26 июля 1917-го
в дневниках
Василий Кравков, 58 лет, военврач действующей армии:
26 июля.
[...] Какой ужас для мирных россиян в ближайшем будущем, когда при демобилизации вся вооруженная орда «революционных, самоотверженных» российских воинов хлынет с фронта вглубь своей родной страны и примется тогда все сокрушать на своем пути! Не так губительно было бы нашествие на российских обывателей австро-германцев, как нашествие имеющих возвратиться наших опозорившихся передо всем миром «самоопределившихся» вооруженных дикарей! Знаменательной и беспримерной останется на страницах всемирной истории наша «русская революция» по своей дремучей глупости... Ничего-то в ней не выявилось оригинального, кроме только одной пошехонщины!
Бюрократическая самодержавная сволочь прежнего режима сменилась самодержавной дерьмо-хамократической сволочью нового режима. [...]
Аркадий Столыпин (1894 - 1990), племянник премьер-министра П.А. Столыпина, журналист, поэт и художник, 23 года, ротмистр 17-го Нижегородского драгунского полка (по дороге на фронт):
23 года
26 июля.
Могилев. Мы отупели за десять суток в вагоне III класса. На станциях встречаем пехоту, которая недоброжелательно поглядывает на наши красно-черные шевроны ударной части. Читаем речи Родзянко, Милюкова, Масленникова, Родичева. Войска на фронте отступают. Генерала Брусилова отстранили. Почему? Потому ли, что он был председателем Союза офицеров при Ставке? А офицеры во всем виноваты, даже в отступлении - по крайней мере так выразился одни член партии социал-революционеров. На днях был случай, что пехотинцы отказались наступать. Тогда командир полка один двинулся вперед, но в последнюю минуту его догнали два солдата, которые с ним и погибли
Александр Блок, 36 лет, редактор Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, Петроград:
Утром будет опять заседание - без председателя (Муравьева), с Тарле.
Председательствует СВ. Иванов, который сказал вещь, стоящую многого, освещающую все положение, как прожектором.
«Что такое эти люди? Мы сами виноваты, что не умели управлять ими, и я - один из первых. Мы виноваты больше их. Оставим это…» В результате пришли к какому-то компромиссу, который мне придется излагать в протоколах.
Купанье
Юрий Готье (1873 - 1943), историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
26 июля.
Вчера вечером была у нас Александра Павловна, дьяконица, со всеми своими потомками. Разговор с Николаем Павловичем - учителем в заводском высшем начальном училище в Луганске на заводе Гартмана; много интересных подробностей о большевиках; нового мало, но его рассказы о маленьком центре подтверждают мои думы; характерно, что все бывшие «ярые монархисты», все негодяи и мошенники теперь превратились в большевиков.
Газеты от 23 июля. Керенский вновь берет власть. На фронте дела не лучше. Ген. Корнилов ожидает еще многих неудач на всех фронтах. Отчет о заседании гг. деятелей в Зимнем дворце производит убогое впечатление. У меня не осталось впечатления, что Керенский справится со своей задачей. Развал всей России, несомненно, идет вперед гигантскими шагами, и дело органического процесса воссоздания каких [бы] то ни было остатков из того, что прежде называлось Россией, еще не намечается. И теперь далее слов мы, конечно, не пойдем. Логически мыслят и действуют только вожди большевиков, которые по различным соображениям - контрреволюции, измены или своекорыстия - ведут к гибели России окончательно. Революционеры и эмигранты, умевшие только подкапываться под Николая II, обнаруживают свое умение только разрушать страну; едва ли поможет делу то, что они теперь «говорят» о ее спасении
Зинаида Гиппиус, поэт, 47 лет, Кисловодск:
С каждым днем все хуже.
За это время: кризис правительства дошел до предела. Керенский подал в отставку. Все испугались, заседали ночами, решили просить его остаться и самому составить кабинет. Раньше он пытался сговориться с кадетами, но ничего не вышло: кадеты против декларации 8 июля (какая это?). Затем история с Черновым, который открыто ведет себя максималистом. (По-моему - Чернов против Керенского: задыхается от тщеславной зависти).
