27 октября 1917-го
в дневниках
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, Петроград
27 октября. Пятница.
День тревожный.
...
Магазины закрываются и население в подавленном состоянии. Только красногвардейцы - это мальчишки с ружьями - важно прохаживаются по улицам, заменив собою милицию. Газет почти никаких. Только «Наша Жизнь» «Воля Народа» и «Рабочая Газета». Все они против большевиков, критикуют настоящее выступление.
На улицах темно. Электричество в домах горит только от 6 до 12 ч. дня.
У Зимнего дворца продаются большевиками разные вещи, украденные во дворце. К.Ц. [Слобошевичу] предлагали какой-то громадный альбом, но он его не купил. Говорят, что к Петрограду двигается войско Временного Правительства и что Керенский с ними.
Зинаида Гиппиус, поэт, 47 лет, Петроград:
Пятница. Целый день народ, не могла писать раньше. - То же захватное положение. Газеты социалистические, но антибольшевистские, вышли под цензурой, кроме "Новой Жизни", остальные запрещены. В "Известиях" (Совета) изгнана редакция, посажен туда больш. Зиновьев. "Гол. Солдата" - запрещен. Вся "демократия", все отгородившиеся от б-ков и ушедшие с пресловутого съезда организации, собрались в Гос. Думе. Дума объявила, что не разойдется (пока не придут разгонять, конечно!) и выпустила № "Солдатского Голоса" - очень резко против захватчиков. Номер раскидывался с думского балкона. Невский полон, а в сущности, все "обалдевши", с тупо раскрытыми ртами. В Думе и Некрасов, ловко не попавший в бастион.
Интересны подробности взятия министров. Когда, после падения Зимнего Дворца (тут тоже много любопытного, но - после), их вывели, около 30 человек, без шапок, без верхней одежды, в темноту, солдатская чернь их едва не растерзала. Отстояли. Повели по грязи, пешком. На Троицком мосту встретили автомобиль с пулеметом; автомобиль испугался, что это враждебные войска, и принялся в них жарить; и все они, - солдаты первые, с криками, -- должны были лечь в грязь.
Слухи, слухи о разных "новых правительствах" в разных городах. Каледин, мол, идет на Москву, а Корнилов, мол, из Быхова скрылся. (Корнилов-то уж бегал из плена посерьезнее, германского... почему бы не уйти ему из большевистского?).
Уже не слухи, - или тоже слухи, но упорные, - что Керенский, с какими-то фронтовыми войсками, в Гатчине. И Лужский гарнизон сдался без боя. От Гатчины к Спб. наши "победители" уж разобрали путь, готовятся.
Захватчики, между тем, спешат. Троцкий-Бронштейн уже выпустил "декрет о мире". А захватили они решительно все.
Возвращаюсь на минуту к Зимнему Дворцу. Обстрел был из тяжелых орудий, но не с "Авроры", которая уверяет, что стреляла холостыми, как сигнал, ибо, говорит, если б не холостыми, то Дворец превратился бы в развалины. Юнкера и женщины защищались от напирающих сзади солдатских банд, как могли (и перебили же их), пока министры не решили прекратить это бесплодие кровавое. И все равно инсургенты проникли уже внутрь предательством.
Когда же хлынули "революционные" (тьфу, тьфу!) войска, Кексгольмский полк и еще какие-то, - они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести - то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба...
Нет, слишком стыдно писать...
Но надо все знать: женский батальон, израненный затащили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали...
"Министров-социалистов" сегодня выпустили. И они... вышли, оставив своих коалиционистов-кадет в бастионе.
Михаил Кузмин, поэт, 45 лет, Петроград:
Действительно, все в их руках, но все от них отступились и они одиноки ужасно. Власти они не удержат, в городе паника. Противные буржуи и интеллигенты все припишут себе, а их - даже не повесят. Идут Керенский, Корнилов, Каледин, чуть ли не Савинков. С кем только, интересно знать. Кто-то был. Да, Ленечка. Хорошо рассказывал о Зимнем дворце. Почти большевик. Опять не исполнится надежда простых, милых, молодых солдатских и рабочих лиц.
