5 декабря 1917-го

Dec 05, 2022 18:18

в дневниках

Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, Петроград:
5 декабря. Вторник.
В Субботу 2/XII распространился слух, что между 7 и 12 Декабря немцы придут в количестве двух корпусов для водворения порядка и что, будто бы, штаб немецкий уже на Миллионной улице. Говорили, что на Васил[ьевском] Острове официально приискивается квартира для предназначенного немецкого комиссара Петрограда.
Говорят, что латышские батальоны - это просто немецкие войска.
Сегодня продолжается забастовка дворников и швейцаров. Вчера утром швейцар зашел ко мне как Председателю домового Комитета заявить, что он, подчиняясь решению общей сходки дворников и швейцаров, вынужден бастовать. Он спрашивал, как будет с парадной лестницей, которую он не будет ни отворять, ни запирать, потому что, если бы заметили, что он это делает, то его убьют или разломают лестницу наблюдающие за забастовкой девять лиц, назначенных в контроль исполнения забастовки. Забастовка имеет целью вытребовать увеличения жалованья до 200 р. в месяц как швейцарам, так и дворникам с их подручными.
Вследствие забастовки лестница (парадная) была целый день заперта, а на входных дверях наклеена записка, что вследствие экономической забастовки предлагается входить через двор по черной лестнице.
В 7 ч[асов] у[тра] какой-то мальчишка приходил к парадной лестнице с улицы, требуя, чтобы лестница была отперта - пускай буржуи сами отпирают и запирают, говорил он, лестницу. Мальчишку прогнали.
Ввиду того, что дворники забастовали, а ночью надо было впускать и выпускать во двор, сегодня у ворот сформировалось дежурство из жильцов дома.
Дворник (старший) ведет себя вызывающе. Подручный спокоен, швейцар взволнованный - видимо не сочувствует забастовке, но боится не бастовать.
В городе постоянный погром винных складов красногвардейцами, пьянство и стрельба. Возвращаясь вчера в 10½ ч[асов] вечера домой, я слышал выстрелы в стороне Сенной (был я тогда у Технологического).
Перемирие с немцами заключено до 4 Января 1918 г. (с 4 Декабря 1917). Условия перемирия: запрещение переброски воинских частей с одного фронта на другой, кроме начатых уже передвижений. Конечно, этим воспользуются немцы и перебросят на запад, потому что, кто же проверит их, что они не продолжают начатых передвижений.
В то же время говорят, что с русского фронта взято несколько воинских частей, направленных против генерала Каледина.
Вчера была жеребьевка на получение калош. На 200 человек обещают дать 15 пар. Я вытащил удачный номер.
Возвращаюсь из города. Был по делу на Морской и слышал там пулеметную стрельбу очень на недалеком расстоянии. Мне сказали, что стреляют у Мариинского театра, где громят винный погреб.
Был по делу в банкирской Конторе Московского промышленного банка (бывший банк Юнкера). Народа там так много, что нельзя пройти - берут деньги с текущего счета. Говорят, что то же и в других конторах. [...]
Газеты начали выходить. На улицах вот уже 3-4 дня развеваются целые хоругви, завешенные на веревках, перекинутых через улицы (Большой проспект Петроградской стороны, Морская, Невский и пр.) с различными рисунками и надписями «да здравствует Учредительное Собрание», которое не только бойкотируется большевиками, но которому большевистское Правительство не дозволяет собираться. Странно читать эти надписи, читая в то же время в газетах что большевистское Правительство арестовывает членов Учредительного Собрания, прибывающих в Петроград. Делается это под разными предлогами, главным образом, обвиняя их в контрреволюционных действиях.
В польском Narednym Komitecie встретил офицера Финляндского резервного полка Гутлера. Он мне рассказал, что послана делегация из резервного в действующий полк для смещения Командира этого полка Полков[ника] Моллера и для арестования офицер контрреволюционного (??!!) направления.
Здесь теперь находится этого Полка Полков[ник] Пещанский. Если его солдаты не выберут на какую-либо должность, то он будет назначен простым солдатом в одну из рот гвардейского Финляндского резервного полка. Нечего сказать, хороши порядки. Пещанский раненый.

Зинаида Гиппиус, поэт, 48 лет, Петроград:
Ничего особенного. Погромы и стрельба во всех частях города (сегодня 8-ой день). Пулеметы так и трещат. К ним, к оргиям погромным, уже перекидывающимся на дома и лавки, - привыкли. Раненых и убитых в день не так много: человек по 10 убитых и 50 раненых.
Забастовали дворники и швейцары, требуя каких-то тысяч у домовладельцев, хотя большевики объявили дома в своем владении. Парадный ход везде наглухо закрыт, а ворота - настежь всю ночь. Так требуют дворники.
Офицеры уже без погон. С погонами только немцы, медленно и верно прибывающие.
В Крестах более 800 офицеров сейчас. «Правда» объявила: это «офицеры, кадеты и буржуи расставили винные погреба для контрреволюционного превращения народа в идиотов» (sic!).
Как выпьешь - так оно и ясно. Кончил с погребом - иди громить буржуя. Сам виноват, зачем «контрреволюционно расставлял погреба».
Небось, струсят, все отдадут. Потому - наша власть, - и над погребами, и над самими буржуями.