Трудно знать все отсюда. Пишу, что ловлю, для памяти.
Итак - кадеты отказались войти "партийно" (допустили вхождение личное, на "свою совесть"). Чернов подал в отставку, мотивируя, что он оклеветан, и восстановить истину ему легче, не будучи министром. Отставка принята. Это все до 23-го июля включительно.
А сегодня - краткие и дикие сведения по телеграмме:
Правительство Керенским составлено - неожиданное и (боюсь) мертворожденное. Не видно его принципа. Веет случайностью, путанностью. Противоречиями.
Премьер, конечно, Керенский (он же военный министр), его фактический товарищ ("управляющий военным ведомством") - наш Борис Савинков (как? когда? откуда? Но это-то очень хорошо). Остались: Терещенко, Пешехонов, Скобелев, да недавний, несуществующий, Ефремов, явились Никитин (?), Ольденбург и - уже совершенно непонятным образом - опять явился Чернов. Чудеса; хорошо, если не глупые. Вместо Львова - Карташев. (Как жаль его. Прежде только бессилие, а теперь сверх него, еще и ответственность. Из этого для него ничего доброго, кроме худого, не выйдет).
Ушел, тоже не понять почему, Церетели.
Нет, надо знать изнутри, что это такое.
На фронте то же уродство и бегство. В тылу крах полный. Ленина, Троцкого и Зиновьева привлекают к суду, но они не поддаются судейской привлекательности и не намерены показываться. Ленин с Зиновьевым прозрачно скрываются, Троцкий действует в Совете и ухом не ведет.
Несчастная страна. Бог, действительно, наказал ее: отнял разум.
И куда мы едем? Только ли в голод, или еще в немцев.... Какие перспективы!
Писала ли я, что милейший дубинке Н. Д. Соколову отлился подвиг Приказа №1? Поехал на фронт с увещаниями, а воспитанные его Приказом товарищи-солдаты вдрызг увещателя исколотили. Каской по черепу. Однако, не видно плодов учения. Только, выйдя из больницы, заявил во всех газетах, что он "большевиком никогда не был" (?).
Чхенкели ограбили по дороге в Коджоры, чуть не убили.
Во время июльского мятежа какие-то солдаты, в тумане обалдения, несли плакат: "первая пуля Керенскому".
Как мы счастливы. Мы видели медовый месяц революции и не видели ее "в грязи, во прахе и в крови".
Но что мы еще увидим!
Александр Бенуа, художник, 47 лет, публицист (на даче в Нижегородской губ):
26 июля.
Среда.
...
Известия самые мерзкие. «Новый кабинет» Временного правительства не означает поворота по существу, раз во главе стоят Керенский, Некрасов (который, как будто, действительно двигает всей махинацией) и выдвинувшийся Терещенко, заявивший на днях (21 июля на «историческом заседании»), что «сейчас уже никто не говорит о мире. Все понимают, что он ныне невозможен». Приятно среди прочих встретить имя Ольденбурга. Имя Саши Зарудного менее приятно после его кликушеского поступка перед Мариинским дворцом. И совсем плохо, знаменательно плохо - упивающийся собственной гениальностью Карташев. Выделяется какой-то Комитет обороны, но это после трех лет войны и при полной разрухе представляется просто маниловской блажью. В речи Ллойд Джорджа опять нотки нового тона. Опять не говорится о разгроме Германии, и лишь требуется от нее восстановление разоренных областей. Китай объявил войну Германии, но это, очевидно, организовано на английские деньги - блеф, который, вероятно, произведет нужные впечатления по всем Трансваалям, Барбадосам, Сингапурам. Уже упомянутый в «обвинительном акте» исполком Совета РиСД все ниже склоняет голову перед правительством.
В Англии травля Гендерсона, и это может пробудить соответствующую реакцию в демократических кругах. Во всяком случае, она указывает на раскол в самом кабинете, а следовательно, возможность в сравнительно близком будущем пересмотр его программы. И все же мир - за горами! Другой признак кризиса - это оставление во Франции проскрипционных списков пацифистов. Хорошо и то, что начинают слышаться голоса протеста против французской цензуры. - К чему это Горький заговорил стихами?
