деревья зазеленели.
Страшнее и утомительнее всего отсутствие творческого подъема. Сам себе противен, обращаюсь в скота двуногого.
В Казани выступал в госпитале и в Институте. Люди без ног, без рук, а им все время подается трескучий военный трафарет.
Иван Майский, дипломат, 59 лет, посол СССР в Англии, Лондон:
2 мая. Часы идут, и старики близятся к концу...
Эта мысль мне с особой настойчивостью пришла в голову, когда на днях мы с Агнией побывали у Шоу. Мы не видели их несколько месяцев. Слышали от Веббов, что Шоу живут неважно: болеют, хандрят, страдают от одиночества. Что имеют какие-то troubles <хлопоты (англ.)> с карточками, с бензином, с прислугами. Давно собирались навестить стариков - и вот навестили.
Невесело! Миссис Шоу лежит в постели и не встает. Агния была у нее в спальне и разговаривала. Дело миссис Шоу плохо: у нее сильное искривление позвоночника и всю ее скрутило. Она стала совсем маленькой и кривой. Жалуется, что теряет память: массу читает и ничего не запоминает из прочитанного. Даже имена и лица знакомых забывает. Говорила Агнии, что в возрасте 16 лет она упала с лошади и ушибла позвоночник. Потом прошло. В дальнейшем миссис Шоу еще несколько раз задевала позвоночник. Пока силы были, ничего особенного не чувствовала, а вот теперь природа вспомнила ее старые грехи и берет реванш.
- Я чувствую, что умираю, - говорила миссис Шоу. - Умираю по дюймам...
Конечно, миссис Шоу почти 90 лет, но все-таки... плохо!
Сам Шоу лучше. Ему ведь только 87! Выглядит, в общем, по-прежнему: высок, строен, с большой седой бородой и густыми, взъерошенными белыми бровями. Глаза еще живы, подвижны, выразительны. Вот только цвет лица как-то побледнел, да вокруг глаз, под веками, появилась какая-то подозрительная синева. Точно организму не хватает крови.
И страсть к парадоксам, к остроумию не пропала.
- Я сделал недавно открытие, - широко размахивая руками, воскликнул Шоу. - Сталин - это главный фабианец в истории!
- Почему? - со смехом отпарировал я.
- Потому что Сталин осуществил социализм, о котором фабианцы только мечтали и болтали.
Я расхохотался. Шоу остается Шоу.
Потом Шоу бешено напал на Павлова. Не любит он нашего великого ученого. Подозреваю потому, что Павлов резал собак и кроликов, а ведь Шоу антививисекционист! Конечно, Шоу прямо этого не говорит и старается опорочить Павлова «обходными путями». Поэтому в разговоре со мной Шоу стал доказывать, что все «так называемые открытия Павлова об условном рефлексе и прочей ерунде», во-первых, не открытия, а, во-вторых, еще задолго до Павлова были сделаны... самим Шоу!
Я опять расхохотался.
Шоу продолжает писать. Занят сейчас составлением «Гида» для современных политиков и общественных деятелей. Работает над ним уже два года. Жаловался, что дело идет медленнее, чем ему хотелось бы, но идет. Воображаю, что это будет! Если верить тому, что Шоу мне рассказывал о содержании «Гида» (хотя рассказам Шоу об его собственных произведениях не всегда следует верить), в нем много остроумия, но преобладает безудержный парадокс. Жестоко попадает и бедному Павлову.
Потом Шоу пустился в воспоминания. Много рассказывал о своем первом мая - в 1889 г.! Впрочем, все это я нашел несколько дней спустя на страницах «Reynolds News».
Долго ли еще протянут старики? Предчувствие у меня что-то не очень хорошее.
Надо будет на днях съездить к Веббам. Мы обещали им побывать у Шоу и немножно рассеять их. Теперь обещание исполнено. Можно встретиться и поболтать с Веббами. Слышал вчера, что миссис Вебб нездорова. Придется, очевидно, немного подождать.
Две пары. Современники. Товарищи по мировоззрению и борьбе. Друзья. Обе с мировым именем. Обе примерные однолетки. У обеих свеча жизни догорает до конца...
Грустно.
Но как давно мы с Агнией в Англии! Когда мы сюда приехали в 1932 г., и Шоу, и Веббы были еще бодры, подвижны, энергичны. Шоу еще каждую зиму совершали какой-либо большой cruise <путешествие (англ.)> по земному шару, во время которого он писал какое-либо новое произведение, а Веббы еще упорно работали над «Советским коммунизмом» и ездили в СССР для пополнения впечатлений и материалов. В последний раз Веббы отправились за границу весной 1936 г., чтобы отдохнуть после выпуска своего монументального труда об СССР. Они поехали тогда на Балеарские острова. Я провожал их на вокзале. Вернулись они оттуда как раз накануне испанской войны. Как символично! Именно тогда Европа вступила на «тропинку войны». После того старики уже больше не покидали Англии.