4 декабря 1942-го года

Dec 04, 2022 19:07

в дневниках

Георгий Славгородский, школьный учитель, 28 лет, выпускник командирских курсов, Сталинград:
4 декабря. Назначен заместителем командира 2-го 6атальона по политчасти. Я был удивлен и польщен. Молча выслушал краткие указания подполковника Данилова (Подполковник II В. Данилов, замполит 34-го ГСП. Погиб 03.10.1943 в боях на р. Днепре, похоронен в с. Недогарки Кременчугского р-на Полтавской обл.), стараясь не задавать глупых вопросов. Мне дали связного из 2-го батальона, и я отправился в Г-образный дом. Несколько раз падал, пробираясь берегом и ходом сообщения к развалинам бывшего дома НКВД Сталинграда. Меня привели в тесную конурку, где сидели и стояли командиры, лежали на койках связисты с телефонными трубками, грела печка у дверей; на полу валялись какие-то вещи, боеприпасы трофейные. В помещении было тесно.

В Г-образном доме.
Я представился старшему политруку Мудряку (Старший политрук, позже майор, П Д. Мудряк родился в 1918 г. С сентября 1944 г. командовал 34-м ГСП и в 1945 г. представил посмертно Г. В. Славгородского к званию Героя Советского Союза.), сидевшему на табурете в середине, давая какие-то указания.
Симпатичный мужчина лет 30 с добрым выражением лица, с напускной серьезностью. «Ну, хорошо... будем работать вместе», - сказал он и пожал мне руку, а затем представил другим командирам, фамилии и должности которых я старался запомнить. Несколько минут я послушал их разговоры, а затем комбат послал меня с двумя командирами взводов по огневым точкам дома «Г». Любопытство и страх - прежнее чувство. Последнему чувству я не давал воли. Все для меня ново: и близость к противнику, и пехотинская тактика, и высокая по опыту службы должность. Я учусь, я стараюсь во все вникнуть. Комбат - хороший человек, он без злобной зависти помогает мне. Рассказом, как писать донесение, как вести себя, рассказал о себе с оттенком хвастовства и удовлетворенности за себя. Но все, что он говорил, видимо, правда, качества присущи ему. Раньше спросил меня, кто я такой, - за ужином. Я доволен комбатом, людьми, должностью, а особенно питанием. Работа меня не страшит.

Александр Витковский, электромонтажник, 32 года, командир взвода связи, срочным порядком назначенный командиром роты для сдерживания прорвавшегося противника, Ростовская область:
4 декабря. Район Кашар
Все дни вели огневой бой и удерживали прежние позиции. На нейтральной полосе стоял подбитый танк, немцы его ремонтировали. Дал команду Пискаеву испытать силу ружья. Он волновался, и только с четвертого выстрела танк загорелся. Немцы произвели артналет. Вблизи окопов все перепахано минами и снарядами, но обошлось без потерь.
Кухня приехала рано. Бывалые сообразили: раз выдали по 100 граммов, то быть наступлению. За эти дни сроднились, стало веселей, появилась уверенность, что через наш рубеж противник не пройдет. Но открытые фланги тревожили, и мы растянули оборону.
Во второй половине дня комбат приказал: «Взять высоту 130 в районе Кашар! Перед высотой залечь, будет залп «катюш», запомните. После него - бросок, закрепиться, ждать команды».
Одновременно справа двигалась еще одна рота. Для моральной поддержки или для внушения противнику страха?.. Карта была, но явно выраженных ориентиров не имелось - высоту не отыщешь. С двумя связными ухожу вперед. Прошли одну высоту, вторую - нет противника. Наконец вот она. Метров за 300 начали посвистывать пули. Одному пробило грудь навылет, он немного прошел, потом замертво упал. Бросились в неглубокий овраг. Зачастили пулеметы. Послал связного к комбату, чтобы дал обещанный залп из «катюш». Противник ведь опередил, сам навязал нам бой. Потапов охладил пыл румынов пулеметом. Несколько из них остались лежать, остальные убежали.
Пискаев с ПТР занял позицию на правом фланге возле меня. Из-за высоты показался немецкий танк Кричу: «Коля, дай по танку!». Второй выстрел подбил гусеницу. Танк завертелся, но прямой наводкой начал бить по Николаю. Кричу: «Ложись на дно, меняй позицию!». Замешкался или не услышал. Снаряд накрыл его... А еще недавно показывал фото девушки, думал жениться.
Бой в разгаре, а залпа «катюш» нет... Боятся, что ли, накрыть своих?
Жестокий бой. Потери с обеих сторон. Противник подбрасывает подкрепление на автомашинах с прицепными пушками. Осколками снаряда пулемет поврежден и смертельно ранен в живот пулеметчик. Ранен, тоже в живот, связист. Одно горше другого. Теряю замечательных людей. Левее меня убиты два сапера.
Высоту штурмуем, но успеха нет. Послал еще одного связного, но вырвался ли он из ада?
Слева от высоты выполз вражеский танк и начал бить в упор. Потери возросли. Ко мне бежал командир взвода саперов, пуля ударила его в нос и вышла через затылок. Перевязал и положил на дно. Без сознания. Фамилию не записал: он прибыл в момент выхода на исходные. Выскочил еще один танк. Бьют прямой наводкой по поредевшей цепочке. Танки двинулись, за ними пехота. Начали забрасывать нас гранатами.
Артиллерийской поддержки так и нет. Исход боя был решен в пользу противника. Я ранен и контужен. В живых 10-12 человек, и все ранены главным образом гранатами.
Взяли в плен. Вечером часов в 9 привезли нас в село Дарганы и бросили в глубокую яму в сарае. Румынский полковник на русском языке спросил: есть ли командиры? «Нет. Наш командир убит».