Читаю Бисмарка. Между прочим, любопытна та неряшливость, с которой мемуары составлены - «никакого искусства». И отсюда, при впечатлении искренности, как раз впечатление «артистического беспорядка». Вдумываюсь в личность железного канцлера, и он мне, главным образом, представляется художником своего дела, а отсюда его пленительность. С другой стороны, спрашивается, так ли по существу был он прав, добиваясь достижения своей националистической программы? И для той нации, которую он из состояния факта (разве можно спорить с фактом существования идейно-единой Германии до появления государственно единой Германии?!) довел до состояния закона, защищаемого опасной силой штыков? Бессильная Германия была бы, пожалуй, счастливее, нежели могущественная. И если бы даже кто-нибудь ее поработил, то все же она оставалась бы собой. Но, с другой стороны, к разряду фактов принадлежит то состояние национального самосознания и национальной гордости, которое нашло себе завершающее выражение в Версальском провозглашении. Наконец, кто скажет, что благо, что нет - как в отдельной человеческой жизни, так и в жизни целых народов? То, что сегодня - предмет славы и основа мощи, завтра служит разрушению и позору. Какие Милюковы могут указать те пути, которые лежат перед государствами мира хотя бы в ближайшие 50 лет? Все - ошибка, одна сплошная ошибка. Но потому-то и пленяют среди всяких сильных мира сего такие фигуры, как Бисмарк, пленяют личной своей силой, вдохновением и выдержкой, безотносительно к тому, чего они в действительности достигли. И ловишь себя на том, в чем всегда меня упрекал Философов - на эстетизме. Но что поделаешь, когда эстетизм есть суррогат религиозности? Когда нет самого продукта (или его слишком мало), то невольно прибегаешь к суррогату. Тот же Философов прибегает к суррогату, и его суррогат будет похуже моего. Просто поддельность их явственнее, они отвратительны на вкус (снова эстетизм!), и меня они, во всяком случае, не способны утешить.
Василий Кравков, 58 лет, военврач действующей армии:
26 июля.
[...] Какой ужас для мирных россиян в ближайшем будущем, когда при демобилизации вся вооруженная орда «революционных, самоотверженных» российских воинов хлынет с фронта вглубь своей родной страны и примется тогда все сокрушать на своем пути! Не так губительно было бы нашествие на российских обывателей австро-германцев, как нашествие имеющих возвратиться наших опозорившихся передо всем миром «самоопределившихся» вооруженных дикарей! Знаменательной и беспримерной останется на страницах всемирной истории наша «русская революция» по своей дремучей глупости... Ничего-то в ней не выявилось оригинального, кроме только одной пошехонщины!
Бюрократическая самодержавная сволочь прежнего режима сменилась самодержавной дерьмо-хамократической сволочью нового режима. [...]
Аркадий Столыпин (1894 - 1990), племянник премьер-министра П.А. Столыпина, журналист, поэт и художник, 23 года, ротмистр 17-го Нижегородского драгунского полка (по дороге на фронт):
23 года
26 июля.
Могилев. Мы отупели за десять суток в вагоне III класса. На станциях встречаем пехоту, которая недоброжелательно поглядывает на наши красно-черные шевроны ударной части. Читаем речи Родзянко, Милюкова, Масленникова, Родичева. Войска на фронте отступают. Генерала Брусилова отстранили. Почему? Потому ли, что он был председателем Союза офицеров при Ставке? А офицеры во всем виноваты, даже в отступлении - по крайней мере так выразился одни член партии социал-революционеров. На днях был случай, что пехотинцы отказались наступать. Тогда командир полка один двинулся вперед, но в последнюю минуту его догнали два солдата, которые с ним и погибли
Александр Блок, 36 лет, редактор Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, Петроград:
Утром будет опять заседание - без председателя (Муравьева), с Тарле.
Председательствует СВ. Иванов, который сказал вещь, стоящую многого, освещающую все положение, как прожектором.
