31 января 1943-го года
в дневниках
Александр Витковский, электромонтажник, 32 года, командир роты связи, Ростовская область:
31 января. Большая Таловая
Чем ближе к Ростову, тем сильнее сопротивление. «Сверху» давят: почему топчетесь?! Противник выпускает танки, у нас их нет, артиллерии - не густо.
Ночью в результате решительной атаки ворвались в Большую Таловую - узел сопротивления.
Георгий Славгородский, школьный учитель, 28 лет, политрук, Сталинград:
31 января.
Имею большой перерыв: как сразу не запишешь, так...
И события пришли неприятные. Немцы ночью пошли в контратаку на нашу группу в левом красном доме с Погодиным во главе. Я начал было оформлять материал на награждение, но на утро их уже не стало. Погодин отошел с потерями, в доме остались тяжело раненые, других убило, присыпало кирпичом от огня нашей артиллерии. К полудню пришел командир полка и начался суд: почему оставили дом. Погодин объяснял, что противник превосходил силами, не говоря уже о том, что не спали двое суток, сутки были без пищи (днем нельзя было доставить пищу; понесли было в термосе - повара убило и суп остался на снегу), не было связи по этой же причине. Выслушав все это, командир полка с кислой рожей приказал раненому Погодину взять группу бойцов и забрать дом днем. В стрелковой роте никого уже не было, кроме одного связиста и одного санинструктора. Командир батальона взял четырех человек из минроты, два из взвода ПТО, меня с Выговским послал руководить делом. Мы долго не выходили из подвала: «Катюша» била по нашему району. Мы повели людей. Младший лейтенант минометчик роптал, что минометчиков посылают на пехотинское дело. Пожилой боец из НТО повесил нос и сквозь слезу говорил, что не умеет обращаться с гранатами, что боится. Другой доедал хлеб и сахар и, кажется, ничего не думал о штурме. Я ободрял, ругал, поощрял, учил, но не мог не чувствовать, что люди посылаются на верную и ненужную гибель. Мне в этот день было тяжело. Я чувствовал угрызение совести. Но в то же время что я мог сделать? Нас ставят в положение исполнителей... Началось дело - и пошли распоряжения, опровергающие одно другое. «Без разведки не соваться», «Немедленно штурмовать», а у нас еще связи не было, на весь батальон остался один связист, который наводил линию, а мы занялись немецким аппаратом, который вдруг спортился, руководя боем, я допустил ошибку - не приказал врываться в дом. Когда поднялась желтая пыль от артподготовки по дому, Погодина тяжело ранило, минометчика убило и еще кого-то. А трус остался жив. Они как-то увильнули после ранения Погодина и гибели младшего лейтенанта минометчика. О наказании не могло быть и речи, т. к. мы были рады, что они остались живы. Стрелковая рота перестала существовать, от спецрот уже нечего было взять.
Сняв минометчиков для обороны, настроив людей, я лег в подвале на стол, стараясь забыть огорчения дня, и спал всю ночь. Утром опять пришло командование полка, ожидали пополнения. Пришли сталинградские старики, инвалиды. Провели обычную работу по ознакомлению людей с частью, начали их кормить, обучать владению гранатой, назначать командиров, разбивать по отделениям («Да я уже стар, разве мне учиться»).
Утром пришли танки, тяжелые «КВ» поползли по ул. Орджоникидзе к красным домам. В районе 2-3 батальонов тоже наступали танки. Настроение повысилось, хотелось скорее в бой, чувствовалась уверенность в успехе, но начало было плохое: пьяные танкисты влупили по нашей пульроте, четырех убило. Комроты и замполит вышли, к счастью, из помещения наблюдать. Мы побежали с Выговским к танкистам. Танки напугали немцев, они почти не оказывали сопротивления. Наши инвалиды под командованием Митрофанова и Татаева пошли вперед. Несколько человек ранило при прорыве передней линии... а в дальнейшем пошло без потерь.
И началась месть: стали вытаскивать из подвалов одиночками и пачками фрицев. Бойцы отводили душу. Били, кто сколько хотел - спасались только те немцы, которые сдавались большими пачками. Убитых и пленных на ходу обыскивали и брали безделушки, часы, оружие. Митрофанов взял своими инвалидами штаб, кухню с горячим супом, продовольственный склад, офицерский подвал. Я набрал бумаги, полевую сумку, отечественный «ТТ». Мой адъютант подарил мне часы, не идущие. Меня комбат направил за тылами и поддерживающими средствами.
На обратном пути я встретил Чеботарева, ведущего 800 пленных. В депо я уже не нашел комбата, батальоны были уже на заводе «Баррикады», соединились со своими войсками. Немцев все вели и вели пачками, на улицах валялись трупы фрицев, а иногда и русских.
У русских спрашивали: «Давно в плену?», «Почему не перешел?». Здесь же расправлялись с ними. Пачку русских пленных отвели в дивизию.
Настроение было торжественное у бойцов, даже наши инвалиды повеселели.
Нет времени подробно описывать теперь все события, придется набросать только основные моменты.
Ходили между корпусами завода, не веря в конец сражений. Ждем распоряжений. Распоряжение - на старые места. Мы в подвал - клуб завода «Красный Октябрь» по ул. Орджоникидзе.
Прекратилась стрельба, только ракеты по старой привычке взлетают вверх, немецкие с визгом и другие...
Первую ночь спали спокойно. Утром я поехал в баню в Бобров. Баня жаркая, угорел. Намечался полковой митинг, парад, но вместо этого - уборка старого района обороны от трупов, боеприпасов, военного имущества.
Все батальоны и штаб полка (кроме 2-го) переехали в старые блиндажи. На 4.02.43 г. был полковой митинг в районе Г-образного дома, После митинга опять уборка района. Я сам поверял район 1-го батальона, бросал гранаты в овраг крутой. Прихожу в блиндаж писать донесение - на мое место прибыл человек. Меня зло взяло.
Кулаев не такой, каким мне показался на первый раз. Это тип кавказского человека, в его глазах есть что-то звериное, поступки глупые, поведение бахвальное. Со мной он был деликатным. Его наслаждение муками людей, кровожадность мне претили (расстрел русских пленных, молящих сохранить жизнь). Одного следовало, прятался с немцами от нас.
Сдав дела, я пошел доложить Данилову, решив подать рапорт о переводе на строевую должность.
Командование пошло мне на помощь, и 10.2.43 я получил назначение в 3 батальон начальником штаба.
Николай Каманин, лётчик, Герой Советского Союза, 34 года, полковник, командир штурмовой авиационной дивизии, Псковская область:
31 января.