Александр Бенуа, художник, 47 лет, Петроград:
Вторник. Уже лежа в постели, слышал выстрелы - около часу ночи. Это, вероятно, продолжают грабить погреба Елисеева, Баскова и Католической Консистории (тоже на нашей 1-й линии). Мотя напугана слухом, будто большевики собираются устроить забастовку прислуг (митинг на эту тему происходил у нас на углу) и устроить обход с этой целью всех квартир. Наши дворники и швейцар, в виде исключения в общем правиле, не бастуют. Среди дня пришлось заполнить заявление о неимении винного запаса. Это в предупреждение обыска (солдатами Финляндского полка).
...
К чаю Аргутон. Известие о перемирии не доставляет ему ни малейшей радости. И я ее не чувствую. С другой стороны, откуда могла бы и явиться радость у него, у этого «вояки до конца»? Der grofie Kranke, частью которого является и моя крошечная персона, ампутирован, и теперь есть надежда, что он, спасенный от дальнейшей гангрены, будет жить, однако, разумеется, не в такую минуту прострации, внутренней горечи и просто физического надрыва можно ликовать! И то хорошо, что ампутация прошла, против ожидания, довольно безболезненно. При этом у милого Владимира все тот же припев: «Девять месяцев развращали народ» и т.д. 11 у tient, ils у tiennent tous!
Сегодня должны начаться мирные переговоры. Переговоры о перемирии завершились обедом, данным честь честью немецкими генералами. Воображаю, какая это была курьезная комедия и как все было пущено в ход, чтоб усыпить бдительность и ублажить кастовую взъерошенность! Впрочем, надо думать, что немцы «все делают хорошо» - «хорошая немецкая работа». Если даже инициатива и у них ошибочна, несчастна или преступна, то, раз дело вслед за тем началось, оно будет совершаться на пять с крестом. С другой стороны, что в политике не преступно? Во всяком случае, представляется преступным все, что не увенчивается успехом. Я же не могу (в качестве - ну, скажем, художника) не любоваться совершенством техники «в делах кесаревых», - и вот недостаток, а временами и полное отсутствие техники, мастерства в представителях нашей политики меня больше всего злили и огорчали. У большевиков в этой области, естественно, не может еще быть ни навыка, ни техники, ни мастерства - у них пока во внешней политике «художественная импровизация», но со временем они научатся и смогут сразиться с любым противником, недаром в них чувствуется что-то дьявольское! - Переговоры о мире будут вестись: с одной стороны - гр. Черниным и Кюльманом (похоже, это очень серьезно), с нашей - для меня неизвестной величиной Покровским.
Казаки будто бы победили в Нахичевани и в Ростове. Еще значительнее то, что правительство комиссаров в ответ на разоружение Радой русских войск и на высылку их «за границу» вынуждено представить сорокавосьмичасовой ультиматум в четырех (крайне неряшливо формулированных) пунктах. Если Рада не уступит, то вот и новая война «с иностранной державой»! Если тамошние хохлы так же прямолинейны и неуступчивы, как те гайдамаки, что явились сюда за «реликвиями», то дело большевиков может принять и очень опасный поворот... Аналогичное известие из Харбина. Там какой-то «представитель иностранной державы» (?) «неожиданно» заявил, что в случае устранения от дел генерала Хорвата войска союзников вынуждены будут занять и Харбин, и Владивосток. Газеты уже говорят о его оккупации японцами и американцами как о совершившемся факте, и это же я слышал от Брукса и Линтота, бывших у нас сегодня с визитом (Линтот скоро уезжает, но не в качестве курьера). Мне же кажется, что в случае нашего банкротства союзники найдут нужным занять не только эти пункты на Дальнем Востоке, но и захватить также другие «выходы» - как-то: Архангельск и даже Петербург! Однако до этого еще далеко. К счастью, «доблестные» не отдают себе отчета в том, до чего мы обессилели.
Вечером Добужинский, неутешный из-за потери своих материалов, эскизов и каких-то интимных писем. Он вывесил сегодня на Николаевском вокзале объявление с просьбой, обращенной к «товарищу носильщику, по ошибке унесшему его чемодан», вернуть ему хотя бы рисунки и прочие бумаги. - Жаловался на скаредность и «полное закисление» Художественного театра, в котором теперь воцарился меркантильный дух Румянцева (заведующего финансовой частью); «вообще - лавочка»! Работает для них в последний раз. Ничего толком ни о Кремле, ни о Грабаре он сообщить не мог. По некоторым отрывкам заключаю, что Эфрос-Росций, в качестве эсера, натравливал Грабаря на большевиков, и очень может быть, что в этом причина утраты влияния Грабаря на Советы Р. и С. Д., а следовательно, и появления в Кремле футуристов. Всюду та же фатальная роль «макаровцев» и «маленьких Савинковых». Добужинский утверждает, что вообще в Москве настроение еще худшее, нежели здесь. Экспроприация стала самым обыденным явлением. На днях вечером он видит толпу, глазеющую на ярко освещенный особняк. Спрашивает, в чем дело. «Да вот там происходит экспроприация, и красноармейцы подоспели; да, видно, столковаться не могут!» Телефон в Москве снова перестал действовать. Трамваями нет никакой возможности пользоваться - до того переполнены, а в 7 ч. прекращается вообще всякое движение. Пришлось Добужинскому несколько раз ночевать в декорационной мастерской. На вокзале сегодня утром Добужинский видел целую толпу* прибывших пленных австрийских офицеров. Очень удачно в лицах представил контраст наших осовевших, растерянных, расхлябанных «товарищей» с горделивой осанкой и великолепной выправкой этих «врагов». - У бедного А.А. Стаховича совершенно разорена его любимая Пальна и расхищена находившаяся там прекрасная библиотека, которой он так гордился.

Юрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, профессор Московского университета, Москва:
За эти дни - ежедневно новые слухи, новые декреты - слух о назначении комиссаров в высшие учебные заведения; по-видимому, назначение такового же в Архив Министерства Иностранных Дел; вероятно, и нам в Университете и в Музее придется скоро решать эту тяжелую задачу. Сегодня сенсационный слух о том, что освободили Романовых. Неужели красное действительно заслоняется черным? В Музее служители опять подали бумагу с претензиями; главная - сменить вахтера; боюсь надеяться, что вопрос более или менее улажен. Сегодня заседание факультета: приняли диссертацию Пичеты; если еще будем существовать, то диспут в январе.

Никита Окунев, 49 лет, служащий пароходства "Самолёт", Москва:
Слухи о побеге Николая Второго опровергаются.
Итальянские подводные лодки в Триестской гавани потопили австрийский броненосец «Вена» и повредили броненосец «Монарх».
3-го декабря в Москве произошла манифестация в защиту Учредительного собрания. Я на улицу не выходил и сам ничего не видел, но по газетам можно вывести заключение, что манифестация имела внушительные размеры и порядочно-таки рассердила большевиков, которые даже не допустили гласных Думы в Университет Шанявского, где предполагалось заседание Думы. Оно состоялось под открытым небом на Миусской площади. Высшие служащие старой Городской Управы бастуют, и вообще сейчас никакой управы над городом нет. Хозяйствуют районные большевики и какой-то Афонин. Впрочем, «какому-то Афонину» выдано уже на нужды города из Гос. банка 16 млн.
Судебные учреждения в Москве вчера закрыты военной силой, явившейся по распоряжению Муралова (Маралова или Мурлова - как его зовут «близко знающие»).
Но Ростов-на-Дону и Нахичевань заняты казаками. Значит, большевики не везде еще воцарились. Точно так же в Киеве и Харькове им дан отпор со стороны Украинской Рады.
Перемирие с немцами, австрийцами, турками и болгарами заключено до 1-го января 18 г.; сейчас же начнутся переговоры о мире, в которых наши союзники, должно быть, участвовать не хотят. Не говоря уже о кадетах, и социал-революционеры предсказывают, что будет заключен похабный мир.
Японцы уже совершили оккупацию Владивостока. Вот это дело!
Только что же немцы не делают этого в отношении Петрограда, а англичане - в отношении Архангельска? Кажется, в этом только и есть проблески спасения России от самоуничтожения.

