20 марта 1913 года
из дневников
Александр Блок, 32 года, Петроград:
Брожу, брожу…
Вчера днем в «Сирине». Вечером - у мамы (Женя). Перед ночью приехал Михаил Иванович, сидели до 2-х. Чтение «Розы и Креста» (2-й акт и последние две сцены), опять обсуждение. О Дягилеве. Мысли Михаила Ивановича о газете в провинции.
Сегодня - письмо от Скворцовой.
Брожу, купил книг, еще регистраторов (единственное домашнее занятие) для писем, котелок. Возвращаюсь домой - весна - приносят букет: розы, левкои, нарциссы, сирень. Записка без подписи: «Милому поэту, 19 марта 1913 г.». Сильные и знакомые духи. Тут же начинаю рыться в письмах - писем В. А. Щеголевой нет. - Странно.
Приходит Ге. Обедаем. В 10-м часу я еду на Петербургскую и посылаю букет В. А. Щеголевой. Брожу - и по Широкой (как иногда). - Ночью на Вознесенском встречаю Княжнина. Он провожает меня до дому. Опять роюсь в письмах - писем В. А. Щеголевой нет. - Едва дописал это, нашел письма В. А. Щеголевой.
Милая и единственная, господь с тобой, где ты, приезжай.
Из письма Андрея Белого Александру Блоку:
Боголюбы. 20 марта. 1913 года.
Дорогой, близкий и милый Саша!
Спасибо Тебе за успокоительное, хорошее письмо. Я написал Р. В. Иванову подробное письмо и отослал в "Сирин" рукопись Радеса. Теперь у меня уже переписана 6-ая глава, и я ее отсылаю, как и это письмо, с первой оказией (в деревне зависишь от лошадей, распутицы, и оттого не всегда все делаешь с должной стремительностью).
Окончание романа привезу с собой в мае; оно будет состоять или из 7-ой главы с эпилогом, или из 7-ой и 8-ой (маленькой) глав*.
...
Ну довольно: это - дела.
-----
О себе скажу: я невыразимо счастлив деревней, солнышком и распутицей; свищут мартовские ветра, распускается медуница; недавно летели журавли...
В душе ясно и спокойно, лишь миновали внешние треволнения; и работа - кипит. Как мало надо все-таки человеку: уверенность, что немного обеспечен, и солнышко, да отсутствие ругатни, недоразумений.
И вот, как-то детски счастлив я, что устроен роман, что доктора насильственно не оторвет от меня год судьба, что... солнышко и цветут медуницы.
Нет паршивей города Берлина! Нет поганее народа - берлинских жидов (в Берлине - все жиды: и "жиды", и немцы), а здесь, на Волыни даже жид кажется мне русским.
Хорошо жить в России, но... ужасно умирать в русских столицах. Про Петербург пишу ужасы, а, ей-ей, Петербург, как город, я люблю сейчас, ибо проклятой связи с ними нет, ибо... в Петербурге я турист, наблюдатель, не житель; эта проклятая (октябрёвская какая-то) связь с Москвой у меня есть, и романа "Москва" не написал бы, ибо слов нет у меня живописать московский ужас. Оттого и не поеду в Москву: сцапают там равно - и друзья, и враги, и враги-друзья, и друзья-враги (есть у меня и такие категории). День проводим так: гуляем, работаю, читаем с Асей вслух, собираем цветы. Здесь гостит Сережа с Таней6. Оба приехали из Италии и... хорошие. Здесь же Наташа, и таким образом живем родственно (в хорошем смысле слова). Сережа просит Тебе передать привет; говорит, что сам оттого не пишет, что очень давно не писал, а когда давно не пишешь, то далее уже не пишешь лишь оттого, что давно не пишешь. И т. д.
-----
Милый друг! Мы с Асей будем в Петербурге, вероятно, в первых числах мая (точнее напишу скоро). Надеюсь, хорошо свидимся, и потом опять до... через год... Ну, обнимаю Тебя, милый, желаю спокойствия и тишины.
