15 июня 1917-го
в дневниках
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, Петроград:
15 июня. В Петрограде все-таки готовилась большевиками манифестация против Вр[еменного] Правительства даже с оружием в руках, но это им не удалось. Учредительное Собрание назначено на 30 Сентября, а выборы на 17 Сентября.
В Финляндии цены на продукты подняты до невозможности. За хлеб (черный, сырой, совершенно черный, как будто угольный и горький, мы платили 65-75 коп. за фунт и притом надобно было брать его в очередь в Териоках (3 версты от Тюрисева). В последний день дали карточки, по которым платили за такой же хлеб по 37 к. за фунт. Дали карточки и на сахар, но он будет получаться только после 1 Июля.
Александр Бенуа, художник, 47 лет, публицист, Петроград:
15 июня. Четверг. Прислали из «Уновиса» оттиски с моих московских вещей. Сплошной ужас. Техника полиграфии падает с каждым днем, даже в журнале «Иллюстрация» стали очень скверно печатать снимки.
Луначарский для «Новой жизни» уже предлагает вторую статью о пролетарской культуре. Все очень цветисто сказано, но вот не задевает никак. Пока читаю - «завидую», но эта зависть того же порядка, как когда я слушаю эффектный тост за парадным обедом.
Писал плафон. А деньги-то не идут. Весь год протратил в расчете на эти жалкие по нынешним временам тысячи (из восьми получу только две), но и их не оказалось, когда нужно.
Утром приехала возбужденная, как всегда жизнерадостная, полная энергии Акица. Несмотря на усталость, сразу помчалась и купила нам билеты на субботу. А как же деньги? К счастью, днем явился толстяк Вавельберг (в первый раз) и купил у меня масляный этюд из Версаля, «Звезду» из Азбуки», старую, 1899 года заставку «Пиковой дамы», любимый мой этюд старых домов против медицинской школы в Париже и пасхальный силуэтик. Потешный господин и тоже «всмятку». Сначала как будто симпатизировал социализму, как будто и немцев очень уважает - они-де корректнее в делах, а «все это немецкое засилие выдумано». Но тут же: надо немцев победить, чтобы... не попасть в руки англичанам и французам, которые в делах невозможны. Пристал, чтобы я ему вставил по своему вкусу вещи в рамки, и даже оставил их у меня до осени. Акица обещала отвести завтра их к Федорову.
Акица в восторге от деревни и в особенности от лодки на озере - совершенный ребенок. Был еще Нарбут.
...
Вечером на заседании в Академии художеств. Вопрос о переходе из одного состояния в другое. Так как я более всего обеспокоен тем, чтобы в лучшем здании России империи текла бы жизнь, которая более или менее гармонировала с ним (я иду от храма к жрецам), то меня беспокоит, не оказалось бы оно бесхозным, если нынешний состав сам себя упразднит и некем будет его заменить. Я потому предпочитаю, чтобы они остались, а таким образом, согласно нашему проекту, освобождаются 16 мест тех, которые переходят по своему местожительству к «иногородним», и таким образом получается возможность значительно освежить состав. Вся беда, что эту возможность используют снова в значительной степени для подбора своих же сподручников. Войдут Зарубин, Шмаров, Керзин и прочая чепуха. Таманов стоит на созыве съезда для выборов. Как ограниченный и честный человек, он верит в спасительность всяких сборищ. Почти все против него, он даже вспылил на сей раз.
Иван Бунин, 46 лет, имение под Ельцом:
15 июня.
10 часов веч. Вернулись из Скародного. Коля, Евгений (который приехал вчера с Юлием из Ефремова) и Тупик ездили в усадьбу Победимовых, я, Юлий и Вера пошли к ним навстречу. День прекрасный, вечер еще лучше. Особенно хороша дорога от Крестов к Скародному - среди ржей в рост человека. В лесу птичий звон - пересмешник и пр. Возвращались - уже луна над морем ржей.
У Бахтеяровой сейчас хотели отправить в Елец для Комитета 60 свиней. Пришли мужики, не дали отправить.
Коля рассказывал, что Лида говорила: в с. Куначьем (где попом отец Ив. Алексеевича, ее мужа) есть чудотв[орная] икона Ник[олая] Угодника. Мужики, говоря, что все это «обман», постановили «изничтожить» эту икону. Но 9-го мая разразилась метель - испугались.
Тупик говорит, что в с. Ламском мужики загалдели, зашумели, когда в церкви запели: «Яко до царя»: «Какой такой теперь царь? Это еще что такое?»