У нас затишье, с 25-го боевой работы не вели. Дежурили, учти молодых (из 52 - 32 лётчика уже ввели в строй). Поджидаем прибытия новых самолётов из Москвы и Куйбышева (прилетел уже 21 самолёт, в пути ещё 38). Скоро дивизия будет полнокровной и ещё более боеспособной, чем в октябре-декабре прошлого года.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, в командировке на передовых позициях Ленинградского фронта:
31 января.
Встал. Умылся снегом... Прочел «Боевые листки» двух транспортеров - очень «водянистые». Надо побеседовать с редакторами и сделать новые «Листки».
...Приехал командир батареи товарищ Барбакадзе. Долго беседовали. Он из района Зестафони. Был чернорабочим в Тбилиси... В 1932 году по комсомольскому спецнабору пошел в Севастопольское училище береговой обороны.
...Финская и Отечественная войны его многому научили. Капитан Барбакадзе кадровый морской артиллерист, выдержанный строевой командир; говорит серьезно, неторопливо. Один из первых командиров наших транспортеров и тяжелых военно-морских батарей Н-ского укрепленного района. В 1940 году был в Эстонии, в Палдиски... Война застала Барбакадзе там же... Позже он был послан на Ленинградский фронт.
...В бою 12 января батарея Барбакадзе била по Шлиссельбургу. Наблюдательный пункт на Неве в четырехэтажном здании. Били по узлам 170-й немецкой пехотной дивизии. «Нашу работу увидите...» - говорит товарищ Барбакадзе.
...Ночью, «В последний час». В Сталинграде взят в плен генерал-фельдмаршал Паулюс со своим штабом.
Под Сталинградом в составе 6-й армии и 4-й танковой было 330 000 солдат и офицеров. Таким образом, наши подсчеты были преуменьшенными. Подобного классически чистого военного разгрома Германия не видела со дня Иены. Действия Антанты в 1918 году были лишены черт блистательности.
Несомненно, капитуляция, вернее, сдача Паулюса, найдет широчайший отклик. Пример Паулюса повлияет на многих немецких генералов, офицеров и солдат, а мы уж побеспокоимся о том, чтобы им стали известны подробности.
Вера Инбер, поэт, 52 года, Ленинград:
31 января.
Рассказ о секретаре партийной организации Публичной библиотеки - Ф.
Ф. и еще один сотрудник библиотеки вошли прошлой зимой в квартиру, где, по их сведениям, должна была оставаться маленькая девочка. В квартире было мертво и холодно: страшный облик квартиры прошлого года.
Ф. и ее спутник уже собирались уходить, как вдруг им почудилась как бы тень дыхания.
- Здесь кто-то дышит, - сказала Ф. и подошла к кровати, заваленной тряпьем. - Я подержу фонарь, а ты взгляни, - сказала Ф. своему спутнику.
- Нет, лучше я подержу, а ты взгляни, - ответил тот.
Обоим было жутко.
Но Ф. решилась. Она откинула и разворошила ледяные одеяла. На кровати лежали мертвые старик и старуха: дедушка и бабушка. А между ними светились на подушке два ясных детских глаза. Это была внучка, девочка трех-четырех лет.
Ф. привела ее к себе. Девочка была вся в пролежнях. Когда ее вымыли, она сказала:
- Дай каши.
Ее накормили. Положили в больницу, где делали все, чтобы спасти ее, но она умерла на семнадцатый день. Даже имя осталось не вполне установленным: не то Машенька, не то Ниночка. В своих дневниках Ф. так и называет ее: «Ниночка-Машенька».
Анна Остроумова-Лебедева, художник, 71 год, Ленинград
31 января.
Ленинград. Милютина вчера уехала на ледяную трасу оборонных работ рисовать выдающихся героинь женщин. Она их будет работать с натуры для сборника. Я работала форзац.
Звонила Николаева, торопит с работой. На фронтах - успехи: взят обратно Майкоп, занята нами Тихорецкая. Все чаще сдаются немцы, а уже про итальянцев нечего и говорить. Вчера под Воронежем сдался целый итальянский корпус. Но нам немец нервы треплет. Два дня было чуть потише. Сегодня же опять был длительный артиллерийский обстрел города. В каком районе? - трудно еще определить. Через несколько времени это станет известно. А сейчас воздушная тревога. Опять зенитки потрясают воздух. Опять нервный трепет охватывает душу. Сейчас я слышу отбой...
Сестра моя с 26 Января в клинике у Черноруцкого. Сразу схватила воспаление легких. Это обычное явление при поступлении в клинику. Делают ванну, снимают с больного всякие теплые домашние вязанки, фуфайки и т.п., одевают на него холодное холщевое белье и холодный халат и ведут по холодным коридорам - ну, воспаление легких и готово! Перенесет ли сестра его?
Сегодня Нюша отвезла мое письмо Петру Евгеньевичу с просьбой передать его на Завод СК в Казани, коллективу химиков. А их и след простыл! Сегодня в 6 ч. утра неожиданно для них самих уехали. Вероятно, улетели или в Москву или прямо в Казань.
Я рада за них. Он и его жена жаждали повидать сына, мать Петра Евгеньевича, сестру, зятя и многих казанских друзей. Они отдохнут от нашей напряженной, насыщенной острыми переживаниями жизни.
Забегала сегодня очаровательная Юлья Васильевна Волкова - мой новый друг. Принесла мне свой керосин да еще по дороге купила талон на ½ литра за 25 рублей. Ужасно она добрая душа. Без таких людей трудно было бы и горько жить! Как такие добрые люди умеют нежно и осторожно вынимать шипы жизни.
Дмитрий Жигунов, 37 лет, майор, после ранения в ожидании перевода на передовую служит в Штабе Внутренней Ообороны Ленинграда.
31 января.
Вот уже и последний день, первого месяца - нового 1943 года, сколько же ещё осталось ждать конца этой проклятой войны? В каком месяце я буду иметь возможность приступить непосредственно к розыску своих любимых? На это пока ответа нет, пока - это пока затянулось слишком долго, нет сил выносить всю тяжесть утраты счастья.
На фронтах, дело идет прекрасно, всюду наши войска наступают и бьют - гонят фрицев, освобождаю в день до сотни сел и городов.
На фронтах, дело идет прекрасно, всюду наши Войска наступают и бьют- гонят фрицев, освобождая в день до сотни сел и городов.
Сегодня Радио передало замечательное сообщение: «Закончена ликвидация окруженных немецко-фашистских войск под Сталинградом - западнее центральной части Сталинграда (это одна из двух окруженных группировок войск под Сталинградом).