«Что такое эти люди? Мы сами виноваты, что не умели управлять ими, и я - один из первых. Мы виноваты больше их. Оставим это…» В результате пришли к какому-то компромиссу, который мне придется излагать в протоколах.
Купанье
Юрий Готье (1873 - 1943), историк, академик, 44 года, директор Румянцевского музея, Москва:
26 июля.
Вчера вечером была у нас Александра Павловна, дьяконица, со всеми своими потомками. Разговор с Николаем Павловичем - учителем в заводском высшем начальном училище в Луганске на заводе Гартмана; много интересных подробностей о большевиках; нового мало, но его рассказы о маленьком центре подтверждают мои думы; характерно, что все бывшие «ярые монархисты», все негодяи и мошенники теперь превратились в большевиков.
Газеты от 23 июля. Керенский вновь берет власть. На фронте дела не лучше. Ген. Корнилов ожидает еще многих неудач на всех фронтах. Отчет о заседании гг. деятелей в Зимнем дворце производит убогое впечатление. У меня не осталось впечатления, что Керенский справится со своей задачей. Развал всей России, несомненно, идет вперед гигантскими шагами, и дело органического процесса воссоздания каких [бы] то ни было остатков из того, что прежде называлось Россией, еще не намечается. И теперь далее слов мы, конечно, не пойдем. Логически мыслят и действуют только вожди большевиков, которые по различным соображениям - контрреволюции, измены или своекорыстия - ведут к гибели России окончательно. Революционеры и эмигранты, умевшие только подкапываться под Николая II, обнаруживают свое умение только разрушать страну; едва ли поможет делу то, что они теперь «говорят» о ее спасении
Зинаида Гиппиус, поэт, 47 лет, Кисловодск:
С каждым днем все хуже.
За это время: кризис правительства дошел до предела. Керенский подал в отставку. Все испугались, заседали ночами, решили просить его остаться и самому составить кабинет. Раньше он пытался сговориться с кадетами, но ничего не вышло: кадеты против декларации 8 июля (какая это?). Затем история с Черновым, который открыто ведет себя максималистом. (По-моему - Чернов против Керенского: задыхается от тщеславной зависти).
Трудно знать все отсюда. Пишу, что ловлю, для памяти.
Итак - кадеты отказались войти "партийно" (допустили вхождение личное, на "свою совесть"). Чернов подал в отставку, мотивируя, что он оклеветан, и восстановить истину ему легче, не будучи министром. Отставка принята. Это все до 23-го июля включительно.
А сегодня - краткие и дикие сведения по телеграмме:
Правительство Керенским составлено - неожиданное и (боюсь) мертворожденное. Не видно его принципа. Веет случайностью, путанностью. Противоречиями.
Премьер, конечно, Керенский (он же военный министр), его фактический товарищ ("управляющий военным ведомством") - наш Борис Савинков (как? когда? откуда? Но это-то очень хорошо). Остались: Терещенко, Пешехонов, Скобелев, да недавний, несуществующий, Ефремов, явились Никитин (?), Ольденбург и - уже совершенно непонятным образом - опять явился Чернов. Чудеса; хорошо, если не глупые. Вместо Львова - Карташев. (Как жаль его. Прежде только бессилие, а теперь сверх него, еще и ответственность. Из этого для него ничего доброго, кроме худого, не выйдет).
Ушел, тоже не понять почему, Церетели.
Нет, надо знать изнутри, что это такое.
На фронте то же уродство и бегство. В тылу крах полный. Ленина, Троцкого и Зиновьева привлекают к суду, но они не поддаются судейской привлекательности и не намерены показываться. Ленин с Зиновьевым прозрачно скрываются, Троцкий действует в Совете и ухом не ведет.
Несчастная страна. Бог, действительно, наказал ее: отнял разум.
И куда мы едем? Только ли в голод, или еще в немцев.... Какие перспективы!
Писала ли я, что милейший дубинке Н. Д. Соколову отлился подвиг Приказа №1? Поехал на фронт с увещаниями, а воспитанные его Приказом товарищи-солдаты вдрызг увещателя исколотили. Каской по черепу. Однако, не видно плодов учения. Только, выйдя из больницы, заявил во всех газетах, что он "большевиком никогда не был" (?).
