12 февраля 1938-го года
из дневников
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва:
12 февраля.
По словам Х., число невозвращенцев невелико. Когда-нибудь историки будут недоумевать, размышляя над послушанием, с которым наши дипломаты ехали навстречу смерти в эти годы. Число самоубийств значительно. Большая часть из них чекисты. Вероятно, это самые умные люди. По словам Х., арестован Б.Ф. Малкин . Он говорит, что аресты продолжаются вовсю. Сначала жен не брали, затем их стали брать спустя некоторое время, а сейчас берут одновременно с мужьями.
Владимир Вернадский, академик, 74 года:
12 февраля. Утро. Москва.
Гулял. Падутин (ночью). Массаж.
Над книгой. Письма и т[ому] п[одобное].
По телефону с цензурой. Выяснилось, что меня обманывали в связи с Постановл[ением] Совнаркома 1936 года, как я и подозревал. Оказалось, что тов. Киселев, к которому я звонил по указанию Ингулова, теперь арестованного, служит в цензуре при почтамте, существование которой отрицали. Говорил с «начальником» ( очень любят проявление власти - русский, д[олжно] б[ыть] не очень культурный). Они получили приказание посылать мне - без задержки - все выписанные мною журналы. Будут доставляться все. 2 [номера] «Manch[ester] Guard[ian]» (№ 3-4) (о «Manch[ester] Guard[ian]» говорят с неудовольствием) уничтожены и потому вернуть не могут. Надо выписать. Очевидно, что постановление 1936 (года) было не исполнено. Думаю, не Ингулов, а его помощники, гл[авным] обр[азом] Б-ский (точно фамилию не помню) - по телефону только с ним разговаривал - грубый (личного свидания не добился) {...}. Посмотрим, будет ли теперь исполняться. Тел[ефон] К-4-15-20, доб. 40.
Вечером Виноградов. Об Уровской болезни. Думаю, он прав. Рассказывал о заседании в инст[итуте] эксп[ериментальной] мед[ицины]. Председатель - Сперанский (с хитрецой, демагог умный, о «гос[ударственной]» дисц[иплине]). Возражений настоящих Вин[оградов] не встретил. М[ожет] б[ыть], загадка разрешена.
С Надсонами неважно. Деньги по доверенности (пенсия) получить не могли. Недостаточно разрешения. Не оформлены по-настоящему были и другие доверенности. Следователь взял для оформления и в нужн[ый] час не принес. Какая-нибудь уловка? Это допустил и многооп[ытный] Комаров.
Говорят, связано с вирусом. Падеж лошадей от вирусной болезни в армии и на Д[альнем] Востоке.
С (А. А.) Кирсановым было анал[огично].
О брате Симорина (служит в Инст[итуте] экспер[иментальной] мед[ицины] (ВИЭМ)) говорят нехорошо уже давно - подозр[евают] (в нем) агента (НКВД).
Говорят, Байков завален несчет[ными] письмами избирателей об арестах.
Аресты продолжаются. 4. II. Ал[ександр] Евг[еньевич] (Ферсман) предложил в директора Инст[итута] ист[ории] науки инженера Долгова - теперь арестован. Крупная фигура, прежде в Госплане, etc.
О тяжелой воде в тальках и хлор[итах]. С А. П. (Виноградовым) о распадении диатомовых (в) каолин[итах].
Примечание: комментарии к записи можно посмотреть на странице в проекта "Прожито":
https://prozhito.org/note/111187
Михаил Пришвин, 65 лет, Москва (приехав из Загорска):
12 февраля.
Утром гулял в Корбушинском парке: подышал воздухом. После обеда с Петей и Павловной поехали: Петя сошел в Пушкине, Павловну привез в Москву.
Вечер у Ценского. Рассказ о Горьком, о войне.
Надо готовиться к смертному часу, чтобы не свиньей умереть - это раз.
Второе: надо помнить, что воевать никому не хочется. А впрочем... Это нам не хочется, а «прочим» (мальчишкам) всегда хочется.
С писателями-«корифеями» нельзя никакого дела иметь: корифеи думают только о себе
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции:
12 февраля.
Ночь прошла при полном штиле. Утром Теодорыч поднял всех криком:
- Огонь на горизонте!