Окружённая 6 армия и 4 Танковая армия немцев 23 ноября состояла из 22 дивизии с многочисленными отдельными частями не вошедшие в число 22-х дивизий, всего было окружено 330 тысяч солдат и офицеров, с 23 ноября по 10 января 1943 года потери немцев нашего артогня, авиации, пехоты и танков, болезней и голода составили 140 тысяч. Взято в плен с 23 января 1942 по 31 января 1943 года 46 тысяч солдат и офицеров».
Сегодня дополнительно взято в плен: Командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и ещё 14 генералов, больше 40 полковников, куча ниже чином и до чёрта солдатни немецкой , уничтожена такая большая сила - это только можно сказать, а попробуй окружить и уничтожить эти 330 тысяч войск, для этого нужно по меньшей мере раза в 2-3 больше наших войск - если подсчитать все потери немцев под Сталинградом с момента их наступление и отступление с окруженными частями войск - то получается внушительная цифра - не менее миллиона потери. Это прекрасно - есть надежда, что после 2-3 таких кровавых - но поучительных и необходимых для фриц - бань - немецкий вшивый пес Гитлер сдохнет и война будет окончена скорее, чем мы думаем.
При генеральном наступление наших войск уничтожено фрицев еще более 100 тысяч и взяты большие трофеи я не буду приводить всё, а укажу только некоторые из них. Наши захватили: самолётов = 744, танков = 1517, орудий разных калибров = 523, пулеметов = 7489, винтовок = 76 тысяч, автомашин = 60454, мотоциклов = 7341, складов разных = 229, парашютов = 5700 и многое другое военное имущество.
Вот как наши Русские орлы, треплет и бьют немецко-фашистское ворону, что себя царем птиц считала, поделом проклятой твари и недалек тот день, когда она сдохнет.
Стратегический генеральный план Вождя народов Великого Сталина, по разгрому фрицев под Сталинградом и других фронтах осуществлён и осуществляется сейчас, ещё раз доказано всё величие и прозорливость нашего Сталина и еще раз всему миру напомнил наш Русский народ - не трогай нас, как не трогай медведя - рассердиться он и пойдет ломать и нет тогда ему преград - вот так и мы, мало в начале войны было у нас злости ну а теперь её хоть отбавляй, да нужно прямо сказать, гроб фрицы, хотел нашей Земли, но и получит по три аршина, хватит - поиздевались проклятые над невинным народом, пора издохнуть им.
От таких успехов наших войск на всех фронтах, на душе делается веселее, не так уже мрачно выглядит жизнь и я уже мечтаю о встрече с моими любимыми, о нашей дальнейшей жизни и как построим нашу дальнейшую жизнь, как хочется чтобы она была радостной и красивой, кажется достаточно мы горя хлебнули, пора и радости испить, моя мечта, опять в родной Володарке. Придется заново, как в пустыне когда-то наши предки садились на место, на поселение, строится, ведь там и признака, что когда-то здесь жили счастливо люди - нет.
Наш участок вновь должен быть не хуже чем он был до войны, слов нет - трудность большая, но что человек не сделает и я для своих любимых совью гнездышко, ничего не пожалею, сил хватит ибо мои родные, единственное счастье, мое Верусенька и Котик - будут со мной и они мне дадут энергию и силы на всё, чтобы сделать хорошо.
Опять будут цвести любимые цветы моей Веруськи и их аромат сильнее прежнего будет заполнять кругом, воздух, и самих нас и опять как прежде до проклятых черных дней навязаных нам войной моя Веруська будет ходить по благоухающему саду и делать, как никто не умеет делать - букеты душистых цветов, красиво, изящно и со вкусом подобранных, недаром, кто только не увидит такой букет цветов, невольно любуются им - естественно - ибо их сделали ручки моей любимой Верусеньки.
Мечтаю о том, как мы с Веруськой сядем вечерком в саду, тесно рядышком, так чтобы слышен был удар сердца у другого и чтобы мысли без слов передавали друг другу. О многом я мечтаю, о чём здесь нельзя писать, да и незачем, эти радости, удел наших душ и сердце, никому другому не дано право знать.
Наш Котик не по годам взрослый и возмужал и - сын майора - командира фронтовика Красной Армии, перенесший столько горя, мук и унижению - именно таков. Я и представляю его таким, сынишка, сколько тебе пришлось пережить, сколько твоему маленькому, ласковому и любящему сердечку - досталось горя и это в 10 лет от роду, жить бы да резвиться, ни о чём не думая в такие года, как мы тебя баловали мой мальчик, мама больше чем я, признаюсь в этом - такая суровость мужская, но не меньше люблю тебя от этого, но ничего мой милый, всё прошло и мы вновь вместе и никогда уже больше не разлучимся (если будет на то судьба - я имею в виду только смерть) нашу Веруську, а твою мамульку будем беречь как зеницу ока, чтобы она забыла о кошмарных долгих месяцев пребывания в лапах фашистского зверя и как прежде было бы весела и приветлива, об этом мы с тобой мой сынишка должны позаботиться и мы это сделаем.
На нашем участке обязательно посадим любимый Веруськины и Котика ягоды, клубничку, посадим малинку, крыжовник, смородину и сливу с яблоньками, вот и будет хорошо опять у нас.
За январь месяц этого года я редко писал матери письма, почему? Сам не знаю, то ли потому, что много работы или писать ничего, ибо в жизни у меня без перемен, но это не оправдание, видимо мысль о моих любимых поглотила меня целиком, вот и причина плохого внимания к старушке - матери, хотя и высылаем ежемесячно ей деньги - поддерживаю чем могу, но мать ждет весточки от сына, нужно чаще писать. Всё плачет она бедная, не жаль ей потерянного жилья и имущества, а плачет она о моих любимых, она их любит и любит больше чем своих дочерей, я в этом убедился сам и нет ни одного письма, где бы не было больше половины его заполнено только о моих Веруськи и Котике, такие же письма получаю и от Раисы, она теперь совсем другая, сколько заботы и внимания она оказала мне, когда я был у них после ранения и она поддерживала мою веру в то что они мои родные, ясные любименькие живы и ждут меня, это они обошли по десятку раз, всех шеманихинских гадалок и везде им гадают, что они мои роднульки живы и я с ними встречусь, об этом они мне пишут в каждом письме убеждено добавляют, что Бог не допустит такое несчастье, как несбыточность моих надежд на встречу с моими дорогими.
Брат Василий пишет, что дядя я Евстратий прислал телеграмму Семёну в Куйбышев из Сибири, вот оказывается где этот жук, а где же его семья? Может - быть он знает, что-нибудь о моих? Послать телеграмму ему - так нет адреса, и даже Семён не знает точно где он, Анатолий пишет, что скучает без меня, ну что же делать, а меня категорически не пускают на фронт, говорят поотдохни и поработай здесь и приходится с этим мириться, ибо другого выхода нет.