Рюрик Ивнев, поэт, 26 лет, Петроград:
27 октября. Вечер. Положение невероятное, просто фантастическое. Мне кажется, что все это - сплошной сон, что вот сейчас проснусь и увижу солнце, желтые занавески, самовар, людей, обыкновенных, пухлых или тощих, больных или здоровых, а не каких-то бредовых «большевиков», «меньшевиков», «кадет», «корниловцев», «революционеров», «контрреволюционеров»...
Власть в руках Петербур<гского> Совета Р<абочих> и С<олдатских> Д<епутатов>, из которого все, кроме «большевиков», вышли. Правительственные учреждения бойкотируют «ново-правительственных» комиссаров...
Почти все газеты закрыты. Никаких сведений из других городов нет... Ленин опубликовал воззвание к «народам мира». Воззвание само по себе чудесное, но его, конечно, «народы» не услышат и не отзовутся на него... Во всяком случае это почти невероятно.
Послы «союзных держав» собираются уехать из Петербурга... Новые министры пока еще не обнародованы...
Так пусто и глухо на душе! Господи! Только на Тебя вся надежда! Спаси, спаси и сохрани измученную, истерзанную, затравленную и [поруганную] растерявшуюся Россию.
Анатолий Луначарский в письме из Петрограда жене Анне Луначарской в Швейцарию:
[27 октября (9 ноября) 1917, Петроград, № 27/34, на углу Глазовской и Звенигородской улиц квартира Д. Лещенко]
Дорогая Анюта,
Ты, конечно, из газет знаешь все подробности переворота. Для меня он был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда - этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже Военно-революционный комитет решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию, - можно погибнуть и погубить все дело.
Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен. Даже враги говорят: «Лихо!». Войска дисциплины не нарушают. Хотя в Зимнем дворце был все же разгром и эксцессы (убийств не было), за которые страшно и тяжко нести ответственность. Что ж делать. Зато, быть может, это приближает мир. Что может быть хуже продолжения чудовищной «узаконенной» бойни на фронтах.
Как-никак, а жертв чрезвычайно мало пока. Пока. С ужасом думаю, не будет ли их больше.
Если ты получила предыдущие письма, - то знаешь, что я всегда рисовал себе отчетливо все подавляющие трудности, с которыми встретится Советская власть. Но они в 1 000 раз превзошли все ожидания.
Да, взять власть оказалось легко, но нести ее! С[оциалисты-революционе]ры и меньшевики, даже интернационалисты нас начисто бойкотируют. Дума городская озлоблена против нас. Обыватели, интеллигенция - все, все, все, кроме солдат и рабочих, быть может, некоторых крестьян. Северный фронт присоединился к нам. Румынский - резко против. О двух других еще нет сведений. Из Москвы тоже нет. Из провинций - мало. Пока страшная, пугающая изолированность и бешеная злоба. А трудности? Страшная задача продовольствия! Крах во всем, со всех сторон! Даже, собрав все силы, Россия быть может не вышла бы из этого ужаса, а мы должны спасти ее одними большевистскими силами.
Детка, положение страшно опасно и ответственно.
Повторяю - несколько дней до конца. Выходом была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков - за нее. Ленин, Троцкий - против. За нее «Новая Жизнь», меньшевики-интернационалисты, но оборонцы - наши бешеные враги, думаю, что они также мало способны пойти на компромисс, как наши левые большевики.
Нюра, Нюра, я уже не прошу судьбу - увидеть вас, но хоть письма-то мои дошли бы до вас!
Милые, дорогие, далекие!
Насчет денег, в случае несчастья, обратись к Коле: там ведь все же есть средства, нам принадлежащие. Сам постараюсь послать, как только вообще хоть сколько-нибудь урегулируется положение.