Чхенкели ограбили по дороге в Коджоры, чуть не убили.
Во время июльского мятежа какие-то солдаты, в тумане обалдения, несли плакат: "первая пуля Керенскому".
Как мы счастливы. Мы видели медовый месяц революции и не видели ее "в грязи, во прахе и в крови".
Но что мы еще увидим!
Александр Бенуа, художник, 47 лет, публицист (на даче в Нижегородской губ):
26 июля.
Среда.
...
Известия самые мерзкие. «Новый кабинет» Временного правительства не означает поворота по существу, раз во главе стоят Керенский, Некрасов (который, как будто, действительно двигает всей махинацией) и выдвинувшийся Терещенко, заявивший на днях (21 июля на «историческом заседании»), что «сейчас уже никто не говорит о мире. Все понимают, что он ныне невозможен». Приятно среди прочих встретить имя Ольденбурга. Имя Саши Зарудного менее приятно после его кликушеского поступка перед Мариинским дворцом. И совсем плохо, знаменательно плохо - упивающийся собственной гениальностью Карташев. Выделяется какой-то Комитет обороны, но это после трех лет войны и при полной разрухе представляется просто маниловской блажью. В речи Ллойд Джорджа опять нотки нового тона. Опять не говорится о разгроме Германии, и лишь требуется от нее восстановление разоренных областей. Китай объявил войну Германии, но это, очевидно, организовано на английские деньги - блеф, который, вероятно, произведет нужные впечатления по всем Трансваалям, Барбадосам, Сингапурам. Уже упомянутый в «обвинительном акте» исполком Совета РиСД все ниже склоняет голову перед правительством.
В Англии травля Гендерсона, и это может пробудить соответствующую реакцию в демократических кругах. Во всяком случае, она указывает на раскол в самом кабинете, а следовательно, возможность в сравнительно близком будущем пересмотр его программы. И все же мир - за горами! Другой признак кризиса - это оставление во Франции проскрипционных списков пацифистов. Хорошо и то, что начинают слышаться голоса протеста против французской цензуры. - К чему это Горький заговорил стихами?
Читаю Бисмарка. Между прочим, любопытна та неряшливость, с которой мемуары составлены - «никакого искусства». И отсюда, при впечатлении искренности, как раз впечатление «артистического беспорядка». Вдумываюсь в личность железного канцлера, и он мне, главным образом, представляется художником своего дела, а отсюда его пленительность. С другой стороны, спрашивается, так ли по существу был он прав, добиваясь достижения своей националистической программы? И для той нации, которую он из состояния факта (разве можно спорить с фактом существования идейно-единой Германии до появления государственно единой Германии?!) довел до состояния закона, защищаемого опасной силой штыков? Бессильная Германия была бы, пожалуй, счастливее, нежели могущественная. И если бы даже кто-нибудь ее поработил, то все же она оставалась бы собой. Но, с другой стороны, к разряду фактов принадлежит то состояние национального самосознания и национальной гордости, которое нашло себе завершающее выражение в Версальском провозглашении. Наконец, кто скажет, что благо, что нет - как в отдельной человеческой жизни, так и в жизни целых народов? То, что сегодня - предмет славы и основа мощи, завтра служит разрушению и позору. Какие Милюковы могут указать те пути, которые лежат перед государствами мира хотя бы в ближайшие 50 лет? Все - ошибка, одна сплошная ошибка. Но потому-то и пленяют среди всяких сильных мира сего такие фигуры, как Бисмарк, пленяют личной своей силой, вдохновением и выдержкой, безотносительно к тому, чего они в действительности достигли. И ловишь себя на том, в чем всегда меня упрекал Философов - на эстетизме. Но что поделаешь, когда эстетизм есть суррогат религиозности? Когда нет самого продукта (или его слишком мало), то невольно прибегаешь к суррогату. Тот же Философов прибегает к суррогату, и его суррогат будет похуже моего. Просто поддельность их явственнее, они отвратительны на вкус (снова эстетизм!), и меня они, во всяком случае, не способны утешить.