Илья Крылов- мой шурин, выехал с Зинаидой куда-то в глубокий тыл, так и не получил от него письма и не видел его, Нина Евстафьева тоже не пишет, а Ирина, так-то в течение 4 месяцев не удосужиться не только зайти ко мне, но даже позвонить мне по телефону, я ее не видел с апреля месяца 1942 года, да это минут десять, так как отходил поезд на Ладожское озеро с которым я возвращался свою часть.
Послал Марии (жене брата Петра) письмо ещё в ноябре месяце - ответа не получил.
В Ленинграде по-прежнему, ежедневно фриц с наших мест, а теперь захваченных им, бьёт тяжелыми снарядами по городу, разрушает дома, убивает и калечит людей, нет ни одного дома, чтобы он не пострадал, либо от бомб, снарядов и нет ни одного дома, где можно было найти целые стёкла в оконных рамах, хотя бы в одном этаже, да печальное и грустное зрелище представляет в эти дни наш город и несмотря на всё, что старается пакостить фриц - город кипит ключом, не унываети в особенности после прорыва блокады Ленинграда.
Пока продвижение наших войск, на Ленинградском фронте видимо нет - пока молчат.
Ирина Эренбург, дочь Ильи Эренбурга (в тексте - Илья), журналист, 31 год, корреспондент армейской газеты Западного фронта:
31 января.
Ночью въезд в Москву. Неожиданно оказались на Ландышевой аллее ЦПКО, по сторонам ничего не видно. Глаз привык к лесу, и кажется, что это не дома, а лес. Невозможно ориентироваться.
Дома плюс шесть. Все предметы ледяные. Уголек закопал все мои перчатки в снег во время прогулок. Почти не ел, очень скучал. Аля о батонах хлеба. Илья устал.
Мама сегодня стала донором.
Каплера посадили. Нечего влюбляться в дочь Сталина.
Михаил Пришвин, 69 лет, Ярославская область, Переславль-Залесский район
31 января.
Тепло, метель. Сегодня воскресенье, придет много народу сниматься. Я с вечера составил большую бутыль проявителя. - Месяца на два хватит, - сказал я. - Дай Бог, чтобы до конца хватило и больше не пришлось бы его составлять. - А мне как-то жалко расстаться с этим ремеслом: фотография для меня - форма лени. - Вполне согласна. - И лени, нравственно оправдываемой: во-первых, это ремесло в руках художника есть знак внимания к жизни, а потом заработок все-таки не такой противный, как от литературы.
Узел советского строя не в Совете, а в колхозе и связанной с ним бюрократии. Тронь колхоз - и все рассыплется.
- А вы мечтаете, что вслед за свободой веры дадут свободу от колхоза.
- Нет, мы и не мечтаем, мы и свободы веры не видим: церковь закрыта. Мы ждем только конца войны и больше ничего: конца и конца.
Неужели истоки Лялиной «пустыни» таятся в желанном святом материнстве?
А что же тут плохого: одна дева злится за это на людей и кошек разводит, другая это материнство превращает в святое дело, значит, суть не в самом материнстве, а это другой человек, другая душа...
Бывает, зимой, выспишься раньше времени и среди глубокой ночи, когда нельзя вставать, лежишь и так независимо думаешь, и все, что только ни придет в голову, получает особое мысленное освещение, и как будто от этого в самом привычном и решенном открываешь «Америку». В эту ночь мне показался привычный «Бог» Рузвельта в таком освещении. Что если, думал я, во время такого ужасного падения человечества этот американец-прагматист вспомнил о «рабочей ценности» понятия Бога и по-американски практично пустил его в дело устройства этого мира: от этого выиграет прежде всего сама Америка, а потом и все страны, жаждущие мира. И замечательно это понятие Бога в Его рабочей ценности.
Георгий Князев, историк-архивист, 55 лет, сотрудник Архива АН СССР, ленинградец в эвакуации в Казахстане (Боровое):
31 января.
Мы слушали по радио, а потом прочли в газетах о прорыве нашими армиями блокады Ленинграда. Волховские и ленинградские группы войск под общим командованием маршалов Жукова и Ворошилова, прорвав оборону немцев, соединились. Бои на Неве были жестокие и упорные. Информбюро нам сообщило об этой исторической битве после того, как она, продолжавшаяся до 10 дней, наконец закончилась нашей победой. Теперь, вот уже более недели нет никаких сведений с Ленинградского фронта...
Промелькнуло какое-то сообщение о воздушной бомбардировке Ленинграда 3-2[-х] тонными бомбами. Сегодня Белоновский (член-корреспондент) получил известие, что его квартира и имущество погибли в Ленинграде. Что же там делается?
Не думаю о своей квартире и имуществе; все мои мысли об Архиве. Неужели я никогда больше его не увижу! Зачем же тогда меня оторвали от него? Погибать бы, так вместе. Жизнь моя настолько связана с Архивом, что без него почти нет смысла в моем существовании.
Хорошо пишут некоторые военные корреспонденты. Один дал незабываемый образ ползущего через фронт старичка. Он полз на восток, не желая оставаться у немцев; его видели с военного самолета умоляющим взять его с захваченной врагами территории на еще [не захваченную] родную землю на востоке.
Другой эпизод... Был он или нет, оставляю на совести Алексея Толстого. В каком-то занятом немецкими войсками селении бравый гитлеровец топтал каблуками тело несчастной девушки, выдавив ей глаза... За что? Оказалось, он приказал ей взять лампу и светить ему, когда он пошел «до ветру» и расстегнул уже штаны, чтобы присесть. Но девушка не выдержала такого надругательства и бросила на его голову бывшую в ее руках горящую лампу. Факт страшный и позорный, если он имел место. Вот перед какими унижениями в покоренных немцами местностях оказывается русский, превращенный в раба, в живой инвентарь!
На улицах Ленинграда, сообщает заехавший в Боровое директор Лесотехнической академии, еще стало пустыннее; в Лесном почти все деревянные строения снесены, но лесной парк цел. По другим сведениям, он весь вырублен.
Очень плохо приходят газеты. Но когда придут, почти и читать нечего. Изредка только обращают на себя внимание военные корреспонденции и краткие сообщения из-за границы. Заходивший ко мне Римский-Корсаков сообщил, между прочим, что «Times» по-прежнему выходит в полном своем виде и имеет иллюстрированные приложения, где помещены между другими материалами и рецензии на некоторые вышедшие у нас издания.