Мой портрет, бумаги (рукопись Фауста,1 которая будет жить!!) у Лещенко.
Нежно целую вас, дорогие мои. Бурно море и небо вокруг. Просвета мало.
Долг перед социализмом будет выполнен. Поживем - увидим.
Я - министр народного просвещения, или, как у нас установлено, народный комиссар.*
Когда приступлю к делу?
Когда выяснится возможность хоть какой-нибудь организационной работы.
Нежно целую вас, дорогие.
Ваш папа.
* Постановлением ВЦИК от 26 октября (8 ноября) 1917 Луначарский был назначен народным комиссаром просвещения
Никита Окунев, 49 лет, служащий пароходства "Самолёт", Москва:
Центральный исполнительный комитет объявляет, что фракции социалистов-революционеров, социал-демократов (меньшевиков), интернационалистов, народной социалистической группы не сочли возможным принять участие во Втором всероссийском съезде демократических советов и покинули его. Таким образом, Второй съезд рассматривается ими как частное совещание большевиков.
Смута в полном разгаре. По улицам Москвы пестрят воззвания двух правительств: Керенского и Ленина. Каждое говорит о незаконности супротивного. Вот положение покорного сына отечества! Кому ему подчиняться? Кремль вчера был окруженбольшевиками-солдатами, но позднее пришли юнкера иказаки и окружили цепь большевиков, а потом, говорят, их в свою очередь окружили новые большевики, и образовался какой-то слоеный пирог. В противовес революционному комитету в Москве образовался «комитет общественной безопасности» (городское самоуправление, крестьянский съезд, солдатский совет, почтово-телеграф. союз, земская управа, ж.-д. союз и командующий войсками).
Керенский в Пскове, откуда шлет приказы по армии. От имени вреправительства Коновалов издает воззвания из Зимнего дворца, который осажден большевицкими войсками, а со стороны Невы на Зимний дворец наведены пушки военного судна «Аврора». Позиции обеих сторон непримиримы. Большинство народа на стороне Временного правительства, а большинство петроградских солдат и рабочих - на стороне Ленина, Троцкого и К°. Что делается там, подробнее и точнее неизвестно. Сегодня вышли в Москве только «Социал-демократ», «Власть народа» и «Солдат и гражданин». Типографии и редакции других газет захвачены большевиками. В типографии, где печатались «Московский листок», «Фонарь» и «Сигнал», - работает новая газета «Анархия», торжествующая, что большевики берут верх, и уже предвкушающая, что в стране очень скоро наступит полная анархия - единственный и верный путь к спасению человечества.
Большевики захватили Мариинский дворец, штаб Петроградского округа, морское министерство, все вокзалы в Петрограде. 1, 4, 14 казачьи полки заявили о неподчинении Временному правительству. Большевики уверяют, что они уже арестовали и доставили в Петропавловскую крепость Вердеревского, Кишкина, Коновалова, Третьякова, Маслова (министра земледелия), Маниковского, Гвоздева, Малянтовича, Смирнова, Салазкина, Бернацкого, Терещенко, Никитина, Карташева, Пальчинского, Рутенберга, Борисова и Лаврова.
Троцкий в заседании Петроградского совета 25-го октября сообщил, что совершилось бескровное свержение вреправительства и захват всей власти военно-революционным комитетом совета. «Были заняты все учреждения, все министры попрятались.»
«Государственный преступник Ленин», как его на этих днях окрестил Керенский, выступал тогда же в Петроградском совете и «был встречен долгими аплодисментами» (так пишет «Новая жизнь»). Самое важное в его речи, сулящее России кисельные реки, это: «Наше государство будет рабочим и пролетарским государством, в котором не только рабочие, но и богачи будут принуждены работать.
Юрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
27 октября.