Владимир Короленко, писатель, академик, 64 года, Украина, Полтава:
В газете «Свобода и Жизнь» - «органе демократической интеллигенции», издающемся в Москве кружком писателей (с оттенком индивидуализма), напечатано 27 ноября письмо студента Льва Резцова, которое редакция озаглавливает «Вопль отчаяния».
«Месяца три назад, - пишет этот студент, - я записался в студенческую фракцию Партии Народной Свободы с искренним желанием работать в ней. В октябрьско-ноябрьские дни всей душой стоял на стороне Белой гвардии и своих товарищей, боровшихся с большевиками».
Теперь он вышел из партии. Этого мало, - он зовет к большевикам. Почему? Сила на их стороне. «Большинство, способное штыком и пулеметом защищать свои идеи, это большинство несомненно на стороне большевиков». Отрезвить массы могут только факты...
Итак, пусть большевики тащат к пропасти. Но это единственный выход. Остается одно: во имя Родины помочь большевикам в их прыжке. Иначе погибли мы все, погибла Россия! «Они уверены в успехе, следовательно, есть еще надежда». «Может быть, загорится действительно и на Западе великая революция».
«Может быть, - прибавляет Резцов, - я не согласен с некоторыми (?) положениями большевизма, может быть, бесчестно поступают большевики, скрывая от масс, какую страшную игру они ведут, - игру на всемирную революцию...» Но... автор прибегает к сравнению, когда-то употребленному В.А. Маклаковым. Россия - автомобиль, управляемый безумно смелым шофером. Автомобиль катится с горы. Впереди пропасть. И автор призывает не мешать безумно смелому прыжку... Авось перепрыгнут... Вот когда вспомнишь французское: comparasion n’est pas raison.
Редакция оговаривается, что печатает письмо единственно как психологический документ, свидетельствующий об отчаянии и пессимизме интеллигенции.
По-моему, - это документ действительно интересный, указывающий на самое страшное, что есть в нашей революции. Наша психология - психология всех русских людей - это организм без костяка, мягкотелый и неустойчивый. Русский народ якобы религиозен. Но теперь религии нигде не чувствуется. Ничто «не грех». Это в народе. То же и в интеллигенции. Около 1905 г. мне был прислан рассказ для «Русского Богатства». Рассказ плохой, но симптоматически ужасный: в нем автор не только без негодования, но с явным сочувствием рассказывает о кружке интеллигентов, совершающих во имя революции всякие максималистские гнусности... и всего интереснее и страшнее, - что автор непосредственно перед этим был... толстовцем, даже «несколько известным в толстовских кругах». Я с омерзением читал эту плохую повесть, но если бы это было возможно, я бы напечатал ее в назидание в каком-нибудь журнальчике для refus’es, как образец «бесскелетности» русской психологии. Успех - все. В сторону успеха мы шарахаемся, как стадо. Толстовец у нас слишком легко становится певцом максимализма, кадет - большевиком. Он признает, что идея - лжива, а образ действий - бесчестен. Но из чисто практических соображений он не считает «грехом» служить торжествующей лжи и бесчестию...
Это и есть страшное: у нас нет веры, устойчивой, крепкой, светящей свыше временных неудач и успехов. Для нас «нет греха» в участии в любой преуспевающей в данное время лжи... мы готовы вкусить от идоложертвенного мяса с любым торжествующим насилием. Не все это делают с такой обнаженной низостью, как Ясинский, извивавшийся перед царской цензурой и Соловьевым, а теперь явившийся с поздравительными стишками к большевикам, но многие это все-таки делают из соображений бескорыстно практических, т.е. все-таки малодушных и психологически-корыстных...
И оттого наша интеллигенция, вместо того, чтобы мужественно и до конца сказать правду «владыке народу», когда он явно заблуждается и дает себя увлечь на путь лжи и бесчестья, - прикрывает отступление сравнениями и софизмами и изменяет истине...
И сколько таких неубежденных глубоко, но практически примыкающих к большевизму в рядах той революционной интеллигенции, которая в массе способствует теперь гибели России, без глубокой веры и увлечения, а только из малодушия и без увлечений. Быть может, самой типичной в этом смысле является «модернистская» фигура большевистского министра Луначарского. Он сам закричал от ужаса после московского большевистского погромного подвига... Он даже вышел из состава правительства. Но это тоже было бесскелетно. Вернулся опять и пожимает руку перебежчика - Ясинского и... вкушает с ним «идоложертвенное мясо» без дальнейших оглядок в сторону проснувшейся на мгновение совести...
Да, русская душа - какая-то бесскелетная.
У души тоже должен быть свой скелет, не дающий ей гнуться при всяком давлении, придающий ей устойчивость и силу в действии и противодействии. Этим скелетом души должна быть вера... Или религиозная, в прямом смысле, или «убежденная», но такая, за которую стоят «даже до смерти», которая не поддается софизмам ближайших практических соображений, которая говорит человеку свое «non possumus» - «не могу». И не потому «не могу», что то или другое полезно или вредно практически с точки зрения ближайшей пользы, а потому, что есть во мне нечто, не гнущееся в эту сторону... Нечто выше и сильнее этих ближайших соображений.
Этого у нас нет или слишком мало

20 век, Феликс Ростковский, Владимир Короленко, Зинаида Гиппиус, Александр Бенуа, Юрий Готье, 5, 1917, Никита Окунев, 5 декабря, декабрь, дневники

Previous post Next post
Up