12 июля 1942 года
в дневниках. Но начну с самой знаменитой фотографии этого дня:
Младший политрук Алексей Еременко поднимает бойцов в атаку. Это, пожалуй, самое известное фото Великой Отечественной войны, наравне с которым разве что фотография Знамени Победы над рейхстагом. А. Еременко погиб через несколько секунд после того, как был сделан снимок.
Фотография названа «Комбат» (то есть «командир батальона») автором фотографии по ошибке. Макс Альперт успел сделать пару снимков командира, поднявшего солдат в атаку, и тут же осколок снаряда разбил камеру. Фотограф решил, что кадры испорчены, и не стал записывать имя человека, которого он сфотографировал. Позже, проявляя пленку, он увидел, что кадр получился превосходным. Альперт вспомнил, как слышал в том бою, что по рядам передали «Комбата убили» и решил, что он сфотографировал именно командира батальона. Только после того, как фотография получила мировую известность под названием «Комбат», была установлена личность героя на снимке: Алексей Гордеевич Еременко, 1906 года рождения.
Фото было сделано 12 июля 1942 года около села Хорошее (сейчас село Хорошее Славяносербского района Луганской области) между реками Лугань и Лозовая, на участке, где держал оборону 220-й стрелковый полк 4-й стрелковой дивизии, ведя упорные кровопролитные оборонительные бои с превосходящими силами противника. Источник информации.
Вот теперь перейдем к дневникам.
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент центральных газет, Ленинград:
12 июля. Воскресенье.
Пасмурно, теплый день. Изучаю материалы о противнике. Вновь и вновь - для выступлений, для подъема ярости, духа масс - мобилизую материалы... Идет второй «девятый вал» войны. Надо держаться!
Гляжу на карту. Противник рвется к Воронежу, к Сталинграду...
Вопрос о Северном и Северо-Западном фронтах решится в зависимости от хода битв на Юге.
...Битва у Воронежа яростная, контратаки наши - крепкие. Много примеров индивидуального и массового героизма: дают у Знамени перед боем клятву; таранят танки врага; наш горящий танк мнет немецкую пехоту и пушки до конца, пока не взорвется; раненые бьются, не уходят из строя; партизаны уничтожают связь, штабы и т. д.
Смелее давать лозунг: «В решительную битву 1942 года, за Россию!» Впрочем, главные удары еще впереди. Сейчас - одна из битв 1942 года. Если потеряем южные железные дороги - война затянется на зиму.
Противник начал разбрасывать листовки, сработанные... от имени ПУРа.
Снова и снова о враге... О концепции Гитлера и его присных...
Георгий Князев, историк-архивист, 55 лет, Ленинград:
12 июля. 386[-й] день войны. Воскресенье. Как историку Академии наук, мне необходимо было бы поехать сегодня провожать уезжающих, но этого я не в силах сделать. К сожалению, нужная и интересная страница из моих записок выпадает.
...
Сотрудники, которые уезжают, настроены по-разному. Одни очень оптимистично настроены и ждут, что их на местах, как героических ленинградцев, примут с распростертыми объятиями; во всяком случае, надеются, что сразу на полтора-два месяца получат возможность поселиться в санатории.
Уехали. Всего с семьями 367 человек. Отправлялись с Московского вокзала. Вещи и наиболее престарелые и слабые сотрудники и их родные доставлялись от Академии наук на автобусе. Но на вокзале все-таки получилась бестолочь. Некоторым не удалось попасть в вагоны со своим эшелоном в 7 часов: все ходы и проходы оказались забитыми не академическими работниками. Модзалевский и другие остались; им удалось добиться посадки на следующий поезд, около 10-ти часов вечера. И. И. Любименко видели мечущейся по платформе, всю в слезах, нервную, возбужденную.
Почти целый день академические работники (с 10-ти часов утра) грузились, перевозились, дожидались на вокзале, сидели в вагоне. Вышло так, что почти ни с кем из уезжающих не виделся. Сегодня мне нездоровилось к тому же. Ко мне никто не пришел попрощаться.
Итак, в анналах истории Академии наук еще одна страница дописана - нет больше Академии наук как таковой в Ленинграде... Не стучи, сердце!.. Академия наук в Ленинграде перестала быть. Переживи и ее конец!
Гляжу в окно. Мокрые крыши. Затянутое тучами небо... Сердце, не стучи так!
Софья Аверичева, актриса Ярославского драмтеатра, 27 лет, доброволец, на фронте - разведчица, запись по прибытию к месту службы в разведроте:
12 июля.