Вечер вчера прошел весь в телефонных разговорах; заходил дядя Эдуард, грустный, как и мы все, нервно пораженный всем происходящим. Известия противоречивые - одни от большевиков, другие не от них; ясно себе представить положение дела нельзя, но ясно, что Петроград в их власти в значительной степени. Сегодня утром общий вид Москвы подобен вчерашнему; трамваи ходят. Сегодня назначена однодневная забастовка служителей в учреждениях Министерства Народного Просвещения, в том числе в Музее. В Музее дико смешно: были только чиновники и вольнотрудящиеся, конечно, не все - ленивые и социалиствующие (это одно и то же), конечно, не были; сами открывали и закрывали ставни, ставили самовар, дежурили у входа с кн. Голицыным во главе; и остальное время ходили из угла в угол. К вечеру известия из Петрограда стали более определенные - большевики овладели городом и властвуют в нем. В П[етро]-Пав[ловской] крепости кадриль узников: слуги царские встретились со слугами Керенского; бедные Третьяков и Смирнов зря попали в кашу. Воображаю, как смеются Щегловитов, Маклаков и др. О каких-либо попытках Хлестакова-Керенского ничего не слышно. Уж этот-то, надо думать, конченый человек. По отзывам приехавших, в Петербурге порядок лучше, чем при прежнем безвременном правительстве; все войска оказались большевиками. Теперь надо ждать близкого позорного мира, если только большевики сумеют удержаться; а я думаю, что удержаться им, по крайней мере некоторое время, не будет трудно, и свой долг перед немцами они исполнить успеют. Ну уж и дурак Керенский и его аггелы! Ведь они еще глупее даже, чем был Николай II и его клевреты. А ведь это не мало сказано
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, Петроград
27 октября. Пятница.
День тревожный.
...
Магазины закрываются и население в подавленном состоянии. Только красногвардейцы - это мальчишки с ружьями - важно прохаживаются по улицам, заменив собою милицию. Газет почти никаких. Только «Наша Жизнь» «Воля Народа» и «Рабочая Газета». Все они против большевиков, критикуют настоящее выступление.
На улицах темно. Электричество в домах горит только от 6 до 12 ч. дня.
У Зимнего дворца продаются большевиками разные вещи, украденные во дворце. К.Ц. [Слобошевичу] предлагали какой-то громадный альбом, но он его не купил. Говорят, что к Петрограду двигается войско Временного Правительства и что Керенский с ними.
Зинаида Гиппиус, поэт, 47 лет, Петроград:
Пятница. Целый день народ, не могла писать раньше. - То же захватное положение. Газеты социалистические, но антибольшевистские, вышли под цензурой, кроме "Новой Жизни", остальные запрещены. В "Известиях" (Совета) изгнана редакция, посажен туда больш. Зиновьев. "Гол. Солдата" - запрещен. Вся "демократия", все отгородившиеся от б-ков и ушедшие с пресловутого съезда организации, собрались в Гос. Думе. Дума объявила, что не разойдется (пока не придут разгонять, конечно!) и выпустила № "Солдатского Голоса" - очень резко против захватчиков. Номер раскидывался с думского балкона. Невский полон, а в сущности, все "обалдевши", с тупо раскрытыми ртами. В Думе и Некрасов, ловко не попавший в бастион.
Интересны подробности взятия министров. Когда, после падения Зимнего Дворца (тут тоже много любопытного, но - после), их вывели, около 30 человек, без шапок, без верхней одежды, в темноту, солдатская чернь их едва не растерзала. Отстояли. Повели по грязи, пешком. На Троицком мосту встретили автомобиль с пулеметом; автомобиль испугался, что это враждебные войска, и принялся в них жарить; и все они, - солдаты первые, с криками, -- должны были лечь в грязь.
Слухи, слухи о разных "новых правительствах" в разных городах. Каледин, мол, идет на Москву, а Корнилов, мол, из Быхова скрылся. (Корнилов-то уж бегал из плена посерьезнее, германского... почему бы не уйти ему из большевистского?).