Александр Витковский, электромонтажник, 32 года, командир роты связи, Ростовская область:
31 января. Большая Таловая
Чем ближе к Ростову, тем сильнее сопротивление. «Сверху» давят: почему топчетесь?! Противник выпускает танки, у нас их нет, артиллерии - не густо.
Ночью в результате решительной атаки ворвались в Большую Таловую - узел сопротивления.
Георгий Славгородский, школьный учитель, 28 лет, политрук, Сталинград:
31 января.
Имею большой перерыв: как сразу не запишешь, так...
И события пришли неприятные. Немцы ночью пошли в контратаку на нашу группу в левом красном доме с Погодиным во главе. Я начал было оформлять материал на награждение, но на утро их уже не стало. Погодин отошел с потерями, в доме остались тяжело раненые, других убило, присыпало кирпичом от огня нашей артиллерии. К полудню пришел командир полка и начался суд: почему оставили дом. Погодин объяснял, что противник превосходил силами, не говоря уже о том, что не спали двое суток, сутки были без пищи (днем нельзя было доставить пищу; понесли было в термосе - повара убило и суп остался на снегу), не было связи по этой же причине. Выслушав все это, командир полка с кислой рожей приказал раненому Погодину взять группу бойцов и забрать дом днем. В стрелковой роте никого уже не было, кроме одного связиста и одного санинструктора. Командир батальона взял четырех человек из минроты, два из взвода ПТО, меня с Выговским послал руководить делом. Мы долго не выходили из подвала: «Катюша» била по нашему району. Мы повели людей. Младший лейтенант минометчик роптал, что минометчиков посылают на пехотинское дело. Пожилой боец из НТО повесил нос и сквозь слезу говорил, что не умеет обращаться с гранатами, что боится. Другой доедал хлеб и сахар и, кажется, ничего не думал о штурме. Я ободрял, ругал, поощрял, учил, но не мог не чувствовать, что люди посылаются на верную и ненужную гибель. Мне в этот день было тяжело. Я чувствовал угрызение совести. Но в то же время что я мог сделать? Нас ставят в положение исполнителей... Началось дело - и пошли распоряжения, опровергающие одно другое. «Без разведки не соваться», «Немедленно штурмовать», а у нас еще связи не было, на весь батальон остался один связист, который наводил линию, а мы занялись немецким аппаратом, который вдруг спортился, руководя боем, я допустил ошибку - не приказал врываться в дом. Когда поднялась желтая пыль от артподготовки по дому, Погодина тяжело ранило, минометчика убило и еще кого-то. А трус остался жив. Они как-то увильнули после ранения Погодина и гибели младшего лейтенанта минометчика. О наказании не могло быть и речи, т. к. мы были рады, что они остались живы. Стрелковая рота перестала существовать, от спецрот уже нечего было взять.
Сняв минометчиков для обороны, настроив людей, я лег в подвале на стол, стараясь забыть огорчения дня, и спал всю ночь. Утром опять пришло командование полка, ожидали пополнения. Пришли сталинградские старики, инвалиды. Провели обычную работу по ознакомлению людей с частью, начали их кормить, обучать владению гранатой, назначать командиров, разбивать по отделениям («Да я уже стар, разве мне учиться»).
Утром пришли танки, тяжелые «КВ» поползли по ул. Орджоникидзе к красным домам. В районе 2-3 батальонов тоже наступали танки. Настроение повысилось, хотелось скорее в бой, чувствовалась уверенность в успехе, но начало было плохое: пьяные танкисты влупили по нашей пульроте, четырех убило. Комроты и замполит вышли, к счастью, из помещения наблюдать. Мы побежали с Выговским к танкистам. Танки напугали немцев, они почти не оказывали сопротивления. Наши инвалиды под командованием Митрофанова и Татаева пошли вперед. Несколько человек ранило при прорыве передней линии... а в дальнейшем пошло без потерь.
И началась месть: стали вытаскивать из подвалов одиночками и пачками фрицев. Бойцы отводили душу. Били, кто сколько хотел - спасались только те немцы, которые сдавались большими пачками. Убитых и пленных на ходу обыскивали и брали безделушки, часы, оружие. Митрофанов взял своими инвалидами штаб, кухню с горячим супом, продовольственный склад, офицерский подвал. Я набрал бумаги, полевую сумку, отечественный «ТТ». Мой адъютант подарил мне часы, не идущие. Меня комбат направил за тылами и поддерживающими средствами.
На обратном пути я встретил Чеботарева, ведущего 800 пленных. В депо я уже не нашел комбата, батальоны были уже на заводе «Баррикады», соединились со своими войсками. Немцев все вели и вели пачками, на улицах валялись трупы фрицев, а иногда и русских.
У русских спрашивали: «Давно в плену?», «Почему не перешел?». Здесь же расправлялись с ними. Пачку русских пленных отвели в дивизию.
Настроение было торжественное у бойцов, даже наши инвалиды повеселели.
Нет времени подробно описывать теперь все события, придется набросать только основные моменты.
Ходили между корпусами завода, не веря в конец сражений. Ждем распоряжений. Распоряжение - на старые места. Мы в подвал - клуб завода «Красный Октябрь» по ул. Орджоникидзе.
Прекратилась стрельба, только ракеты по старой привычке взлетают вверх, немецкие с визгом и другие...
Первую ночь спали спокойно. Утром я поехал в баню в Бобров. Баня жаркая, угорел. Намечался полковой митинг, парад, но вместо этого - уборка старого района обороны от трупов, боеприпасов, военного имущества.
Все батальоны и штаб полка (кроме 2-го) переехали в старые блиндажи. На 4.02.43 г. был полковой митинг в районе Г-образного дома, После митинга опять уборка района. Я сам поверял район 1-го батальона, бросал гранаты в овраг крутой. Прихожу в блиндаж писать донесение - на мое место прибыл человек. Меня зло взяло.
Кулаев не такой, каким мне показался на первый раз. Это тип кавказского человека, в его глазах есть что-то звериное, поступки глупые, поведение бахвальное. Со мной он был деликатным. Его наслаждение муками людей, кровожадность мне претили (расстрел русских пленных, молящих сохранить жизнь). Одного следовало, прятался с немцами от нас.
Сдав дела, я пошел доложить Данилову, решив подать рапорт о переводе на строевую должность.
Командование пошло мне на помощь, и 10.2.43 я получил назначение в 3 батальон начальником штаба.
Николай Каманин, лётчик, Герой Советского Союза, 34 года, полковник, командир штурмовой авиационной дивизии, Псковская область:
31 января.
