9 марта 100 лет назад
в дневниках
Николай Пунин, искусствовед, 34 года, Петроград:
Март. Вчера вернулся из Москвы.
Жил у Брик. Л.Б. говорила о своем еще живом чувстве и о том, как много тогда «ревела» из-за меня. «Главное, - говорила она, - совсем не знала, как с Вами быть; если активнее, - вы сжимаетесь и уходите, а когда я становлюсь пассивной, вы тоже никак не реагируете». Но она одного не знает, что я разлюбился, что вообще ничего не могло быть без влюбленности, какая бы она, Лиля, ни была; дело все в том, что во мне после любви остается что-то такое, что женщины принимают за свидетельство влюбленности, Л.Б. до сих пор думает, что я не неравнодушен, что я не как камень сейчас по отношению к ней. Она гладила мою руку и хотела, чтобы я ее поцеловал, я ее не поцеловал, помня Ан. И не то чтобы я чувствовал Ан.: с 23 февраля я все меньше и меньше ее чувствую, только временами вдруг как зарево - все заполыхает, разольется огненным на полмира - а так, из чувства долга к ней. Когда я вернулся и пришел к Ан., она страшно обрадовалась, и так чувствовалось, что она уже долго и мучительно ждет. А у меня было выработанное решение: видеть ее только раз в неделю - хочу, очень хочу жадно работать. И это она почувствовала. Страшно рассердилась. Не попрощалась. Сегодня говорила, что в первый раз ей было от меня больно и что в ней что-то такое случилось, что непоправимо: все кончено, она знает, что наши отношения кончились.
Я тоже так думаю.
Знаю, что организовать я ничего не умею, что если и осталось, есть еще чувство, то я его быстро расплещу, в два-три раза. Не знаю меры. Нет мне меры - в этом все. И грусть, к которой я отношусь, как к подлости. Странно, ничего не могу понять.<...>
Страшно только то, что чувствую я лишь нервами; мне так кажется. Живу периферией и мозгом. Нервная система не синтезирует, не интегрирует; а только мозг. Во мне нет самой действенной, самой важной в человеке области - стихийного чувства: инстинкта веры, любви, духа. А только нервный острый мозг, про который нельзя даже сказать - большой мозг, потому что он не имеет почвы, подстила; он в чистом логическом пространстве.
Николай Пунин, искусствовед, 34 года, Петроград:
Март. Вчера вернулся из Москвы.
Жил у Брик. Л.Б. говорила о своем еще живом чувстве и о том, как много тогда «ревела» из-за меня. «Главное, - говорила она, - совсем не знала, как с Вами быть; если активнее, - вы сжимаетесь и уходите, а когда я становлюсь пассивной, вы тоже никак не реагируете». Но она одного не знает, что я разлюбился, что вообще ничего не могло быть без влюбленности, какая бы она, Лиля, ни была; дело все в том, что во мне после любви остается что-то такое, что женщины принимают за свидетельство влюбленности, Л.Б. до сих пор думает, что я не неравнодушен, что я не как камень сейчас по отношению к ней. Она гладила мою руку и хотела, чтобы я ее поцеловал, я ее не поцеловал, помня Ан. И не то чтобы я чувствовал Ан.: с 23 февраля я все меньше и меньше ее чувствую, только временами вдруг как зарево - все заполыхает, разольется огненным на полмира - а так, из чувства долга к ней. Когда я вернулся и пришел к Ан., она страшно обрадовалась, и так чувствовалось, что она уже долго и мучительно ждет. А у меня было выработанное решение: видеть ее только раз в неделю - хочу, очень хочу жадно работать. И это она почувствовала. Страшно рассердилась. Не попрощалась. Сегодня говорила, что в первый раз ей было от меня больно и что в ней что-то такое случилось, что непоправимо: все кончено, она знает, что наши отношения кончились.
Я тоже так думаю.
Знаю, что организовать я ничего не умею, что если и осталось, есть еще чувство, то я его быстро расплещу, в два-три раза. Не знаю меры. Нет мне меры - в этом все. И грусть, к которой я отношусь, как к подлости. Странно, ничего не могу понять.<...>
Страшно только то, что чувствую я лишь нервами; мне так кажется. Живу периферией и мозгом. Нервная система не синтезирует, не интегрирует; а только мозг. Во мне нет самой действенной, самой важной в человеке области - стихийного чувства: инстинкта веры, любви, духа. А только нервный острый мозг, про который нельзя даже сказать - большой мозг, потому что он не имеет почвы, подстила; он в чистом логическом пространстве.