В Ефремове в городском саду пьяный солдат пел:
Выну саблю, выну востру
И срублю себе главу -
Покатилася головка
Во зеленую траву.
Замечательно это «себе».
В Ефремове мужики приходили в казначейство требовать, чтобы им отдали все какие есть в казначействе деньги: «Ведь это деньги царские, а теперь царя нету, значит, деньги теперь наши». [...]
Михаил Пришвин, 44 года, Хрущево, близ Ельца:
15 июня.
Молитва пастуха. Из одного стойла я хочу перегнать овец в другое, почище. Выпускаю овец из грязного стойла, направляю в другое, почище. Занимаем все свободные выходы, выпускаем овец и направляем в новое стойло. Одна овца не желает идти в новое, повертывается назад, и все овцы мчатся на старое место. Так несколько раз делаю и все не могу справиться: овцы опять попадают в старое стойло. Тогда я, Пастух, овечье Верховное Существо, хватаю одну овцу и бросаю, куда Мне нужно, за этой брошенной Мною передовою овцой разом бросаются все в новое чистое стойло.
О, Боже, разбери наше смутное время и перекинь передовую овцу в новое чистое стойло!
В ненастное время, когда все богатые красивые птицы умолкают и прячутся, вылетает из дупла старого дерева худая серая птичка Пролетарий и наполняет сад однообразным металлическим звуком: «Пролетарии всех садов, соединяйтесь!» Как только начнет проходить ненастье, на небе показывается радуга и поднимаются голоса других богатых птиц, звук этой нищей птички в саду исчезает, и природа живет своей обычной, сложной, мудрой и несправедливой жизнью.
С детства я очень интересовался явлением серой птички в ненастье, и раз проследил, куда она исчезает: за старым амбаром заросшая бурьяном была древняя дикая яблонька, и в этой яблоньке дупло черное, величиною в кулак. Я заметил, что серая птичка туда нырнула, просунул руку в дупло - и вот там по-змеиному зашипело. В страхе я бросился бежать от змеиного шипа. Так, в детстве я словно обжегся об эту маленькую серую птичку, в юности пострадал за «пролетария» и теперь с удивлением смотрю вокруг себя, как все молодо, как эти бородатые дети все еще живут теми же самыми младенческими чувствами и говорят юношескими словами иностранными.
И в ненастье, когда вылетает эта серая птичка, я до сих пор вспоминаю...
На упреки отвечает Горький: «А я что вам говорил, я говорил вам, какой испорченный наш народ, вы же о нем и судили по Достоевскому».
Это неправда: всеми этими материалистами, марксистами поднята только одна враждующая Русь, озлобленная, темная. Прислушайтесь к выражению ее голоса: сколько слов иностранных! Вся Россия говорит, начиная от деревенского мужика до писателя, словами иностранными. «Мы все в Москве, гарнизонные солдаты, - говорит дезертир, - организованы, мы все превзошли и даже знаем слова иностранные».
Куда делась мудрая притча, лукавая сказочка, внезапные словечки, тут же на ходу лично создаваемые, куда девалась вся эта неожиданная русская литература? Разве так говорит настоящая Россия? Такая ли мать моя?
Нет, Горький, вы не правы. Злого духа вызываете вы сами, передовые марксисты, социалисты и пролетарии. Идея ваша ни хороша, ни дурна, но средство ваше обратить всю страну, всю нашу природу в стадо прозелитов иностранной фабрично-заводской пролетарской идеи - дурное. Мне вас жаль, потому что в самое короткое время вы будете опрокинуты, и след вашего исчезновения не будет светиться огнем трагедии.
И почему вы так нападали на Распутина? Чем этот осколок хлыстовства хуже осколка марксизма? А по существу, по идее, чем хлыстовство хуже марксизма? Голубиная чистота духа лежит в основе хлыстовства, так же как правда материи заложена в основу марксизма. И путь ваш одинаков: искушаемые врагами рода человеческого хлыстовские пророки и марксистские ораторы бросаются с высоты на землю, захватывают духовную и материальную власть над человеком и погибают, развращенные этой властью, оставляя после себя соблазн и разврат.
Царь погиб в хлыстовской грязи от раздробления и рас пыления неба (духовного целого), а вы погибнете от раздробления земли. Мало ли что вы кричите: «Соединяйтесь, организуйтесь!» И там говорили не «Я», а «Мы, Божею милостью».
Вы создали контроль Советов и Съезда Советов над на шей пищей. Но поверьте, что над духом моим не вам, пролетарии, создать контроль. Вот теперь в Соловьевской республике неграмотные мужики торжествуют, что я должен сам пахать землю и есть не более двух фунтов в день черного хлеба. А я этим счастлив, и все мое горе в том, что их, разнузданных земными посулами, не могу приобщить в свой духовный совет и материально приближенный к ним теперь вплотную, духовно дальше, чем в злейшее время царизма.