Я сомневался в правильности его открытия, но все же вылез из мешка. Дело в том, что такие «огни на горизонте» смущали нас уже раза три, и всегда оказывалось, что это близкие к горизонту звезды, случайно выглянувшие в прорывах облаков.
- Не могут же звезды гореть полтора часа на одном месте! - убеждал меня Эрнст.- Я этот огонь давно уже вижу, но все сомневался, не хотел будить... Посмотри, Дмитрич: по-моему, это прожектор «Таймыра»...
Петрович и Женя проснулись. Мы вылезли из палатки и увидели на востоке огонек. Женя навел на него теодолит и подтвердил:
- Это не звезда!
До сих пор мы представляли себе корабли, идущие к нам, лишь точками на карте. Как приятно было теперь увидеть свет прожектора!
На «Таймыре» будто почувствовали наше настроение и начали водить прожектором по горизонту.
Эрнст сообщил по радио на ледокольный пароход, что мы видим его огонь. На «Таймыре» наше сообщение вызвало всеобщее ликование...
- У нас очень хороший корабль, очень крепкий,- говорил нам по радиотелефону капитан «Таймыра».- Я надеюсь подойти к вам поближе. До скорого свидания!..
Мы условились с «Таймыром», что вечером зажжем факел, а на корабле ответят нам прожектором.
Я пошел с Кренкелем на высокий торос, рассчитывая увидеть дым «Таймыра». Петровичу и Жене дали задание: идти в противоположном направлении... Но дыма мы не увидели.
«Ермак», как сообщили нам по радио, пробивается сквозь льды Финского зализа.
Я готовил обед на примусе, но горелка плохая. Поэтому свое кулинарное дело я закончил на паяльной лампе...
За обедом согрелись и успокоились, а то от холода всех трясло.
Как было условлено с «Таймыром», я зажег огонь: привязал ракету к железной трубе; Петрович пошел на самый высокий торос - наблюдать, когда «Таймыр» зажжет прожектор. Долго ждать не пришлось: на горизонте ярко вспыхнул огонь.
Нас слепил магний; ракета болталась на шнурке, привязанном к шесту; я крутил шест над головой, и яркое пламя, гудя, рассыпало потоки искр... «Таймыр» видел наши сигналы хорошо.
Так прошла первая световая беседа с первыми советскими людьми, пришедшими к нам на помощь.
Вечером слушали «Последние известия по радио». Мой отец и братья собираются приехать в Москву встречать меня.
Долго пили чай и говорили о дальнейшей жизни на льдине. Настроение у всех за чаепитием было хорошее, бодрое.
Только здесь, на льдине, мы оценили особенную прелесть чая: пьем его по пять раз в день. Лишь он дает нам тепло.
Подул слабый ветер, сгущается туман.
Эрнст Кренкель, 34 года, радист:
12 февраля.
Дежурил с 6 часов утра. Луна, звезды - хорошо. В 6 часов 45 минут заметил что-то вроде огонька на востоке. От предположений вначале воздержался. Уже бывали случаи, что смущала какая-нибудь восходящая звезда. Ее принимали за далекий огонь. И на этот раз огонек то припадал, то вновь появлялся и разгорался. Следил за ним часа два. Над горизонтом огонь не поднимается - значит, не звезда. Зажег бензиновый факел и замахал им. В ответ мне мигали. Нет, это явно прожектор «Таймыра». Разбудил товарищей, взяли пеленг.
Радость-то какая огромная. Мы уже видим огни Родины. Ходим радостные и все время посматриваем в сторону «Таймыра». Как жаль, что днем пока еще корабль не виден. Зато ближе к вечеру разглядели его дым. «Таймыр» пробивается к нам, но тяжелый лед не пускает.
По радио сговорились, что в 10 часов вечера корабль будет светить нам прожектором, а мы ответим магниевым факелом. Ослепительно загорелся факел. И сразу по радио сообщили: «Вас видим: отлично». Теперь сомнения нет-расстояние между нами не больше 50 километров.
В каждом выпуске «Последних известий по радио» что-нибудь говорят о нас: национальные герои, герои Родины и т. д. Прямо неловко слушать. Сегодня сообщили о том, что Наташа получила мою частную радиограмму. Ну, дальше ехать некуда…
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва:
12 февраля.
