21 декабря 1942-го года
в дневниках
Александр Устинов, фотограф, 33 года, военный фотокорреспондент газеты "Правда", Воронежская область:
21 декабря.
Неудачи начались с утра: генерал уехал на пять часов раньше. Опять хождение по отделам штаба. Бесполезно - машины в 4-й корпус не идут. Пошёл на перекрёсток. Голосую час, второй. Вдруг из-за поворота показывается партия пленных. Впервые я вижу такую большую партию. Около пяти тысяч. Выбираю точки, снимаю. Во время съёмки спёрли рюкзак, еле потом отыскал. Идёт дождь. Валенки промокли.
Тимофей Лядский, лётчик, 29 лет, пилот Ил-2, Калининская (Тверская) область:
21 декабря.
Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. Если летаем, спрашивают, все ли вернулись.
Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в «козла».
А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° - и самолет был бы поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На него я всегда полагаюсь.
Примерно в 13 часов поборол чувство страха и решил взлететь. Народу собралось много. Запустил двигатель, опробовал. В это время Нифонтов поднес мне тетрадь приема и сдачи самолета. Я расписался. Машина исправна. Теперь я за нее отвечаю. И вот нажимаю на тормоза, отпускаю, самолет начинает разбег, и я даю форсаж. Примерно после 30 метров колеса наскочили на бугорок, и самолет «подпрыгнул», я чуть потянул ручку на себя - поддержал его... И оторвался от земли! Не успел набрать 50 метров - попал в облачность. Пошел на низкой высоте, не убирая шасси. Дальше высота облачности была 30-40 метров. Еле вышел на железную дорогу, ведущую на Торжок. Переднее стекло обледенело, ничего не видно, лечу по верхушкам леса. В кабине не было часов. Бензина на 30-40 минут. Блуждать нельзя. С трудом долетел и сел на своем аэродроме. Жду Нифонтова, он добирается на машине. Как только улучшится погода, в паре с Севрюгиным улетим в Батали.
Пошли с ним ужинать в деревню Куклино. Были на танцульках. Домой пришли в половине двенадцатого.
С перелетом закончилось все хорошо. Повезло. Но ведь у кого нет умения, тому не везет. Уже имею общий налет более 500 часов. Это много значит.
Вадим Шефнер, поэт, 27 лет, сотрудник армейской газеты Волховского фронта:
21 декабря.
Ночь. Дежурю. За окном - тает. Тепло. Ну и зима в этом году! В прошлом году в БАО (батальоне аэродромного обслуживания) в это время уже началась смертность от голода. Уже умер мой сосед по нарам справа. Ему сколотили гроб, но гроб долго стоял среди землянки, так как никто не хотел тащить в нем покойника, сил не хватало. Потом снарядили наряд в 5 человек, в том числе и меня, на это дело. Мы пошли в санчасть, и нам из ледника выдали труп. Мы его уложили в гроб и понесли на кладбище, оно возникло в нескольких метрах от шоссе и все росло. Кое-как мы оттаяли костром землю, вырыли могилу глубиной 1/2 метра - и скорее зарыли гроб. А потом хоронили уже без гробов. Мертвых несли на плащ-палатках и опускали иногда даже не в яму, а в снег… Взято много трофеев. Очень давно нет писем от Гали.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
21 декабря.
...Квартиру убрали, вымыли... Мне хозяйки не дают места, я вытеснен. Иду гулять... Лужи, мокрый снег. Оттепель... Опять не к месту... Иногда глухие артиллерийские выстрелы с южной окраины.
Операция на Юге развертывается. Несомненно, это стратегически наиболее зрелая и глубокая по идее операция... Наши войска идут вдоль дороги на Котельниково - Тихорецкая, заходя на южные тылы немцев и выставляя заслон навстречу их возможным группировкам (с Северного Кавказа). На северном и северо-западном участках плацдарма идет отсечение противника за Суровикино и, наконец, ряд ударов со стороны Среднего Дона, где, видимо, истреблены венгерские дивизии... Удар глубокий - отдельные части прошли более 125 километров.
Если взглянуть на карту, понятно, что все линии, направления сходятся в одной точке: Ростов. Здесь должен быть по идее завязан грандиозный мешок... А может быть, на азовском берегу, западнее?..
Но сколько потребуется сил, времени? Удастся ли? В сущности, эта битва может решить судьбу войны, вернее, сроки ее окончания, ибо в целом Гитлер уже проиграл войну, и мы наблюдаем долгую и опасную его агонию.
Противник будет сопротивляться с неистовством...
А у наших есть давняя черта: огромная пробивная сила, лобовая русская мощь, стойкость, хватка. Но было недостаточно мобильности, гибкости... Это-то мы сейчас и изживаем.
Впрочем, и противник сейчас в снегах Дона не слишком-то будет мобилен. Тоскливые, пустынные, покрытые снегом пространства на сотни километров... Бывал я здесь зимой 1917/18 года - в Усть-Медведицкой...
...Сегодня день моего рождения - сорок два года. Домик убран... Ждем гостей.