У нас затишье, с 25-го боевой работы не вели. Дежурили, учти молодых (из 52 - 32 лётчика уже ввели в строй). Поджидаем прибытия новых самолётов из Москвы и Куйбышева (прилетел уже 21 самолёт, в пути ещё 38). Скоро дивизия будет полнокровной и ещё более боеспособной, чем в октябре-декабре прошлого года.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, в командировке на передовых позициях Ленинградского фронта:
31 января.
Встал. Умылся снегом... Прочел «Боевые листки» двух транспортеров - очень «водянистые». Надо побеседовать с редакторами и сделать новые «Листки».
...Приехал командир батареи товарищ Барбакадзе. Долго беседовали. Он из района Зестафони. Был чернорабочим в Тбилиси... В 1932 году по комсомольскому спецнабору пошел в Севастопольское училище береговой обороны.
...Финская и Отечественная войны его многому научили. Капитан Барбакадзе кадровый морской артиллерист, выдержанный строевой командир; говорит серьезно, неторопливо. Один из первых командиров наших транспортеров и тяжелых военно-морских батарей Н-ского укрепленного района. В 1940 году был в Эстонии, в Палдиски... Война застала Барбакадзе там же... Позже он был послан на Ленинградский фронт.
...В бою 12 января батарея Барбакадзе била по Шлиссельбургу. Наблюдательный пункт на Неве в четырехэтажном здании. Били по узлам 170-й немецкой пехотной дивизии. «Нашу работу увидите...» - говорит товарищ Барбакадзе.
...Ночью, «В последний час». В Сталинграде взят в плен генерал-фельдмаршал Паулюс со своим штабом.
Под Сталинградом в составе 6-й армии и 4-й танковой было 330 000 солдат и офицеров. Таким образом, наши подсчеты были преуменьшенными. Подобного классически чистого военного разгрома Германия не видела со дня Иены. Действия Антанты в 1918 году были лишены черт блистательности.
Несомненно, капитуляция, вернее, сдача Паулюса, найдет широчайший отклик. Пример Паулюса повлияет на многих немецких генералов, офицеров и солдат, а мы уж побеспокоимся о том, чтобы им стали известны подробности.
Вера Инбер, поэт, 52 года, Ленинград:
31 января.
Рассказ о секретаре партийной организации Публичной библиотеки - Ф.
Ф. и еще один сотрудник библиотеки вошли прошлой зимой в квартиру, где, по их сведениям, должна была оставаться маленькая девочка. В квартире было мертво и холодно: страшный облик квартиры прошлого года.
Ф. и ее спутник уже собирались уходить, как вдруг им почудилась как бы тень дыхания.
- Здесь кто-то дышит, - сказала Ф. и подошла к кровати, заваленной тряпьем. - Я подержу фонарь, а ты взгляни, - сказала Ф. своему спутнику.
- Нет, лучше я подержу, а ты взгляни, - ответил тот.
Обоим было жутко.
Но Ф. решилась. Она откинула и разворошила ледяные одеяла. На кровати лежали мертвые старик и старуха: дедушка и бабушка. А между ними светились на подушке два ясных детских глаза. Это была внучка, девочка трех-четырех лет.
Ф. привела ее к себе. Девочка была вся в пролежнях. Когда ее вымыли, она сказала:
- Дай каши.
Ее накормили. Положили в больницу, где делали все, чтобы спасти ее, но она умерла на семнадцатый день. Даже имя осталось не вполне установленным: не то Машенька, не то Ниночка. В своих дневниках Ф. так и называет ее: «Ниночка-Машенька».
Анна Остроумова-Лебедева, художник, 71 год, Ленинград
31 января.
Ленинград. Милютина вчера уехала на ледяную трасу оборонных работ рисовать выдающихся героинь женщин. Она их будет работать с натуры для сборника. Я работала форзац.
Звонила Николаева, торопит с работой. На фронтах - успехи: взят обратно Майкоп, занята нами Тихорецкая. Все чаще сдаются немцы, а уже про итальянцев нечего и говорить. Вчера под Воронежем сдался целый итальянский корпус. Но нам немец нервы треплет. Два дня было чуть потише. Сегодня же опять был длительный артиллерийский обстрел города. В каком районе? - трудно еще определить. Через несколько времени это станет известно. А сейчас воздушная тревога. Опять зенитки потрясают воздух. Опять нервный трепет охватывает душу. Сейчас я слышу отбой...
Сестра моя с 26 Января в клинике у Черноруцкого. Сразу схватила воспаление легких. Это обычное явление при поступлении в клинику. Делают ванну, снимают с больного всякие теплые домашние вязанки, фуфайки и т.п., одевают на него холодное холщевое белье и холодный халат и ведут по холодным коридорам - ну, воспаление легких и готово! Перенесет ли сестра его?
Сегодня Нюша отвезла мое письмо Петру Евгеньевичу с просьбой передать его на Завод СК в Казани, коллективу химиков. А их и след простыл! Сегодня в 6 ч. утра неожиданно для них самих уехали. Вероятно, улетели или в Москву или прямо в Казань.
Я рада за них. Он и его жена жаждали повидать сына, мать Петра Евгеньевича, сестру, зятя и многих казанских друзей. Они отдохнут от нашей напряженной, насыщенной острыми переживаниями жизни.
Забегала сегодня очаровательная Юлья Васильевна Волкова - мой новый друг. Принесла мне свой керосин да еще по дороге купила талон на ½ литра за 25 рублей. Ужасно она добрая душа. Без таких людей трудно было бы и горько жить! Как такие добрые люди умеют нежно и осторожно вынимать шипы жизни.
Дмитрий Жигунов, 37 лет, майор, после ранения в ожидании перевода на передовую служит в Штабе Внутренней Ообороны Ленинграда.
31 января.
Вот уже и последний день, первого месяца - нового 1943 года, сколько же ещё осталось ждать конца этой проклятой войны? В каком месяце я буду иметь возможность приступить непосредственно к розыску своих любимых? На это пока ответа нет, пока - это пока затянулось слишком долго, нет сил выносить всю тяжесть утраты счастья.
На фронтах, дело идет прекрасно, всюду наши войска наступают и бьют - гонят фрицев, освобождаю в день до сотни сел и городов.
На фронтах, дело идет прекрасно, всюду наши Войска наступают и бьют- гонят фрицев, освобождая в день до сотни сел и городов.
Сегодня Радио передало замечательное сообщение: «Закончена ликвидация окруженных немецко-фашистских войск под Сталинградом - западнее центральной части Сталинграда (это одна из двух окруженных группировок войск под Сталинградом).