Анна Остроумова-Лебедева, художник, 71 год, Ленинград:
4 декабря. Пятница. Наша героическая Красная Армия - божественна! Сколько мужества, отваги, самопожертвования проявляется в ней. Но нельзя закрывать глаза на то, что, если немцы терпят поражения, несут большие потери, то наша Красная Армия, наступая, вероятно, несет еще большие потери. Но она беспрерывно как феникс возрождается в огне и снова с еще большей силой ударяет на врага. Да будут ей успехи!
Вчера днем и ночью было тихо.

Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, политработник, Ленинград
Тихо... Жизнь подчинена ритму радиовестей и работы. Только газеты и письма порой раздвигают сферу ощущений, дают весть о Москве, о широком мире...
Получил открытки от Крона (обещает скоро вернуться, но когда - неясно) и от Брауна, который выезжает 15 декабря.
Радиокомитет популяризирует наш спектакль и дает его по радио... В Московском театре оперетты вывешена афиша ленинградского спектакля «Раскинулось море широко»...

Михаил Пришвин, 69 лет, Ярославская область, Переславл-Залесский район:
4 декабря.
Небо закрыто, хотя бы одна звездочка! - нет зари и нельзя мне в предрассветный час, как бывает, обернуться малой пташкой и оттуда сверху из дырочки, где видна хоть одна звездочка, поглядеть на сюда. В тьме ночной твержу слова, собирающие и боль мою и грехи в то место - есть такое место в душе, где одни и те же слова, как топор, падают на эти грехи и отсекают их...
Сверху нет света, напротив, снежинки падают и от них все стынет вокруг. Но там внутри, где слова, как топор непрерывно отсекают все приходящее в меня внешнее, постепенно очищается моя собственная независимая душа, становится там все свободней. Тогда я обертываюсь из глубины темного бора к опушке, вижу рассвет и приступаю к деловым молитвам о хлебе насущном, о прощении грехов, о здоровье близких людей и о покое умерших...
После того, медленно возвращаясь домой, я стараюсь намеки ночных мыслей утвердить в дневной ясности. Сегодня мысль моя была о страхе смерти, что страх этот, оказывается, проходит, если только оказывается, что умирать приходится с другом своим вместе. Отсюда я заключаю, что смерть есть имя непреодолеваемому духовно (любовью) одиночеству.
И что с одиночеством человек не родится, а постепенно, старея в борьбе, наживает его, как болезнь, и в сущности своей это есть болезнь, в том смысле, что и самое сознание человека есть тоже болезнь. Так чувство одиночества и сопровождающий его страх смерти есть тоже болезнь (эгоизм), излечимая только любовью. Значит, старение человека есть как бы образование костяка его личности, которая воспринимается другими людьми, как эгоизм. Но старея, значит, делаясь эгоистом, человек против этого эгоизма под страхом смерти вырабатывал в себе противоположную смерти силу, которая создает на костяке личности тело ее...