По словам Х., число невозвращенцев невелико. Когда-нибудь историки будут недоумевать, размышляя над послушанием, с которым наши дипломаты ехали навстречу смерти в эти годы. Число самоубийств значительно. Большая часть из них чекисты. Вероятно, это самые умные люди. По словам Х., арестован Б.Ф. Малкин . Он говорит, что аресты продолжаются вовсю. Сначала жен не брали, затем их стали брать спустя некоторое время, а сейчас берут одновременно с мужьями.
Владимир Вернадский, академик, 74 года:
12 февраля. Утро. Москва.
Гулял. Падутин (ночью). Массаж.
Над книгой. Письма и т[ому] п[одобное].
По телефону с цензурой. Выяснилось, что меня обманывали в связи с Постановл[ением] Совнаркома 1936 года, как я и подозревал. Оказалось, что тов. Киселев, к которому я звонил по указанию Ингулова, теперь арестованного, служит в цензуре при почтамте, существование которой отрицали. Говорил с «начальником» ( очень любят проявление власти - русский, д[олжно] б[ыть] не очень культурный). Они получили приказание посылать мне - без задержки - все выписанные мною журналы. Будут доставляться все. 2 [номера] «Manch[ester] Guard[ian]» (№ 3-4) (о «Manch[ester] Guard[ian]» говорят с неудовольствием) уничтожены и потому вернуть не могут. Надо выписать. Очевидно, что постановление 1936 (года) было не исполнено. Думаю, не Ингулов, а его помощники, гл[авным] обр[азом] Б-ский (точно фамилию не помню) - по телефону только с ним разговаривал - грубый (личного свидания не добился) {...}. Посмотрим, будет ли теперь исполняться. Тел[ефон] К-4-15-20, доб. 40.
Вечером Виноградов. Об Уровской болезни. Думаю, он прав. Рассказывал о заседании в инст[итуте] эксп[ериментальной] мед[ицины]. Председатель - Сперанский (с хитрецой, демагог умный, о «гос[ударственной]» дисц[иплине]). Возражений настоящих Вин[оградов] не встретил. М[ожет] б[ыть], загадка разрешена.
С Надсонами неважно. Деньги по доверенности (пенсия) получить не могли. Недостаточно разрешения. Не оформлены по-настоящему были и другие доверенности. Следователь взял для оформления и в нужн[ый] час не принес. Какая-нибудь уловка? Это допустил и многооп[ытный] Комаров.
Говорят, связано с вирусом. Падеж лошадей от вирусной болезни в армии и на Д[альнем] Востоке.
С (А. А.) Кирсановым было анал[огично].
О брате Симорина (служит в Инст[итуте] экспер[иментальной] мед[ицины] (ВИЭМ)) говорят нехорошо уже давно - подозр[евают] (в нем) агента (НКВД).
Говорят, Байков завален несчет[ными] письмами избирателей об арестах.
Аресты продолжаются. 4. II. Ал[ександр] Евг[еньевич] (Ферсман) предложил в директора Инст[итута] ист[ории] науки инженера Долгова - теперь арестован. Крупная фигура, прежде в Госплане, etc.
О тяжелой воде в тальках и хлор[итах]. С А. П. (Виноградовым) о распадении диатомовых (в) каолин[итах].
Примечание: комментарии к записи можно посмотреть на странице в проекта "Прожито":
https://prozhito.org/note/111187
Михаил Пришвин, 65 лет, Москва (приехав из Загорска):
12 февраля.
Утром гулял в Корбушинском парке: подышал воздухом. После обеда с Петей и Павловной поехали: Петя сошел в Пушкине, Павловну привез в Москву.
Вечер у Ценского. Рассказ о Горьком, о войне.
Надо готовиться к смертному часу, чтобы не свиньей умереть - это раз.
Второе: надо помнить, что воевать никому не хочется. А впрочем... Это нам не хочется, а «прочим» (мальчишкам) всегда хочется.
С писателями-«корифеями» нельзя никакого дела иметь: корифеи думают только о себе
Дневники дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Иван Папанин, 43 года, начальник станции:
12 февраля.
Ночь прошла при полном штиле. Утром Теодорыч поднял всех криком:
- Огонь на горизонте!