Окружённая 6 армия и 4 Танковая армия немцев 23 ноября состояла из 22 дивизии с многочисленными отдельными частями не вошедшие в число 22-х дивизий, всего было окружено 330 тысяч солдат и офицеров, с 23 ноября по 10 января 1943 года потери немцев нашего артогня, авиации, пехоты и танков, болезней и голода составили 140 тысяч. Взято в плен с 23 января 1942 по 31 января 1943 года 46 тысяч солдат и офицеров».
Сегодня дополнительно взято в плен: Командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал Паулюс, его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт и ещё 14 генералов, больше 40 полковников, куча ниже чином и до чёрта солдатни немецкой , уничтожена такая большая сила - это только можно сказать, а попробуй окружить и уничтожить эти 330 тысяч войск, для этого нужно по меньшей мере раза в 2-3 больше наших войск - если подсчитать все потери немцев под Сталинградом с момента их наступление и отступление с окруженными частями войск - то получается внушительная цифра - не менее миллиона потери. Это прекрасно - есть надежда, что после 2-3 таких кровавых - но поучительных и необходимых для фриц - бань - немецкий вшивый пес Гитлер сдохнет и война будет окончена скорее, чем мы думаем.
При генеральном наступление наших войск уничтожено фрицев еще более 100 тысяч и взяты большие трофеи я не буду приводить всё, а укажу только некоторые из них. Наши захватили: самолётов = 744, танков = 1517, орудий разных калибров = 523, пулеметов = 7489, винтовок = 76 тысяч, автомашин = 60454, мотоциклов = 7341, складов разных = 229, парашютов = 5700 и многое другое военное имущество.
Вот как наши Русские орлы, треплет и бьют немецко-фашистское ворону, что себя царем птиц считала, поделом проклятой твари и недалек тот день, когда она сдохнет.
Стратегический генеральный план Вождя народов Великого Сталина, по разгрому фрицев под Сталинградом и других фронтах осуществлён и осуществляется сейчас, ещё раз доказано всё величие и прозорливость нашего Сталина и еще раз всему миру напомнил наш Русский народ - не трогай нас, как не трогай медведя - рассердиться он и пойдет ломать и нет тогда ему преград - вот так и мы, мало в начале войны было у нас злости ну а теперь её хоть отбавляй, да нужно прямо сказать, гроб фрицы, хотел нашей Земли, но и получит по три аршина, хватит - поиздевались проклятые над невинным народом, пора издохнуть им.
От таких успехов наших войск на всех фронтах, на душе делается веселее, не так уже мрачно выглядит жизнь и я уже мечтаю о встрече с моими любимыми, о нашей дальнейшей жизни и как построим нашу дальнейшую жизнь, как хочется чтобы она была радостной и красивой, кажется достаточно мы горя хлебнули, пора и радости испить, моя мечта, опять в родной Володарке. Придется заново, как в пустыне когда-то наши предки садились на место, на поселение, строится, ведь там и признака, что когда-то здесь жили счастливо люди - нет.
Наш участок вновь должен быть не хуже чем он был до войны, слов нет - трудность большая, но что человек не сделает и я для своих любимых совью гнездышко, ничего не пожалею, сил хватит ибо мои родные, единственное счастье, мое Верусенька и Котик - будут со мной и они мне дадут энергию и силы на всё, чтобы сделать хорошо.
Опять будут цвести любимые цветы моей Веруськи и их аромат сильнее прежнего будет заполнять кругом, воздух, и самих нас и опять как прежде до проклятых черных дней навязаных нам войной моя Веруська будет ходить по благоухающему саду и делать, как никто не умеет делать - букеты душистых цветов, красиво, изящно и со вкусом подобранных, недаром, кто только не увидит такой букет цветов, невольно любуются им - естественно - ибо их сделали ручки моей любимой Верусеньки.
Мечтаю о том, как мы с Веруськой сядем вечерком в саду, тесно рядышком, так чтобы слышен был удар сердца у другого и чтобы мысли без слов передавали друг другу. О многом я мечтаю, о чём здесь нельзя писать, да и незачем, эти радости, удел наших душ и сердце, никому другому не дано право знать.
Наш Котик не по годам взрослый и возмужал и - сын майора - командира фронтовика Красной Армии, перенесший столько горя, мук и унижению - именно таков. Я и представляю его таким, сынишка, сколько тебе пришлось пережить, сколько твоему маленькому, ласковому и любящему сердечку - досталось горя и это в 10 лет от роду, жить бы да резвиться, ни о чём не думая в такие года, как мы тебя баловали мой мальчик, мама больше чем я, признаюсь в этом - такая суровость мужская, но не меньше люблю тебя от этого, но ничего мой милый, всё прошло и мы вновь вместе и никогда уже больше не разлучимся (если будет на то судьба - я имею в виду только смерть) нашу Веруську, а твою мамульку будем беречь как зеницу ока, чтобы она забыла о кошмарных долгих месяцев пребывания в лапах фашистского зверя и как прежде было бы весела и приветлива, об этом мы с тобой мой сынишка должны позаботиться и мы это сделаем.
На нашем участке обязательно посадим любимый Веруськины и Котика ягоды, клубничку, посадим малинку, крыжовник, смородину и сливу с яблоньками, вот и будет хорошо опять у нас.
За январь месяц этого года я редко писал матери письма, почему? Сам не знаю, то ли потому, что много работы или писать ничего, ибо в жизни у меня без перемен, но это не оправдание, видимо мысль о моих любимых поглотила меня целиком, вот и причина плохого внимания к старушке - матери, хотя и высылаем ежемесячно ей деньги - поддерживаю чем могу, но мать ждет весточки от сына, нужно чаще писать. Всё плачет она бедная, не жаль ей потерянного жилья и имущества, а плачет она о моих любимых, она их любит и любит больше чем своих дочерей, я в этом убедился сам и нет ни одного письма, где бы не было больше половины его заполнено только о моих Веруськи и Котике, такие же письма получаю и от Раисы, она теперь совсем другая, сколько заботы и внимания она оказала мне, когда я был у них после ранения и она поддерживала мою веру в то что они мои родные, ясные любименькие живы и ждут меня, это они обошли по десятку раз, всех шеманихинских гадалок и везде им гадают, что они мои роднульки живы и я с ними встречусь, об этом они мне пишут в каждом письме убеждено добавляют, что Бог не допустит такое несчастье, как несбыточность моих надежд на встречу с моими дорогими.
Брат Василий пишет, что дядя я Евстратий прислал телеграмму Семёну в Куйбышев из Сибири, вот оказывается где этот жук, а где же его семья? Может - быть он знает, что-нибудь о моих? Послать телеграмму ему - так нет адреса, и даже Семён не знает точно где он, Анатолий пишет, что скучает без меня, ну что же делать, а меня категорически не пускают на фронт, говорят поотдохни и поработай здесь и приходится с этим мириться, ибо другого выхода нет.
