7 июля 1917-го
в дневниках
Василий Кравков, 58 лет, военврач в действующей армии:
7 июля.
[...] С гадливостью и брезгливостью воспринимаю я новую форму поганого обращения ко мне - «товарищ» - от нек[ото] рых совсем желторотых врачей, преимущественно еврейчиков (клянусь Богом, - я совсем не юдофоб, и евреев люблю и уважаю даже больше, чем наших «богоносцев»!); ведь каждый из этих «товарищей» - заглянуть к нему в душу - готов тебе при малейшем удобном случае перегрызть горло!
С падением ancien régime бюрократическая писанина еще более распухла, и дела совершаются еще более замедленным темпом. Надежда вся на большевиков!! Авось, ставши во главе министерства, обратят они внимание и на эту область российской литературы!! К бумажной вакханалии я отношусь стоически-покойно, как к стихийному движению, всячески стараясь сдерживать рвение иных писарей, щадя их силы и не загружая несчастных работников телеграфа. [...] Получил огорчительное письмо от Сергунюшки, сообщающего, что по газетным сведениям окружн[ым] моск[овским] [военно-]санит[арным] инспектором назначен какой-то Неведомский, из штатских, чуть ли не доцент университета. Очень разозлился на революционное помпадурство. Решил на днях эвакуироваться - устремляюсь в тыл, как первое время торопились туда солдатики делить землю, к[ото]рую могли захватить тыловые герои... Так обстоит дело у нас и [с] санитарными должностями: не дожидаясь и не считаясь с фронтовыми служаками - раздают по протекции должности тыловикам, не бывшим вообще на военной службе и никогда не нюхавшим пороха в боях. Не признаю в данном случае со мной верных ценителей достоинств якобы «избираемых» лиц! [...]
Довоевались с «доблестными революционными» войсками: в 11-й армии (что справа нашей) немцы прорвали фронт на 12 верст, армия отступает; эвакуируется Тарнополь. Галич у нас был, да теперь сплыл! «Главкоюз» Гутор смещен, и на его место назначен Корнилов, а на место Корнилова - Черемисин. Все - герои до первой еще более крупной неудачи нашей... [...]
Иван Бунин, 46 лет, в имении по Ельцом:
7 июля.
[...] О бунте в Птб. мы узнали еще позавчера вечером из «Ранн[его] Утра», нынче вести еще более оглушающие. Боль, обида, бессильная злоба, злорадство.
Бунт киевский, нижегородский, бунт в Ельце. В Ельце воинск[ого] начальника били, водили босого по битому стеклу.
Александр Блок, 36 лет, Петроград:
7 июля.
С утра - небольшая справочная работа. Мое отсутствие весь день (Ольгино). Письмо от мамы от 27 июня. Письмо маме.
«Восстание усмирено». А именно: ночью пришла Дельмас; и вдруг где-то на Неве или на Васильевском острове затрещали пулеметы, залпы, выстрелы, долго. Люди выбежали на улицу, кучки на углах.
...
Алексей Орешников, сотрудник Исторического музея, 61 год, Москва:
7 июля. На Керенского в Полоцке совершено покушение, к счастью, не удавшееся. Южнее Калужа идет бой, у нас большие потери. В «Вечернем времени» напечатаны сенсационные новости: князь Львов, председатель Совета министров, вышел в отставку; на фронте Сморгонь - Крево начался сильный бой; в петроградских газетах напечатано обличительное письмо Бурцева с именами лиц, работавших над разрушением России, между ними Ленин, Троцкий, Стеклов, Козловский и др. и в заключение Максим Горький! Неужели правда, что Горький оказался таким негодяем-изменником. Кому же верить? В Петрограде опять стрельба.
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, на даче:
7 июля. Пятница. Газет петроградских («Новое Время») не получается. По слухам, в Петрограде какие-то вновь волнения и это, вероятно, причина невысылки газет.
Был сегодня в Сенне. Уездный Комиссар Тышкевич прочитал мне депешу, им вчера полученную.
Из слов уездного комиссара я узнал, что большевики захватили типографию «Нового Времени» - от этого и газеты я не получаю. Из сведений его же оказалось, что 3-4 Июля были кровавые стычки в Петрограде - есть раненые и убитые. Сообщение Петрограда с Москвою и Финляндией (телефоны и телеграфы) прерваны, а с Финляндией и железнодорожное. Уездный комиссар Тышкевич, согласно депеши, обязан донести о настроении вообще в уезде. В общем, как он сказал, здесь настроение спокойное, но являются провокаторы, которые мутят народ. Для подавления вообще разных выходок, в полном распоряжении комиссара имеется всего 70 челов[ек] вооруженных солдат, обязанных, в случае надобности, даже употребить силу и оружие. Для более действительного на местах воздействия, комиссар признал более соответственным распределить этих 70 человек но волостям, по 2-3 человека, оставив при себе 20 человек. Но все-таки приходится действовать убеждением и словами, потому что толпа в несколько сот человек может эту маленькую вооруженную команду одолеть. Убеждения же не действуют или мало действуют - крестьяне темный народ и мало из них сознательных, да и те не всегда действуют самостоятельно и добросовестно. Комиссар признал необходимым разослать прилагаемый при сем циркуляр к населению нашего уезда.