Нежно любящий Тебя
Б. Бугаев
P. S. Ася просит меня передать Тебе привет.
Примечание:
* 7-ю главу "Петербурга" Белый завершил в июле 1913 года.
Источник: http://blok.lit-info.ru/blok/pisma/pismo-218.htm
Корней Чуковский, 31 год, Петербург:
Среда. Приехал из «Рус. Молвы» сотрудник - расспросить Илью Ефимовича о Гаршине. Но И.Е. ему ничего не сказал, а когда сотрудника увлекла Наталья Борисовна и дала ему свою статейку, И.Е. за столом сказал: - Помните, К.И., я вас в первое время - в лавке фруктовой - все называл «Всеволод Мих.». Вы ужас как похожи на Гаршина. И голос такой мелодический. А знаете, как я с ним познакомился? Я был в театре - кажется, в опере - и заметил черного южанина - молодого - думаю: земляк (у нас много таких: мы ведь с ним из одной губернии, из Харьковской), и он на меня так умильно и восторженно взглянул; я подумал: должно быть, студент. Потом еще где-то встретились, и он опять пялит глаза. Потом я был в Дворянском Собрании (кажется), и целая группа подошла юношей: позвольте с вами познакомиться, и он с ними. - Как же ваша фамилия? - Гаршин.
- Вы Гаршин?!?
Так мы с ним и познакомились.
19 марта И. Е. повел меня и Марию Борисовну наверх и показал новую начатую картину «Дуэль». Мне показалась излишне театральной, нарочито эффектной. Я чуть-чуть намекнул. И что же?
На следующий день он говорит: - А я переделал все ошибки. Хорошо, что я вам тогда показал. Спасибо, что сказали правду, - и т. д.
Я работаю много - и не знаю, что выходит, но эта квартира вдохновляет меня - очень удобно. Вчера работал 12 час. От 5 ч. утра до 6 ч. веч. с перерывом в 1 час, когда скалывал лед. Все не могу справиться с Джеком Лондоном для «Русского Слова».
Николай Пунин, искусствовед, 24 года:
Надо жить так, чтобы в каждую минуту быть в состоянии улыбнуться шутке.
Александр Блок, 32 года, Петроград:
Брожу, брожу…
Вчера днем в «Сирине». Вечером - у мамы (Женя). Перед ночью приехал Михаил Иванович, сидели до 2-х. Чтение «Розы и Креста» (2-й акт и последние две сцены), опять обсуждение. О Дягилеве. Мысли Михаила Ивановича о газете в провинции.
Сегодня - письмо от Скворцовой.
Брожу, купил книг, еще регистраторов (единственное домашнее занятие) для писем, котелок. Возвращаюсь домой - весна - приносят букет: розы, левкои, нарциссы, сирень. Записка без подписи: «Милому поэту, 19 марта 1913 г.». Сильные и знакомые духи. Тут же начинаю рыться в письмах - писем В. А. Щеголевой нет. - Странно.
Приходит Ге. Обедаем. В 10-м часу я еду на Петербургскую и посылаю букет В. А. Щеголевой. Брожу - и по Широкой (как иногда). - Ночью на Вознесенском встречаю Княжнина. Он провожает меня до дому. Опять роюсь в письмах - писем В. А. Щеголевой нет. - Едва дописал это, нашел письма В. А. Щеголевой.
Милая и единственная, господь с тобой, где ты, приезжай.
Из письма Андрея Белого Александру Блоку:
Боголюбы. 20 марта. 1913 года.
Дорогой, близкий и милый Саша!
Спасибо Тебе за успокоительное, хорошее письмо. Я написал Р. В. Иванову подробное письмо и отослал в "Сирин" рукопись Радеса. Теперь у меня уже переписана 6-ая глава, и я ее отсылаю, как и это письмо, с первой оказией (в деревне зависишь от лошадей, распутицы, и оттого не всегда все делаешь с должной стремительностью).
Окончание романа привезу с собой в мае; оно будет состоять или из 7-ой главы с эпилогом, или из 7-ой и 8-ой (маленькой) глав*.
...
Ну довольно: это - дела.