Илья Крылов- мой шурин, выехал с Зинаидой куда-то в глубокий тыл, так и не получил от него письма и не видел его, Нина Евстафьева тоже не пишет, а Ирина, так-то в течение 4 месяцев не удосужиться не только зайти ко мне, но даже позвонить мне по телефону, я ее не видел с апреля месяца 1942 года, да это минут десять, так как отходил поезд на Ладожское озеро с которым я возвращался свою часть.
Послал Марии (жене брата Петра) письмо ещё в ноябре месяце - ответа не получил.
В Ленинграде по-прежнему, ежедневно фриц с наших мест, а теперь захваченных им, бьёт тяжелыми снарядами по городу, разрушает дома, убивает и калечит людей, нет ни одного дома, чтобы он не пострадал, либо от бомб, снарядов и нет ни одного дома, где можно было найти целые стёкла в оконных рамах, хотя бы в одном этаже, да печальное и грустное зрелище представляет в эти дни наш город и несмотря на всё, что старается пакостить фриц - город кипит ключом, не унываети в особенности после прорыва блокады Ленинграда.
Пока продвижение наших войск, на Ленинградском фронте видимо нет - пока молчат.
Ирина Эренбург, дочь Ильи Эренбурга (в тексте - Илья), журналист, 31 год, корреспондент армейской газеты Западного фронта:
31 января.
Ночью въезд в Москву. Неожиданно оказались на Ландышевой аллее ЦПКО, по сторонам ничего не видно. Глаз привык к лесу, и кажется, что это не дома, а лес. Невозможно ориентироваться.
Дома плюс шесть. Все предметы ледяные. Уголек закопал все мои перчатки в снег во время прогулок. Почти не ел, очень скучал. Аля о батонах хлеба. Илья устал.
Мама сегодня стала донором.
Каплера посадили. Нечего влюбляться в дочь Сталина.
Михаил Пришвин, 69 лет, Ярославская область, Переславль-Залесский район
31 января.
Тепло, метель. Сегодня воскресенье, придет много народу сниматься. Я с вечера составил большую бутыль проявителя. - Месяца на два хватит, - сказал я. - Дай Бог, чтобы до конца хватило и больше не пришлось бы его составлять. - А мне как-то жалко расстаться с этим ремеслом: фотография для меня - форма лени. - Вполне согласна. - И лени, нравственно оправдываемой: во-первых, это ремесло в руках художника есть знак внимания к жизни, а потом заработок все-таки не такой противный, как от литературы.
Узел советского строя не в Совете, а в колхозе и связанной с ним бюрократии. Тронь колхоз - и все рассыплется.
- А вы мечтаете, что вслед за свободой веры дадут свободу от колхоза.
- Нет, мы и не мечтаем, мы и свободы веры не видим: церковь закрыта. Мы ждем только конца войны и больше ничего: конца и конца.
Неужели истоки Лялиной «пустыни» таятся в желанном святом материнстве?
А что же тут плохого: одна дева злится за это на людей и кошек разводит, другая это материнство превращает в святое дело, значит, суть не в самом материнстве, а это другой человек, другая душа...
Бывает, зимой, выспишься раньше времени и среди глубокой ночи, когда нельзя вставать, лежишь и так независимо думаешь, и все, что только ни придет в голову, получает особое мысленное освещение, и как будто от этого в самом привычном и решенном открываешь «Америку». В эту ночь мне показался привычный «Бог» Рузвельта в таком освещении. Что если, думал я, во время такого ужасного падения человечества этот американец-прагматист вспомнил о «рабочей ценности» понятия Бога и по-американски практично пустил его в дело устройства этого мира: от этого выиграет прежде всего сама Америка, а потом и все страны, жаждущие мира. И замечательно это понятие Бога в Его рабочей ценности.
Георгий Князев, историк-архивист, 55 лет, сотрудник Архива АН СССР, ленинградец в эвакуации в Казахстане (Боровое):
31 января.
Мы слушали по радио, а потом прочли в газетах о прорыве нашими армиями блокады Ленинграда. Волховские и ленинградские группы войск под общим командованием маршалов Жукова и Ворошилова, прорвав оборону немцев, соединились. Бои на Неве были жестокие и упорные. Информбюро нам сообщило об этой исторической битве после того, как она, продолжавшаяся до 10 дней, наконец закончилась нашей победой. Теперь, вот уже более недели нет никаких сведений с Ленинградского фронта...
Промелькнуло какое-то сообщение о воздушной бомбардировке Ленинграда 3-2[-х] тонными бомбами. Сегодня Белоновский (член-корреспондент) получил известие, что его квартира и имущество погибли в Ленинграде. Что же там делается?
Не думаю о своей квартире и имуществе; все мои мысли об Архиве. Неужели я никогда больше его не увижу! Зачем же тогда меня оторвали от него? Погибать бы, так вместе. Жизнь моя настолько связана с Архивом, что без него почти нет смысла в моем существовании.
Хорошо пишут некоторые военные корреспонденты. Один дал незабываемый образ ползущего через фронт старичка. Он полз на восток, не желая оставаться у немцев; его видели с военного самолета умоляющим взять его с захваченной врагами территории на еще [не захваченную] родную землю на востоке.
Другой эпизод... Был он или нет, оставляю на совести Алексея Толстого. В каком-то занятом немецкими войсками селении бравый гитлеровец топтал каблуками тело несчастной девушки, выдавив ей глаза... За что? Оказалось, он приказал ей взять лампу и светить ему, когда он пошел «до ветру» и расстегнул уже штаны, чтобы присесть. Но девушка не выдержала такого надругательства и бросила на его голову бывшую в ее руках горящую лампу. Факт страшный и позорный, если он имел место. Вот перед какими унижениями в покоренных немцами местностях оказывается русский, превращенный в раба, в живой инвентарь!
На улицах Ленинграда, сообщает заехавший в Боровое директор Лесотехнической академии, еще стало пустыннее; в Лесном почти все деревянные строения снесены, но лесной парк цел. По другим сведениям, он весь вырублен.
Очень плохо приходят газеты. Но когда придут, почти и читать нечего. Изредка только обращают на себя внимание военные корреспонденции и краткие сообщения из-за границы. Заходивший ко мне Римский-Корсаков сообщил, между прочим, что «Times» по-прежнему выходит в полном своем виде и имеет иллюстрированные приложения, где помещены между другими материалами и рецензии на некоторые вышедшие у нас издания.