Уже не слухи, - или тоже слухи, но упорные, - что Керенский, с какими-то фронтовыми войсками, в Гатчине. И Лужский гарнизон сдался без боя. От Гатчины к Спб. наши "победители" уж разобрали путь, готовятся.
Захватчики, между тем, спешат. Троцкий-Бронштейн уже выпустил "декрет о мире". А захватили они решительно все.
Возвращаюсь на минуту к Зимнему Дворцу. Обстрел был из тяжелых орудий, но не с "Авроры", которая уверяет, что стреляла холостыми, как сигнал, ибо, говорит, если б не холостыми, то Дворец превратился бы в развалины. Юнкера и женщины защищались от напирающих сзади солдатских банд, как могли (и перебили же их), пока министры не решили прекратить это бесплодие кровавое. И все равно инсургенты проникли уже внутрь предательством.
Когда же хлынули "революционные" (тьфу, тьфу!) войска, Кексгольмский полк и еще какие-то, - они прямо принялись за грабеж и разрушение, ломали, били кладовые, вытаскивали серебро; чего не могли унести - то уничтожали: давили дорогой фарфор, резали ковры, изрезали и проткнули портрет Серова, наконец, добрались до винного погреба...
Нет, слишком стыдно писать...
Но надо все знать: женский батальон, израненный затащили в Павловские казармы и там поголовно изнасиловали...
"Министров-социалистов" сегодня выпустили. И они... вышли, оставив своих коалиционистов-кадет в бастионе.
Михаил Кузмин, поэт, 45 лет, Петроград:
Действительно, все в их руках, но все от них отступились и они одиноки ужасно. Власти они не удержат, в городе паника. Противные буржуи и интеллигенты все припишут себе, а их - даже не повесят. Идут Керенский, Корнилов, Каледин, чуть ли не Савинков. С кем только, интересно знать. Кто-то был. Да, Ленечка. Хорошо рассказывал о Зимнем дворце. Почти большевик. Опять не исполнится надежда простых, милых, молодых солдатских и рабочих лиц.
Рюрик Ивнев, поэт, 26 лет, Петроград:
27 октября. Вечер. Положение невероятное, просто фантастическое. Мне кажется, что все это - сплошной сон, что вот сейчас проснусь и увижу солнце, желтые занавески, самовар, людей, обыкновенных, пухлых или тощих, больных или здоровых, а не каких-то бредовых «большевиков», «меньшевиков», «кадет», «корниловцев», «революционеров», «контрреволюционеров»...
Власть в руках Петербур<гского> Совета Р<абочих> и С<олдатских> Д<епутатов>, из которого все, кроме «большевиков», вышли. Правительственные учреждения бойкотируют «ново-правительственных» комиссаров...
Почти все газеты закрыты. Никаких сведений из других городов нет... Ленин опубликовал воззвание к «народам мира». Воззвание само по себе чудесное, но его, конечно, «народы» не услышат и не отзовутся на него... Во всяком случае это почти невероятно.
Послы «союзных держав» собираются уехать из Петербурга... Новые министры пока еще не обнародованы...
Так пусто и глухо на душе! Господи! Только на Тебя вся надежда! Спаси, спаси и сохрани измученную, истерзанную, затравленную и [поруганную] растерявшуюся Россию.
Анатолий Луначарский в письме из Петрограда жене Анне Луначарской в Швейцарию:
[27 октября (9 ноября) 1917, Петроград, № 27/34, на углу Глазовской и Звенигородской улиц квартира Д. Лещенко]
Дорогая Анюта,
Ты, конечно, из газет знаешь все подробности переворота. Для меня он был неожиданным. Я, конечно, знал, что борьба за власть Советов будет иметь место, но что власть будет взята накануне съезда - этого, я думаю, никто не знал. Может быть, даже Военно-революционный комитет решил перейти в наступление внезапно, из страха, что, занимая чисто оборонительную позицию, - можно погибнуть и погубить все дело.