Лидия Чуковская, 35 лет, Ташкент (NN - Анна Ахматова):
4 декабря.
Очень противно писать.
Третьего дня ко мне спустилась Булгакова и сообщила, что у нее Раневская со страшным известием: Львова получила бумажку от Лежнева, в которой он разрешает ей занять комнату NN «вплоть до выздоровления».
Я удивилась. Поднялась наверх. Фаина очень оживленно мне все это изложила и просила пойти к Лежневу, выяснить. Охала, ахала: «NN переезжает, а я так занята съемками, как же она будет одна» и пр.
Вчера я уже собиралась отправиться к Лежневу, когда Лида передала мне телеграмму для NN от Гаршина (ей дали Радзинские), и мы решили зайти в больницу.
Пошли. Увидели в окно палаты, что NN на ногах. Передали телеграмму.
В саду нас нагнала Раневская.
Обращаясь исключительно к Лиде, она рассказала, что надо устраивать NN в стационар, что Ломакина обещала, но нет мест, и надо звонить Ломакиной, а ей, Раневской, неоткуда, и она снимается, а тут надо идти приводить в порядок комнату NN, а она замучена и пр.
Черт дернул меня ляпнуть, что позвонить Ломакину могу я.
Фаина вцепилась: «так значит вы это сделаете».
Я обещала.
Пришла к Лежневу. У него сидел в кресле бурбон - Тихонов.
Лежнев позвонил при мне секретарю ЦК Матвееву, который обещал комнату на Пушкинской. Положил трубку очень довольный.
«Оказывается, Л.К., Матвеев говорил с Ломакиным, и тот устроил NN в стационар. Так что комната будет позже».
- Удивительно, - сказал Тихонов - жены-мироносицы бегают, жалуются, а перевезти А. А. на Пушкинскую не могут. Ведь ЦК давно готов ее там устроить, все для нее сделать.
- Да, но NN не хотела, потому что ей дорого. 200 р. А у нее пенсия - 150 и редкий литературный заработок.
- Ахматова не может заработать в Ташкенте 200 р.? - Ну что вы! Написала стихотворение - вот и 200 р. - очень грубо и глупо сказал Тихонов.
Относительно Львовой Лежнев сказал, что все это недоразумение и она ему дала неверные сведения. Записка аннулируется.
Я пошла обедать. Обедала за одним столом с Марией Мих.Волькенштейн.
- Вы знаете, - сказала она мне, - Ф.Г. поручила мне к завтрему прибрать комнату NN. Я очень тороплюсь.
Молодец, Фаина!
И к вечеру я решила постепенно, что звонить Ломакиной я не буду. В самом деле, зачем хоровое пение перед властью? Ф.Г. с ней уже говорила - пусть дальше сама и говорит... Тем более, что там очевидно все уже сказано.
По-видимому, NN просила Ф.Г. не надоедать Ломакиной и Ф.Г. хочет, чтобы надоедала я. Так я понимаю... О, придворный интриган!
Сегодня утром я пошла к NN.
Она вышла ко мне в переднюю. В буром халате, голова повязана полотенцем, на ногах - что-то вроде мужских кальсон. Лицо неприветливое, злое.
Я передала ей записку для Ф.Г, в которой сообщаю, что Ломакиной не звонила.
NN вынесла стул, и мы вышли на крыльцо.
- « Как тепло! Какая весна», - повторяла NN.
Сегодня - и вчера - тут очередная весна. Днем жарко.
Очевидно, NN очень озабочена тем - возьмут ее в стационар или нет.
Пока мы сидели - на том берегу реки палили: киносъемка.
Расспрашивала об Африке.
На прощание сказала:
- «Как Надя? Очень я соскучилась по ней... Ну вот, скоро буду дома - тогда увидимся...»
Я передам это Н.Я. Но вряд ли она обрадуется.
__
Когда вечером я пришла домой из гостей, оказалось, что была Раневская, которая сообщила, что завтра перевозит NN на ул.Карла Маркса: в обещанном стационаре не оказалось места.
Итак, снова у разбитого корыта.

4, 20 век, Михаил Пришвин, Анна Ахматова, Георгий Славгородский, Александр Витковский, Лидия Чуковская, 4 декабря, 1942, Анна Остроумова-Лебедева, Всеволод Вишневский, декабрь, дневники

Previous post Next post
Up