В низинке деревенька, окруженная лесом. Это и есть Никулино. Штаб и хозяйство роты разместились в домах, все остальные - на окраине села в больших сараях, у самой опушки леса. Вошли в сарай. Вдоль стен длинные нары. Полки под котелки. Пустые пирамиды для оружия. Стол, скамейки. Видно, давно ушли разведчики из своего жилища. На засаленном столе крошки, немытые котелки и ложки. Окурки, обрывки бумаги по всему сараю. На нарах, среди грязных клочков соломы и скомканных пыльных плащ-палаток, лежат разведчики, освобожденные Докукиным от задания. Как оказалось, Докукин с ротой и взвод диверсионной группы уже больше недели не были на базе. Оставшиеся ребята больны.
- Паша Савченко!
- Петр Пушнев!
Перед нами небольшого росточка красноармейцы, без сапог, без поясов. Воротнички гимнастерок расстегнуты. Савченко смотрит на нас широко открытыми, удивленными, смеющимися глазами. Девичье круглое лицо. Розовые щеки. Пушнев - худой, смуглый паренек, смотрит вниз и вертит голой пяткой лунку на земле.
- Сержант Марусин! - В сарай вошел толстый, розовощекий увалень. Он пыхтел и глуповато улыбался. За ним влетел широкоскулый, с узкими глазами парень.
- Варзанов! Ротный писарь и художник, - представился он.
Марусин хихикнул:
- Девиц и старушек рисует...
Все дружно рассмеялись. «Вы что же, больные?» - удивились мы. «Да, так, знаете», - неопределенно ответил Марусин.
- Располагайтесь, ребята! Нары свободны, а придут с задания, разберемся, - гостеприимно предложил Варзанов.
Мы смели с нар мусор и решили спать на досках, а завтра сделать капитальную уборку и постелить свежего сена или соломы.
Валентина облюбовала нам местечко на нарах около стены. На сем и кончился наш первый фронтовой день.
Фронтовой!.. Просто и не верится, что мы на фронте. Я думала: прибудем на фронт, и нас сразу из вагонов бросят в бой. А тут тишина. Чудесный воздух! И тихое похрапывание друзей.
Дмитрий Жигунов, 36 лет, капитан, командир батальона, Вологда (в госпитале):
12 июля. Мне предложили эвакуироваться ещё дальше в тыл - в город Иркутск, я отказался, врач Панушкин - говорит, что теперь меня излечит только полный покой и время, а делать операцию для удаления осколков от разбитого ребра - сейчас - нельзя.
Я стал просить дать мне отпуск, для лечения с пропуском в Ленинград и получил категорический отказ, а в тыл дают, и я решил ехать к матери в Шеманиху, дали отпуск до 19 августа и литер.
Младший политрук Алексей Еременко поднимает бойцов в атаку. Это, пожалуй, самое известное фото Великой Отечественной войны, наравне с которым разве что фотография Знамени Победы над рейхстагом. А. Еременко погиб через несколько секунд после того, как был сделан снимок.
Фотография названа «Комбат» (то есть «командир батальона») автором фотографии по ошибке. Макс Альперт успел сделать пару снимков командира, поднявшего солдат в атаку, и тут же осколок снаряда разбил камеру. Фотограф решил, что кадры испорчены, и не стал записывать имя человека, которого он сфотографировал. Позже, проявляя пленку, он увидел, что кадр получился превосходным. Альперт вспомнил, как слышал в том бою, что по рядам передали «Комбата убили» и решил, что он сфотографировал именно командира батальона. Только после того, как фотография получила мировую известность под названием «Комбат», была установлена личность героя на снимке: Алексей Гордеевич Еременко, 1906 года рождения.
Фото было сделано 12 июля 1942 года около села Хорошее (сейчас село Хорошее Славяносербского района Луганской области) между реками Лугань и Лозовая, на участке, где держал оборону 220-й стрелковый полк 4-й стрелковой дивизии, ведя упорные кровопролитные оборонительные бои с превосходящими силами противника. Источник информации.
Вот теперь перейдем к дневникам.
Всеволод Вишневский, писатель, 41 год, военный корреспондент центральных газет, Ленинград:
12 июля. Воскресенье.
Пасмурно, теплый день. Изучаю материалы о противнике. Вновь и вновь - для выступлений, для подъема ярости, духа масс - мобилизую материалы... Идет второй «девятый вал» войны. Надо держаться!
Гляжу на карту. Противник рвется к Воронежу, к Сталинграду...
Вопрос о Северном и Северо-Западном фронтах решится в зависимости от хода битв на Юге.
...Битва у Воронежа яростная, контратаки наши - крепкие. Много примеров индивидуального и массового героизма: дают у Знамени перед боем клятву; таранят танки врага; наш горящий танк мнет немецкую пехоту и пушки до конца, пока не взорвется; раненые бьются, не уходят из строя; партизаны уничтожают связь, штабы и т. д.
Смелее давать лозунг: «В решительную битву 1942 года, за Россию!» Впрочем, главные удары еще впереди. Сейчас - одна из битв 1942 года. Если потеряем южные железные дороги - война затянется на зиму.