Александр Устинов, фотограф, 33 года, военный фотокорреспондент газеты "Правда", Воронежская область:
21 декабря.
Неудачи начались с утра: генерал уехал на пять часов раньше. Опять хождение по отделам штаба. Бесполезно - машины в 4-й корпус не идут. Пошёл на перекрёсток. Голосую час, второй. Вдруг из-за поворота показывается партия пленных. Впервые я вижу такую большую партию. Около пяти тысяч. Выбираю точки, снимаю. Во время съёмки спёрли рюкзак, еле потом отыскал. Идёт дождь. Валенки промокли.
Тимофей Лядский, лётчик, 29 лет, пилот Ил-2, Калининская (Тверская) область:
21 декабря.
Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. Если летаем, спрашивают, все ли вернулись.
Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в «козла».
А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° - и самолет был бы поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На него я всегда полагаюсь.
Примерно в 13 часов поборол чувство страха и решил взлететь. Народу собралось много. Запустил двигатель, опробовал. В это время Нифонтов поднес мне тетрадь приема и сдачи самолета. Я расписался. Машина исправна. Теперь я за нее отвечаю. И вот нажимаю на тормоза, отпускаю, самолет начинает разбег, и я даю форсаж. Примерно после 30 метров колеса наскочили на бугорок, и самолет «подпрыгнул», я чуть потянул ручку на себя - поддержал его... И оторвался от земли! Не успел набрать 50 метров - попал в облачность. Пошел на низкой высоте, не убирая шасси. Дальше высота облачности была 30-40 метров. Еле вышел на железную дорогу, ведущую на Торжок. Переднее стекло обледенело, ничего не видно, лечу по верхушкам леса. В кабине не было часов. Бензина на 30-40 минут. Блуждать нельзя. С трудом долетел и сел на своем аэродроме. Жду Нифонтова, он добирается на машине. Как только улучшится погода, в паре с Севрюгиным улетим в Батали.
Пошли с ним ужинать в деревню Куклино. Были на танцульках. Домой пришли в половине двенадцатого.
С перелетом закончилось все хорошо. Повезло. Но ведь у кого нет умения, тому не везет. Уже имею общий налет более 500 часов. Это много значит.
Вадим Шефнер, поэт, 27 лет, сотрудник армейской газеты Волховского фронта:
21 декабря.
Ночь. Дежурю. За окном - тает. Тепло. Ну и зима в этом году! В прошлом году в БАО (батальоне аэродромного обслуживания) в это время уже началась смертность от голода. Уже умер мой сосед по нарам справа. Ему сколотили гроб, но гроб долго стоял среди землянки, так как никто не хотел тащить в нем покойника, сил не хватало. Потом снарядили наряд в 5 человек, в том числе и меня, на это дело. Мы пошли в санчасть, и нам из ледника выдали труп. Мы его уложили в гроб и понесли на кладбище, оно возникло в нескольких метрах от шоссе и все росло. Кое-как мы оттаяли костром землю, вырыли могилу глубиной 1/2 метра - и скорее зарыли гроб. А потом хоронили уже без гробов. Мертвых несли на плащ-палатках и опускали иногда даже не в яму, а в снег… Взято много трофеев. Очень давно нет писем от Гали.
Всеволод Вишневский, писатель, 42 года, политработник, Ленинград:
21 декабря.
...Квартиру убрали, вымыли... Мне хозяйки не дают места, я вытеснен. Иду гулять... Лужи, мокрый снег. Оттепель... Опять не к месту... Иногда глухие артиллерийские выстрелы с южной окраины.
Операция на Юге развертывается. Несомненно, это стратегически наиболее зрелая и глубокая по идее операция... Наши войска идут вдоль дороги на Котельниково - Тихорецкая, заходя на южные тылы немцев и выставляя заслон навстречу их возможным группировкам (с Северного Кавказа). На северном и северо-западном участках плацдарма идет отсечение противника за Суровикино и, наконец, ряд ударов со стороны Среднего Дона, где, видимо, истреблены венгерские дивизии... Удар глубокий - отдельные части прошли более 125 километров.
Если взглянуть на карту, понятно, что все линии, направления сходятся в одной точке: Ростов. Здесь должен быть по идее завязан грандиозный мешок... А может быть, на азовском берегу, западнее?..
Но сколько потребуется сил, времени? Удастся ли? В сущности, эта битва может решить судьбу войны, вернее, сроки ее окончания, ибо в целом Гитлер уже проиграл войну, и мы наблюдаем долгую и опасную его агонию.
Противник будет сопротивляться с неистовством...
А у наших есть давняя черта: огромная пробивная сила, лобовая русская мощь, стойкость, хватка. Но было недостаточно мобильности, гибкости... Это-то мы сейчас и изживаем.
Впрочем, и противник сейчас в снегах Дона не слишком-то будет мобилен. Тоскливые, пустынные, покрытые снегом пространства на сотни километров... Бывал я здесь зимой 1917/18 года - в Усть-Медведицкой...
...Сегодня день моего рождения - сорок два года. Домик убран... Ждем гостей.