Василий Кравков, 58 лет, военврач в действующей армии:
7 июля.
[...] С гадливостью и брезгливостью воспринимаю я новую форму поганого обращения ко мне - «товарищ» - от нек[ото] рых совсем желторотых врачей, преимущественно еврейчиков (клянусь Богом, - я совсем не юдофоб, и евреев люблю и уважаю даже больше, чем наших «богоносцев»!); ведь каждый из этих «товарищей» - заглянуть к нему в душу - готов тебе при малейшем удобном случае перегрызть горло!
С падением ancien régime бюрократическая писанина еще более распухла, и дела совершаются еще более замедленным темпом. Надежда вся на большевиков!! Авось, ставши во главе министерства, обратят они внимание и на эту область российской литературы!! К бумажной вакханалии я отношусь стоически-покойно, как к стихийному движению, всячески стараясь сдерживать рвение иных писарей, щадя их силы и не загружая несчастных работников телеграфа. [...] Получил огорчительное письмо от Сергунюшки, сообщающего, что по газетным сведениям окружн[ым] моск[овским] [военно-]санит[арным] инспектором назначен какой-то Неведомский, из штатских, чуть ли не доцент университета. Очень разозлился на революционное помпадурство. Решил на днях эвакуироваться - устремляюсь в тыл, как первое время торопились туда солдатики делить землю, к[ото]рую могли захватить тыловые герои... Так обстоит дело у нас и [с] санитарными должностями: не дожидаясь и не считаясь с фронтовыми служаками - раздают по протекции должности тыловикам, не бывшим вообще на военной службе и никогда не нюхавшим пороха в боях. Не признаю в данном случае со мной верных ценителей достоинств якобы «избираемых» лиц! [...]
Довоевались с «доблестными революционными» войсками: в 11-й армии (что справа нашей) немцы прорвали фронт на 12 верст, армия отступает; эвакуируется Тарнополь. Галич у нас был, да теперь сплыл! «Главкоюз» Гутор смещен, и на его место назначен Корнилов, а на место Корнилова - Черемисин. Все - герои до первой еще более крупной неудачи нашей... [...]
Иван Бунин, 46 лет, в имении по Ельцом:
7 июля.
[...] О бунте в Птб. мы узнали еще позавчера вечером из «Ранн[его] Утра», нынче вести еще более оглушающие. Боль, обида, бессильная злоба, злорадство.
Бунт киевский, нижегородский, бунт в Ельце. В Ельце воинск[ого] начальника били, водили босого по битому стеклу.
Александр Блок, 36 лет, Петроград:
7 июля.
С утра - небольшая справочная работа. Мое отсутствие весь день (Ольгино). Письмо от мамы от 27 июня. Письмо маме.
«Восстание усмирено». А именно: ночью пришла Дельмас; и вдруг где-то на Неве или на Васильевском острове затрещали пулеметы, залпы, выстрелы, долго. Люди выбежали на улицу, кучки на углах.
...
Алексей Орешников, сотрудник Исторического музея, 61 год, Москва:
7 июля. На Керенского в Полоцке совершено покушение, к счастью, не удавшееся. Южнее Калужа идет бой, у нас большие потери. В «Вечернем времени» напечатаны сенсационные новости: князь Львов, председатель Совета министров, вышел в отставку; на фронте Сморгонь - Крево начался сильный бой; в петроградских газетах напечатано обличительное письмо Бурцева с именами лиц, работавших над разрушением России, между ними Ленин, Троцкий, Стеклов, Козловский и др. и в заключение Максим Горький! Неужели правда, что Горький оказался таким негодяем-изменником. Кому же верить? В Петрограде опять стрельба.
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, на даче:
7 июля. Пятница. Газет петроградских («Новое Время») не получается. По слухам, в Петрограде какие-то вновь волнения и это, вероятно, причина невысылки газет.
Был сегодня в Сенне. Уездный Комиссар Тышкевич прочитал мне депешу, им вчера полученную.
Из слов уездного комиссара я узнал, что большевики захватили типографию «Нового Времени» - от этого и газеты я не получаю. Из сведений его же оказалось, что 3-4 Июля были кровавые стычки в Петрограде - есть раненые и убитые. Сообщение Петрограда с Москвою и Финляндией (телефоны и телеграфы) прерваны, а с Финляндией и железнодорожное. Уездный комиссар Тышкевич, согласно депеши, обязан донести о настроении вообще в уезде. В общем, как он сказал, здесь настроение спокойное, но являются провокаторы, которые мутят народ. Для подавления вообще разных выходок, в полном распоряжении комиссара имеется всего 70 челов[ек] вооруженных солдат, обязанных, в случае надобности, даже употребить силу и оружие. Для более действительного на местах воздействия, комиссар признал более соответственным распределить этих 70 человек но волостям, по 2-3 человека, оставив при себе 20 человек. Но все-таки приходится действовать убеждением и словами, потому что толпа в несколько сот человек может эту маленькую вооруженную команду одолеть. Убеждения же не действуют или мало действуют - крестьяне темный народ и мало из них сознательных, да и те не всегда действуют самостоятельно и добросовестно. Комиссар признал необходимым разослать прилагаемый при сем циркуляр к населению нашего уезда.