Переворот был сюрпризом и со стороны легкости, с которой он был произведен. Даже враги говорят: «Лихо!». Войска дисциплины не нарушают. Хотя в Зимнем дворце был все же разгром и эксцессы (убийств не было), за которые страшно и тяжко нести ответственность. Что ж делать. Зато, быть может, это приближает мир. Что может быть хуже продолжения чудовищной «узаконенной» бойни на фронтах.
Как-никак, а жертв чрезвычайно мало пока. Пока. С ужасом думаю, не будет ли их больше.
Если ты получила предыдущие письма, - то знаешь, что я всегда рисовал себе отчетливо все подавляющие трудности, с которыми встретится Советская власть. Но они в 1 000 раз превзошли все ожидания.
Да, взять власть оказалось легко, но нести ее! С[оциалисты-революционе]ры и меньшевики, даже интернационалисты нас начисто бойкотируют. Дума городская озлоблена против нас. Обыватели, интеллигенция - все, все, все, кроме солдат и рабочих, быть может, некоторых крестьян. Северный фронт присоединился к нам. Румынский - резко против. О двух других еще нет сведений. Из Москвы тоже нет. Из провинций - мало. Пока страшная, пугающая изолированность и бешеная злоба. А трудности? Страшная задача продовольствия! Крах во всем, со всех сторон! Даже, собрав все силы, Россия быть может не вышла бы из этого ужаса, а мы должны спасти ее одними большевистскими силами.
Детка, положение страшно опасно и ответственно.
Повторяю - несколько дней до конца. Выходом была бы демократическая коалиция. Я, Зиновьев, Каменев, Рыков - за нее. Ленин, Троцкий - против. За нее «Новая Жизнь», меньшевики-интернационалисты, но оборонцы - наши бешеные враги, думаю, что они также мало способны пойти на компромисс, как наши левые большевики.
Нюра, Нюра, я уже не прошу судьбу - увидеть вас, но хоть письма-то мои дошли бы до вас!
Милые, дорогие, далекие!
Насчет денег, в случае несчастья, обратись к Коле: там ведь все же есть средства, нам принадлежащие. Сам постараюсь послать, как только вообще хоть сколько-нибудь урегулируется положение.
Мой портрет, бумаги (рукопись Фауста,1 которая будет жить!!) у Лещенко.
Нежно целую вас, дорогие мои. Бурно море и небо вокруг. Просвета мало.
Долг перед социализмом будет выполнен. Поживем - увидим.
Я - министр народного просвещения, или, как у нас установлено, народный комиссар.*
Когда приступлю к делу?
Когда выяснится возможность хоть какой-нибудь организационной работы.
Нежно целую вас, дорогие.
Ваш папа.
* Постановлением ВЦИК от 26 октября (8 ноября) 1917 Луначарский был назначен народным комиссаром просвещения
Никита Окунев, 49 лет, служащий пароходства "Самолёт", Москва:
Центральный исполнительный комитет объявляет, что фракции социалистов-революционеров, социал-демократов (меньшевиков), интернационалистов, народной социалистической группы не сочли возможным принять участие во Втором всероссийском съезде демократических советов и покинули его. Таким образом, Второй съезд рассматривается ими как частное совещание большевиков.
Смута в полном разгаре. По улицам Москвы пестрят воззвания двух правительств: Керенского и Ленина. Каждое говорит о незаконности супротивного. Вот положение покорного сына отечества! Кому ему подчиняться? Кремль вчера был окруженбольшевиками-солдатами, но позднее пришли юнкера иказаки и окружили цепь большевиков, а потом, говорят, их в свою очередь окружили новые большевики, и образовался какой-то слоеный пирог. В противовес революционному комитету в Москве образовался «комитет общественной безопасности» (городское самоуправление, крестьянский съезд, солдатский совет, почтово-телеграф. союз, земская управа, ж.-д. союз и командующий войсками).