И я говорю вам последнее слово, и вы это теперь сами должны чувствовать: дни ваши сочтены. Аввадон скоро погибнет. Не буржуазия, которой вы так боитесь, погубит вас, не люди прошлого, земледельцы. Вас погубит Солнце. Ветер, Дурная муха и Сухорос. Вас погубит та сила природы, которая называется Мудростью.
После вашего царства вырвется наружу с великой силой стремление человека к свободе.
В час ночи на дворе собаки поднимают гам, вой, слышится чей-то голос:
- У вас тут никаких правов нет!
Тележка стоит у балкона, голос опять, знакомый голос, повторяет:
- Никаких нравов нет!
- Кто там?
- Милиционеры.
- Ты, Архип?
- Я!
Едет пьяненький из города. Заехал проверить, есть ли у нас караул.
- Я же, - говорит, - власть, я должен проверить? Что же караулить, Архип, у нас все взяли вы, амбары пусты и караульщика содержать нам нечем.
- Ну, что ж, правов у вас нет.
- И поздно, Архип, теперь время спать и нам и тебе, поезжай с Богом!
- Ну, что ж!
Это он вот зачем приезжал: на случай, если нас тут ограбят или зарежут, так чтобы отговориться: «У них караула не было!»
Почему не поют птицы «Благословение», я понимаю: Хозяин земли тоже ломает себе голову и делит, переделывая все на мельчайшие части, делит, зачеркивая план, вновь чертит и вновь зачеркивает, создавая большую картину новой земли.
Бедняки земные думают, что сами делят и что в этом конец и начало и все в этом дело - поскольку саженей достанется священной обетованной земли (чернозема) на живую душу. И солдатки, обиженные и ничего не понимающие, пишут письма мужьям: «Тебя, Иван, тебя, Семен, тебя, Петр, мужики обделили. Бросайте войну, спешите сюда землю делить...»
Прошение мое изготовлено, бумажку читаю - очень довольны! Передаю. Благодарят. Я тоже благодарю за навоз и беру в свои руки кобылу.
Феликс Ростковский, генерал от инфантерии в отставке, 76 лет, Петроград:
15 июня. В Петрограде все-таки готовилась большевиками манифестация против Вр[еменного] Правительства даже с оружием в руках, но это им не удалось. Учредительное Собрание назначено на 30 Сентября, а выборы на 17 Сентября.
В Финляндии цены на продукты подняты до невозможности. За хлеб (черный, сырой, совершенно черный, как будто угольный и горький, мы платили 65-75 коп. за фунт и притом надобно было брать его в очередь в Териоках (3 версты от Тюрисева). В последний день дали карточки, по которым платили за такой же хлеб по 37 к. за фунт. Дали карточки и на сахар, но он будет получаться только после 1 Июля.
Александр Бенуа, художник, 47 лет, публицист, Петроград:
15 июня. Четверг. Прислали из «Уновиса» оттиски с моих московских вещей. Сплошной ужас. Техника полиграфии падает с каждым днем, даже в журнале «Иллюстрация» стали очень скверно печатать снимки.
Луначарский для «Новой жизни» уже предлагает вторую статью о пролетарской культуре. Все очень цветисто сказано, но вот не задевает никак. Пока читаю - «завидую», но эта зависть того же порядка, как когда я слушаю эффектный тост за парадным обедом.
Писал плафон. А деньги-то не идут. Весь год протратил в расчете на эти жалкие по нынешним временам тысячи (из восьми получу только две), но и их не оказалось, когда нужно.
Утром приехала возбужденная, как всегда жизнерадостная, полная энергии Акица. Несмотря на усталость, сразу помчалась и купила нам билеты на субботу. А как же деньги? К счастью, днем явился толстяк Вавельберг (в первый раз) и купил у меня масляный этюд из Версаля, «Звезду» из Азбуки», старую, 1899 года заставку «Пиковой дамы», любимый мой этюд старых домов против медицинской школы в Париже и пасхальный силуэтик. Потешный господин и тоже «всмятку». Сначала как будто симпатизировал социализму, как будто и немцев очень уважает - они-де корректнее в делах, а «все это немецкое засилие выдумано». Но тут же: надо немцев победить, чтобы... не попасть в руки англичанам и французам, которые в делах невозможны. Пристал, чтобы я ему вставил по своему вкусу вещи в рамки, и даже оставил их у меня до осени. Акица обещала отвести завтра их к Федорову.
