из Парижа отправил Валерию Брюсову письмо с этим стихотворением:
КАМЕНЬ
Взгляни, как злобно смотрит камень,
В нем щели странно глубоки,
Под мхом мерцает скрытый пламень,
Не думай, то не светляки.
Давно угрюмые друиды,
Сибиллы хмурых королей,
Отмстить какие-то обиды
Его призвали из морей.
Он вышел черный, вышел страшный,
И вот, лежит на берегу,
А по ночам ломает башни
И мстит случайному врагу.
Летит пустынными полями,
За куст приляжет, подождет,
Сверкнет огнистыми щелями
И снова бросится вперед.
И редко кто бы смог увидеть
Его ночной и тайный путь,
...И берегись его обидеть,
Случайно как-нибудь толкнуть.
Он скроет жгучую обиду,
Глухое бешенство угроз.
Он промолчит и будет с виду
Недвижим, как простой утес.
Но где бы ты ни скрылся, спящий,
Тебе его не обмануть,
Тебя отыщет он, летящий,
И дико ринется на грудь.
И ты застонешь в изумленьи,
Увидя блеск его щелей,
Услыша шум его паденья
И жалкий хруст твоих костей.
Горячей кровью пьяный, сытый,
Лишь утром он покинет дом,
И будет страшен труп забытый,
Как пес, раздавленный быком.
И миновав поля и нивы,
Вернется к берегу он вновь,
Чтоб смыли верные приливы
С него запекшуюся кровь.
Если кому интересно, привожу здесь и текст письма:
Дорогой Валерий Яковлевич,
я посылаю Вам одно из моих новых стихотворений, чтобы Вы могли судить, кончился ли срок моего искуса, о котором я Вам писал; сам я не имею никакого мнения на этот счет, так как два единственные мои слушателя уехали из Парижа и остались только французы и русские, не интересующиеся стихами. А я не способен без посторонней помощи судить мои стихи. Но об этом и вообще о моих сомненьях в области творчества я поговорю подробнее в следующем письме, а теперь мне хотелось бы поднять неприятный разговор, а именно, что я был бы не прочь получить мой гонорар с «Раннего Утра» даже таков, как он есть (рублей 12, я думаю). Если также Вы не думаете взять мою прозу, я бы предложил ее в другое место (куда, сам не знаю); мне достаточно только знать, что отвергнуто Вами, так как у меня целы все черновики. Поверьте, что это не жажда славы, которая побуждает меня печататься, а другие более низменные причины, о которых не трудно догадаться. Стыдно в таком письме говорить о чем-нибудь более интересном, и я его кончаю.
Всегда искренне преданный Вам Н. Гумилёв.