Противник начал разбрасывать листовки, сработанные... от имени ПУРа.
Снова и снова о враге... О концепции Гитлера и его присных...
Георгий Князев, историк-архивист, 55 лет, Ленинград:
12 июля. 386[-й] день войны. Воскресенье. Как историку Академии наук, мне необходимо было бы поехать сегодня провожать уезжающих, но этого я не в силах сделать. К сожалению, нужная и интересная страница из моих записок выпадает.
...
Сотрудники, которые уезжают, настроены по-разному. Одни очень оптимистично настроены и ждут, что их на местах, как героических ленинградцев, примут с распростертыми объятиями; во всяком случае, надеются, что сразу на полтора-два месяца получат возможность поселиться в санатории.
Уехали. Всего с семьями 367 человек. Отправлялись с Московского вокзала. Вещи и наиболее престарелые и слабые сотрудники и их родные доставлялись от Академии наук на автобусе. Но на вокзале все-таки получилась бестолочь. Некоторым не удалось попасть в вагоны со своим эшелоном в 7 часов: все ходы и проходы оказались забитыми не академическими работниками. Модзалевский и другие остались; им удалось добиться посадки на следующий поезд, около 10-ти часов вечера. И. И. Любименко видели мечущейся по платформе, всю в слезах, нервную, возбужденную.
Почти целый день академические работники (с 10-ти часов утра) грузились, перевозились, дожидались на вокзале, сидели в вагоне. Вышло так, что почти ни с кем из уезжающих не виделся. Сегодня мне нездоровилось к тому же. Ко мне никто не пришел попрощаться.
Итак, в анналах истории Академии наук еще одна страница дописана - нет больше Академии наук как таковой в Ленинграде... Не стучи, сердце!.. Академия наук в Ленинграде перестала быть. Переживи и ее конец!
Гляжу в окно. Мокрые крыши. Затянутое тучами небо... Сердце, не стучи так!
Софья Аверичева, актриса Ярославского драмтеатра, 27 лет, доброволец, на фронте - разведчица, запись по прибытию к месту службы в разведроте:
12 июля.
В низинке деревенька, окруженная лесом. Это и есть Никулино. Штаб и хозяйство роты разместились в домах, все остальные - на окраине села в больших сараях, у самой опушки леса. Вошли в сарай. Вдоль стен длинные нары. Полки под котелки. Пустые пирамиды для оружия. Стол, скамейки. Видно, давно ушли разведчики из своего жилища. На засаленном столе крошки, немытые котелки и ложки. Окурки, обрывки бумаги по всему сараю. На нарах, среди грязных клочков соломы и скомканных пыльных плащ-палаток, лежат разведчики, освобожденные Докукиным от задания. Как оказалось, Докукин с ротой и взвод диверсионной группы уже больше недели не были на базе. Оставшиеся ребята больны.
- Паша Савченко!
- Петр Пушнев!
Перед нами небольшого росточка красноармейцы, без сапог, без поясов. Воротнички гимнастерок расстегнуты. Савченко смотрит на нас широко открытыми, удивленными, смеющимися глазами. Девичье круглое лицо. Розовые щеки. Пушнев - худой, смуглый паренек, смотрит вниз и вертит голой пяткой лунку на земле.
- Сержант Марусин! - В сарай вошел толстый, розовощекий увалень. Он пыхтел и глуповато улыбался. За ним влетел широкоскулый, с узкими глазами парень.
- Варзанов! Ротный писарь и художник, - представился он.
Марусин хихикнул:
- Девиц и старушек рисует...
Все дружно рассмеялись. «Вы что же, больные?» - удивились мы. «Да, так, знаете», - неопределенно ответил Марусин.
- Располагайтесь, ребята! Нары свободны, а придут с задания, разберемся, - гостеприимно предложил Варзанов.
Мы смели с нар мусор и решили спать на досках, а завтра сделать капитальную уборку и постелить свежего сена или соломы.
Валентина облюбовала нам местечко на нарах около стены. На сем и кончился наш первый фронтовой день.
Фронтовой!.. Просто и не верится, что мы на фронте. Я думала: прибудем на фронт, и нас сразу из вагонов бросят в бой. А тут тишина. Чудесный воздух! И тихое похрапывание друзей.
Дмитрий Жигунов, 36 лет, капитан, командир батальона, Вологда (в госпитале):
12 июля. Мне предложили эвакуироваться ещё дальше в тыл - в город Иркутск, я отказался, врач Панушкин - говорит, что теперь меня излечит только полный покой и время, а делать операцию для удаления осколков от разбитого ребра - сейчас - нельзя.
Я стал просить дать мне отпуск, для лечения с пропуском в Ленинград и получил категорический отказ, а в тыл дают, и я решил ехать к матери в Шеманиху, дали отпуск до 19 августа и литер.