Акица в восторге от деревни и в особенности от лодки на озере - совершенный ребенок. Был еще Нарбут.
...
Вечером на заседании в Академии художеств. Вопрос о переходе из одного состояния в другое. Так как я более всего обеспокоен тем, чтобы в лучшем здании России империи текла бы жизнь, которая более или менее гармонировала с ним (я иду от храма к жрецам), то меня беспокоит, не оказалось бы оно бесхозным, если нынешний состав сам себя упразднит и некем будет его заменить. Я потому предпочитаю, чтобы они остались, а таким образом, согласно нашему проекту, освобождаются 16 мест тех, которые переходят по своему местожительству к «иногородним», и таким образом получается возможность значительно освежить состав. Вся беда, что эту возможность используют снова в значительной степени для подбора своих же сподручников. Войдут Зарубин, Шмаров, Керзин и прочая чепуха. Таманов стоит на созыве съезда для выборов. Как ограниченный и честный человек, он верит в спасительность всяких сборищ. Почти все против него, он даже вспылил на сей раз.
Иван Бунин, 46 лет, имение под Ельцом:
15 июня.
10 часов веч. Вернулись из Скародного. Коля, Евгений (который приехал вчера с Юлием из Ефремова) и Тупик ездили в усадьбу Победимовых, я, Юлий и Вера пошли к ним навстречу. День прекрасный, вечер еще лучше. Особенно хороша дорога от Крестов к Скародному - среди ржей в рост человека. В лесу птичий звон - пересмешник и пр. Возвращались - уже луна над морем ржей.
У Бахтеяровой сейчас хотели отправить в Елец для Комитета 60 свиней. Пришли мужики, не дали отправить.
Коля рассказывал, что Лида говорила: в с. Куначьем (где попом отец Ив. Алексеевича, ее мужа) есть чудотв[орная] икона Ник[олая] Угодника. Мужики, говоря, что все это «обман», постановили «изничтожить» эту икону. Но 9-го мая разразилась метель - испугались.
Тупик говорит, что в с. Ламском мужики загалдели, зашумели, когда в церкви запели: «Яко до царя»: «Какой такой теперь царь? Это еще что такое?»
В Ефремове в городском саду пьяный солдат пел:
Выну саблю, выну востру
И срублю себе главу -
Покатилася головка
Во зеленую траву.
Замечательно это «себе».
В Ефремове мужики приходили в казначейство требовать, чтобы им отдали все какие есть в казначействе деньги: «Ведь это деньги царские, а теперь царя нету, значит, деньги теперь наши». [...]
Михаил Пришвин, 44 года, Хрущево, близ Ельца:
15 июня.
Молитва пастуха. Из одного стойла я хочу перегнать овец в другое, почище. Выпускаю овец из грязного стойла, направляю в другое, почище. Занимаем все свободные выходы, выпускаем овец и направляем в новое стойло. Одна овца не желает идти в новое, повертывается назад, и все овцы мчатся на старое место. Так несколько раз делаю и все не могу справиться: овцы опять попадают в старое стойло. Тогда я, Пастух, овечье Верховное Существо, хватаю одну овцу и бросаю, куда Мне нужно, за этой брошенной Мною передовою овцой разом бросаются все в новое чистое стойло.
О, Боже, разбери наше смутное время и перекинь передовую овцу в новое чистое стойло!
В ненастное время, когда все богатые красивые птицы умолкают и прячутся, вылетает из дупла старого дерева худая серая птичка Пролетарий и наполняет сад однообразным металлическим звуком: «Пролетарии всех садов, соединяйтесь!» Как только начнет проходить ненастье, на небе показывается радуга и поднимаются голоса других богатых птиц, звук этой нищей птички в саду исчезает, и природа живет своей обычной, сложной, мудрой и несправедливой жизнью.
С детства я очень интересовался явлением серой птички в ненастье, и раз проследил, куда она исчезает: за старым амбаром заросшая бурьяном была древняя дикая яблонька, и в этой яблоньке дупло черное, величиною в кулак. Я заметил, что серая птичка туда нырнула, просунул руку в дупло - и вот там по-змеиному зашипело. В страхе я бросился бежать от змеиного шипа. Так, в детстве я словно обжегся об эту маленькую серую птичку, в юности пострадал за «пролетария» и теперь с удивлением смотрю вокруг себя, как все молодо, как эти бородатые дети все еще живут теми же самыми младенческими чувствами и говорят юношескими словами иностранными.
И в ненастье, когда вылетает эта серая птичка, я до сих пор вспоминаю...
