20 декабря. Иван Мятлев
ВИДЕНИЕ В ГОСТИНИЦЕ ШЕВАЛДЫШЕВА
У Шевалдышева что-то
Ночью я заснуть не мог.
Иль мечта, или забота,
А быть может, и от блох.
Как ни силился, ни бился,
Убедясь, что не засну,
Я халат надеть решился,
Трубку взял и сел к окну.
Тут мне, видно, задремалось:
Очи я вперил на двор,
И мне точно показалось,
Будто слышу разговор.
На дворе передо мною
Всё повозки, целый ряд;
И они между собою
Точно будто говорят.
Между ними, в их компаньи,
Как бывает и у нас,
Старший по летам и в званьи
Был зеленый тарантас.
Он из города Сызрани
Притащил откупщика
И поставлен был на сани,
Только на зиму пока...
Но немножко покривился,
Прибоченясь на дугу,
Он к повозкам обратился:
"Я совет вам дать могу:
Из безделья, для науки,
И пока наш двор затих,
Потолкуем-ка от скуки
Мы о господах своих.
Ты, покрытая рогожей,
Кто хозяин твой?" -- "Купец,
Белобрысый, краснорожий,
Разбитной уж удалец;
Мы с ним вечно разъезжаем,
Не пропустим именин,
Говорят, что мы гуляем,
Но гуляет он один.
А я, бедная, тащуся,
Только он куда велит;
По ухабам колыхнуся --
И отвод уж мой отбит".
С поотшибленной запяткой,
Кибитчонка тут стоит.
"Барин занят мой "девяткой", --
Кибитчонка говорит, --
Кое-как перебивался
Мой покуда банкомет,
Но до нитки проигрался,
И меня он продает".
Тут кибитка откидная
Говорит: "Привезена
Мною толстая, больная
Городничего жена.
Не ломоты, не припадки
И не жар ее гнетут:
Но супруг ее за взятки,
Говорят, попал под суд.
Судьи иногда суровы,
Средствами Москва полна,
Здесь останутся здоровы
И шкатулка, и она".
Тут повозка на колесах
Говорит: "Уже весной
Я примчалась, о процессах
Барин всё хлопочет мой,
Обо мне что всякий скажет,
Видя участь здесь мою!
Барин мой всё мажет, мажет,
А я всё-таки стою".
"Я так притащил поэта, --
Тут заговорил возок, --
Но останусь здесь до лета:
Барин сердцем занемог, --
Он увидел здесь графиню,
Мысль его цветущих дней,
Матушки-Москвы богиню,
И останется при ней".
Тут рассеялось виденье...
Мой возок уж запряжен,
И в Симбирское именье
Я делами увлечен.
Но оставить мне графиню,
Мысль моих бывалых лет,
Матушки-Москвы богиню,
Грустно, право, мочи нет!
20 декабря 1842
У Шевалдышева что-то
Ночью я заснуть не мог.
Иль мечта, или забота,
А быть может, и от блох.
Как ни силился, ни бился,
Убедясь, что не засну,
Я халат надеть решился,
Трубку взял и сел к окну.
Тут мне, видно, задремалось:
Очи я вперил на двор,
И мне точно показалось,
Будто слышу разговор.
На дворе передо мною
Всё повозки, целый ряд;
И они между собою
Точно будто говорят.
Между ними, в их компаньи,
Как бывает и у нас,
Старший по летам и в званьи
Был зеленый тарантас.
Он из города Сызрани
Притащил откупщика
И поставлен был на сани,
Только на зиму пока...
Но немножко покривился,
Прибоченясь на дугу,
Он к повозкам обратился:
"Я совет вам дать могу:
Из безделья, для науки,
И пока наш двор затих,
Потолкуем-ка от скуки
Мы о господах своих.
Ты, покрытая рогожей,
Кто хозяин твой?" -- "Купец,
Белобрысый, краснорожий,
Разбитной уж удалец;
Мы с ним вечно разъезжаем,
Не пропустим именин,
Говорят, что мы гуляем,
Но гуляет он один.
А я, бедная, тащуся,
Только он куда велит;
По ухабам колыхнуся --
И отвод уж мой отбит".
С поотшибленной запяткой,
Кибитчонка тут стоит.
"Барин занят мой "девяткой", --
Кибитчонка говорит, --
Кое-как перебивался
Мой покуда банкомет,
Но до нитки проигрался,
И меня он продает".
Тут кибитка откидная
Говорит: "Привезена
Мною толстая, больная
Городничего жена.
Не ломоты, не припадки
И не жар ее гнетут:
Но супруг ее за взятки,
Говорят, попал под суд.
Судьи иногда суровы,
Средствами Москва полна,
Здесь останутся здоровы
И шкатулка, и она".
Тут повозка на колесах
Говорит: "Уже весной
Я примчалась, о процессах
Барин всё хлопочет мой,
Обо мне что всякий скажет,
Видя участь здесь мою!
Барин мой всё мажет, мажет,
А я всё-таки стою".
"Я так притащил поэта, --
Тут заговорил возок, --
Но останусь здесь до лета:
Барин сердцем занемог, --
Он увидел здесь графиню,
Мысль его цветущих дней,
Матушки-Москвы богиню,
И останется при ней".
Тут рассеялось виденье...
Мой возок уж запряжен,
И в Симбирское именье
Я делами увлечен.
Но оставить мне графиню,
Мысль моих бывалых лет,
Матушки-Москвы богиню,
Грустно, право, мочи нет!
20 декабря 1842