Я сомневался в правильности его открытия, но все же вылез из мешка. Дело в том, что такие «огни на горизонте» смущали нас уже раза три, и всегда оказывалось, что это близкие к горизонту звезды, случайно выглянувшие в прорывах облаков.
- Не могут же звезды гореть полтора часа на одном месте! - убеждал меня Эрнст.- Я этот огонь давно уже вижу, но все сомневался, не хотел будить... Посмотри, Дмитрич: по-моему, это прожектор «Таймыра»...
Петрович и Женя проснулись. Мы вылезли из палатки и увидели на востоке огонек. Женя навел на него теодолит и подтвердил:
- Это не звезда!
До сих пор мы представляли себе корабли, идущие к нам, лишь точками на карте. Как приятно было теперь увидеть свет прожектора!
На «Таймыре» будто почувствовали наше настроение и начали водить прожектором по горизонту.
Эрнст сообщил по радио на ледокольный пароход, что мы видим его огонь. На «Таймыре» наше сообщение вызвало всеобщее ликование...
- У нас очень хороший корабль, очень крепкий,- говорил нам по радиотелефону капитан «Таймыра».- Я надеюсь подойти к вам поближе. До скорого свидания!..
Мы условились с «Таймыром», что вечером зажжем факел, а на корабле ответят нам прожектором.
Я пошел с Кренкелем на высокий торос, рассчитывая увидеть дым «Таймыра». Петровичу и Жене дали задание: идти в противоположном направлении... Но дыма мы не увидели.
«Ермак», как сообщили нам по радио, пробивается сквозь льды Финского зализа.
Я готовил обед на примусе, но горелка плохая. Поэтому свое кулинарное дело я закончил на паяльной лампе...
За обедом согрелись и успокоились, а то от холода всех трясло.
Как было условлено с «Таймыром», я зажег огонь: привязал ракету к железной трубе; Петрович пошел на самый высокий торос - наблюдать, когда «Таймыр» зажжет прожектор. Долго ждать не пришлось: на горизонте ярко вспыхнул огонь.
Нас слепил магний; ракета болталась на шнурке, привязанном к шесту; я крутил шест над головой, и яркое пламя, гудя, рассыпало потоки искр... «Таймыр» видел наши сигналы хорошо.
Так прошла первая световая беседа с первыми советскими людьми, пришедшими к нам на помощь.
Вечером слушали «Последние известия по радио». Мой отец и братья собираются приехать в Москву встречать меня.
Долго пили чай и говорили о дальнейшей жизни на льдине. Настроение у всех за чаепитием было хорошее, бодрое.
Только здесь, на льдине, мы оценили особенную прелесть чая: пьем его по пять раз в день. Лишь он дает нам тепло.
Подул слабый ветер, сгущается туман.
Эрнст Кренкель, 34 года, радист:
12 февраля.
Дежурил с 6 часов утра. Луна, звезды - хорошо. В 6 часов 45 минут заметил что-то вроде огонька на востоке. От предположений вначале воздержался. Уже бывали случаи, что смущала какая-нибудь восходящая звезда. Ее принимали за далекий огонь. И на этот раз огонек то припадал, то вновь появлялся и разгорался. Следил за ним часа два. Над горизонтом огонь не поднимается - значит, не звезда. Зажег бензиновый факел и замахал им. В ответ мне мигали. Нет, это явно прожектор «Таймыра». Разбудил товарищей, взяли пеленг.
Радость-то какая огромная. Мы уже видим огни Родины. Ходим радостные и все время посматриваем в сторону «Таймыра». Как жаль, что днем пока еще корабль не виден. Зато ближе к вечеру разглядели его дым. «Таймыр» пробивается к нам, но тяжелый лед не пускает.
По радио сговорились, что в 10 часов вечера корабль будет светить нам прожектором, а мы ответим магниевым факелом. Ослепительно загорелся факел. И сразу по радио сообщили: «Вас видим: отлично». Теперь сомнения нет-расстояние между нами не больше 50 километров.
В каждом выпуске «Последних известий по радио» что-нибудь говорят о нас: национальные герои, герои Родины и т. д. Прямо неловко слушать. Сегодня сообщили о том, что Наташа получила мою частную радиограмму. Ну, дальше ехать некуда…