На упреки отвечает Горький: «А я что вам говорил, я говорил вам, какой испорченный наш народ, вы же о нем и судили по Достоевскому».
Это неправда: всеми этими материалистами, марксистами поднята только одна враждующая Русь, озлобленная, темная. Прислушайтесь к выражению ее голоса: сколько слов иностранных! Вся Россия говорит, начиная от деревенского мужика до писателя, словами иностранными. «Мы все в Москве, гарнизонные солдаты, - говорит дезертир, - организованы, мы все превзошли и даже знаем слова иностранные».
Куда делась мудрая притча, лукавая сказочка, внезапные словечки, тут же на ходу лично создаваемые, куда девалась вся эта неожиданная русская литература? Разве так говорит настоящая Россия? Такая ли мать моя?
Нет, Горький, вы не правы. Злого духа вызываете вы сами, передовые марксисты, социалисты и пролетарии. Идея ваша ни хороша, ни дурна, но средство ваше обратить всю страну, всю нашу природу в стадо прозелитов иностранной фабрично-заводской пролетарской идеи - дурное. Мне вас жаль, потому что в самое короткое время вы будете опрокинуты, и след вашего исчезновения не будет светиться огнем трагедии.
И почему вы так нападали на Распутина? Чем этот осколок хлыстовства хуже осколка марксизма? А по существу, по идее, чем хлыстовство хуже марксизма? Голубиная чистота духа лежит в основе хлыстовства, так же как правда материи заложена в основу марксизма. И путь ваш одинаков: искушаемые врагами рода человеческого хлыстовские пророки и марксистские ораторы бросаются с высоты на землю, захватывают духовную и материальную власть над человеком и погибают, развращенные этой властью, оставляя после себя соблазн и разврат.
Царь погиб в хлыстовской грязи от раздробления и рас пыления неба (духовного целого), а вы погибнете от раздробления земли. Мало ли что вы кричите: «Соединяйтесь, организуйтесь!» И там говорили не «Я», а «Мы, Божею милостью».
Вы создали контроль Советов и Съезда Советов над на шей пищей. Но поверьте, что над духом моим не вам, пролетарии, создать контроль. Вот теперь в Соловьевской республике неграмотные мужики торжествуют, что я должен сам пахать землю и есть не более двух фунтов в день черного хлеба. А я этим счастлив, и все мое горе в том, что их, разнузданных земными посулами, не могу приобщить в свой духовный совет и материально приближенный к ним теперь вплотную, духовно дальше, чем в злейшее время царизма.
И я говорю вам последнее слово, и вы это теперь сами должны чувствовать: дни ваши сочтены. Аввадон скоро погибнет. Не буржуазия, которой вы так боитесь, погубит вас, не люди прошлого, земледельцы. Вас погубит Солнце. Ветер, Дурная муха и Сухорос. Вас погубит та сила природы, которая называется Мудростью.
После вашего царства вырвется наружу с великой силой стремление человека к свободе.
В час ночи на дворе собаки поднимают гам, вой, слышится чей-то голос:
- У вас тут никаких правов нет!
Тележка стоит у балкона, голос опять, знакомый голос, повторяет:
- Никаких нравов нет!
- Кто там?
- Милиционеры.
- Ты, Архип?
- Я!
Едет пьяненький из города. Заехал проверить, есть ли у нас караул.
- Я же, - говорит, - власть, я должен проверить? Что же караулить, Архип, у нас все взяли вы, амбары пусты и караульщика содержать нам нечем.
- Ну, что ж, правов у вас нет.
- И поздно, Архип, теперь время спать и нам и тебе, поезжай с Богом!
- Ну, что ж!
Это он вот зачем приезжал: на случай, если нас тут ограбят или зарежут, так чтобы отговориться: «У них караула не было!»
Почему не поют птицы «Благословение», я понимаю: Хозяин земли тоже ломает себе голову и делит, переделывая все на мельчайшие части, делит, зачеркивая план, вновь чертит и вновь зачеркивает, создавая большую картину новой земли.
Бедняки земные думают, что сами делят и что в этом конец и начало и все в этом дело - поскольку саженей достанется священной обетованной земли (чернозема) на живую душу. И солдатки, обиженные и ничего не понимающие, пишут письма мужьям: «Тебя, Иван, тебя, Семен, тебя, Петр, мужики обделили. Бросайте войну, спешите сюда землю делить...»
Прошение мое изготовлено, бумажку читаю - очень довольны! Передаю. Благодарят. Я тоже благодарю за навоз и беру в свои руки кобылу.