-----
О себе скажу: я невыразимо счастлив деревней, солнышком и распутицей; свищут мартовские ветра, распускается медуница; недавно летели журавли...
В душе ясно и спокойно, лишь миновали внешние треволнения; и работа - кипит. Как мало надо все-таки человеку: уверенность, что немного обеспечен, и солнышко, да отсутствие ругатни, недоразумений.
И вот, как-то детски счастлив я, что устроен роман, что доктора насильственно не оторвет от меня год судьба, что... солнышко и цветут медуницы.
Нет паршивей города Берлина! Нет поганее народа - берлинских жидов (в Берлине - все жиды: и "жиды", и немцы), а здесь, на Волыни даже жид кажется мне русским.
Хорошо жить в России, но... ужасно умирать в русских столицах. Про Петербург пишу ужасы, а, ей-ей, Петербург, как город, я люблю сейчас, ибо проклятой связи с ними нет, ибо... в Петербурге я турист, наблюдатель, не житель; эта проклятая (октябрёвская какая-то) связь с Москвой у меня есть, и романа "Москва" не написал бы, ибо слов нет у меня живописать московский ужас. Оттого и не поеду в Москву: сцапают там равно - и друзья, и враги, и враги-друзья, и друзья-враги (есть у меня и такие категории). День проводим так: гуляем, работаю, читаем с Асей вслух, собираем цветы. Здесь гостит Сережа с Таней6. Оба приехали из Италии и... хорошие. Здесь же Наташа, и таким образом живем родственно (в хорошем смысле слова). Сережа просит Тебе передать привет; говорит, что сам оттого не пишет, что очень давно не писал, а когда давно не пишешь, то далее уже не пишешь лишь оттого, что давно не пишешь. И т. д.
-----
Милый друг! Мы с Асей будем в Петербурге, вероятно, в первых числах мая (точнее напишу скоро). Надеюсь, хорошо свидимся, и потом опять до... через год... Ну, обнимаю Тебя, милый, желаю спокойствия и тишины.
Нежно любящий Тебя
Б. Бугаев
P. S. Ася просит меня передать Тебе привет.
Примечание:
* 7-ю главу "Петербурга" Белый завершил в июле 1913 года.
Источник: http://blok.lit-info.ru/blok/pisma/pismo-218.htm
Корней Чуковский, 31 год, Петербург:
Среда. Приехал из «Рус. Молвы» сотрудник - расспросить Илью Ефимовича о Гаршине. Но И.Е. ему ничего не сказал, а когда сотрудника увлекла Наталья Борисовна и дала ему свою статейку, И.Е. за столом сказал: - Помните, К.И., я вас в первое время - в лавке фруктовой - все называл «Всеволод Мих.». Вы ужас как похожи на Гаршина. И голос такой мелодический. А знаете, как я с ним познакомился? Я был в театре - кажется, в опере - и заметил черного южанина - молодого - думаю: земляк (у нас много таких: мы ведь с ним из одной губернии, из Харьковской), и он на меня так умильно и восторженно взглянул; я подумал: должно быть, студент. Потом еще где-то встретились, и он опять пялит глаза. Потом я был в Дворянском Собрании (кажется), и целая группа подошла юношей: позвольте с вами познакомиться, и он с ними. - Как же ваша фамилия? - Гаршин.
- Вы Гаршин?!?
Так мы с ним и познакомились.
19 марта И. Е. повел меня и Марию Борисовну наверх и показал новую начатую картину «Дуэль». Мне показалась излишне театральной, нарочито эффектной. Я чуть-чуть намекнул. И что же?
На следующий день он говорит: - А я переделал все ошибки. Хорошо, что я вам тогда показал. Спасибо, что сказали правду, - и т. д.
Я работаю много - и не знаю, что выходит, но эта квартира вдохновляет меня - очень удобно. Вчера работал 12 час. От 5 ч. утра до 6 ч. веч. с перерывом в 1 час, когда скалывал лед. Все не могу справиться с Джеком Лондоном для «Русского Слова».
Николай Пунин, искусствовед, 24 года:
Надо жить так, чтобы в каждую минуту быть в состоянии улыбнуться шутке.