Керенский в Пскове, откуда шлет приказы по армии. От имени вреправительства Коновалов издает воззвания из Зимнего дворца, который осажден большевицкими войсками, а со стороны Невы на Зимний дворец наведены пушки военного судна «Аврора». Позиции обеих сторон непримиримы. Большинство народа на стороне Временного правительства, а большинство петроградских солдат и рабочих - на стороне Ленина, Троцкого и К°. Что делается там, подробнее и точнее неизвестно. Сегодня вышли в Москве только «Социал-демократ», «Власть народа» и «Солдат и гражданин». Типографии и редакции других газет захвачены большевиками. В типографии, где печатались «Московский листок», «Фонарь» и «Сигнал», - работает новая газета «Анархия», торжествующая, что большевики берут верх, и уже предвкушающая, что в стране очень скоро наступит полная анархия - единственный и верный путь к спасению человечества.
Большевики захватили Мариинский дворец, штаб Петроградского округа, морское министерство, все вокзалы в Петрограде. 1, 4, 14 казачьи полки заявили о неподчинении Временному правительству. Большевики уверяют, что они уже арестовали и доставили в Петропавловскую крепость Вердеревского, Кишкина, Коновалова, Третьякова, Маслова (министра земледелия), Маниковского, Гвоздева, Малянтовича, Смирнова, Салазкина, Бернацкого, Терещенко, Никитина, Карташева, Пальчинского, Рутенберга, Борисова и Лаврова.
Троцкий в заседании Петроградского совета 25-го октября сообщил, что совершилось бескровное свержение вреправительства и захват всей власти военно-революционным комитетом совета. «Были заняты все учреждения, все министры попрятались.»
«Государственный преступник Ленин», как его на этих днях окрестил Керенский, выступал тогда же в Петроградском совете и «был встречен долгими аплодисментами» (так пишет «Новая жизнь»). Самое важное в его речи, сулящее России кисельные реки, это: «Наше государство будет рабочим и пролетарским государством, в котором не только рабочие, но и богачи будут принуждены работать.
Юрий Готье, историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
27 октября.
Вечер вчера прошел весь в телефонных разговорах; заходил дядя Эдуард, грустный, как и мы все, нервно пораженный всем происходящим. Известия противоречивые - одни от большевиков, другие не от них; ясно себе представить положение дела нельзя, но ясно, что Петроград в их власти в значительной степени. Сегодня утром общий вид Москвы подобен вчерашнему; трамваи ходят. Сегодня назначена однодневная забастовка служителей в учреждениях Министерства Народного Просвещения, в том числе в Музее. В Музее дико смешно: были только чиновники и вольнотрудящиеся, конечно, не все - ленивые и социалиствующие (это одно и то же), конечно, не были; сами открывали и закрывали ставни, ставили самовар, дежурили у входа с кн. Голицыным во главе; и остальное время ходили из угла в угол. К вечеру известия из Петрограда стали более определенные - большевики овладели городом и властвуют в нем. В П[етро]-Пав[ловской] крепости кадриль узников: слуги царские встретились со слугами Керенского; бедные Третьяков и Смирнов зря попали в кашу. Воображаю, как смеются Щегловитов, Маклаков и др. О каких-либо попытках Хлестакова-Керенского ничего не слышно. Уж этот-то, надо думать, конченый человек. По отзывам приехавших, в Петербурге порядок лучше, чем при прежнем безвременном правительстве; все войска оказались большевиками. Теперь надо ждать близкого позорного мира, если только большевики сумеют удержаться; а я думаю, что удержаться им, по крайней мере некоторое время, не будет трудно, и свой долг перед немцами они исполнить успеют. Ну уж и дурак Керенский и его аггелы! Ведь они еще глупее даже, чем был Николай II и его клевреты. А ведь это не мало сказано