85 лет со дня рождения Сергея Чудакова (1937 - 1997)
моя подборка стихов поэта
Неуемный приятель шотландец Лермонт
Ты убит ты закрыт на учет на ремонт
Повернулся спиною к тебе горизонт
Прекращается бал все уходят на фронт
Твой чеченец лукаво на русских смотрел
Он качал головой на всеобщий расстрел
Для него стихотворный стирается мел
Лишь слегка проступается буквою «эл»
Неужели тебе ненавистна резня
Лучше с бабой возня или с властью грызня
И сказав без меня без меня без меня
Ты мерцаешь блазня и прощаешь дразня
Где-то в слове Россия есть слово топор
В чьей широкой щеке для гаданья простор
Как младенец открой перевернутый взор
На безумье на скуку на выстрел в упор
Это было прошло но подумай старик
Для чего протекает река Валерик
Сквозь меня сквозь тебя через весь материк
Это кровь или только панический бзик
Император сказал посещая бордель
Мир Европы правительства русского цель
Стонет бабка в Тарханах связался Мишель
С подзаборной камелией Омер де Гелль
Для бежавших презревших классический плен
Это ордер на смерть стихотворный катрен
И одну из не самых удавшихся сцен
Горизонта спасает мистический крен
Мы серебряной цепью замкнем фолиант
Чтобы в нем не копался доцент-пасквилянт
Чтобы сунуть не смел ни в донос ни в диктант
Каплю крови рубин и слезу бриллиант
1967(?)
Люди которым я должен деньги умирают
Женщины которых я любил дурнеют
А над Москвою осенние листья сгорают
И незримые зимние вьюги как призраки веют
Мне 30 лет я полон весь пустотою
Я разминулся с одной единственной тою
Предположим сейчас она школьница пятого класса
Золотиста как ангел с разбитого иконостаса
Ты здоровый подросток ты нимфа не нашего быта
Я прочел о тебе в фантастической книге «Лолита»
Засушите меня как цветок в этой книге на сотой странице
Застрелите меня на контрольных следах у советской границы
Я за 10 копеек билет в кинохронику взял без скандала
Я на тайном свиданье с чужою страной в темноте кинозала
Я увидел тебя и в гортани немые сольфеджо
Да, ты в классе но только не школы а просто колледжа
Вот одетая в джинсы ты сжала в ногах мотороллер
В иностранную осень вписался оранжевый колер
Слава богу что ленту цветную снимал оператор бедовый
Кожуру апельсина срезая спиралью как образ готовый
Люди которым я должен живите подольше побольше
Женщины вас я любил не дурнейте никак не дурнейте
Время свое среди вас исчерпал я и прожил
Дайте побыть на другом пусть хоть призрачном свете
1967(?)
***
Я знаю массу строк, банальных и пустых,
Чтобы читать их вслух, нужна, пожалуй, смелость
Но стоит их пропеть - и в самый жалкий стих
Вплеснёт печаль иль смех властительнейший Мелос
Коньяк давно уж весь и тёпл, как чай, боржом
Бездарный куплетист с эстрады строит рожи
Но почему-то песнь на языке чужом
Всегда нам кажется возвышенее, строже
Когда почувствую касанье смертных крыл,
Я доктору скажу, глаза смежив бесстрастно
Как пошло все, что я... писал и говорил...
Но музыка была, не правда ли? - прекрасна
* * *
Приходят разные повестки.
Велят начать и прекратить.
Зовут на бал. Хотят повесить.
И просят деньги получить.
И только нет от Вас конверта,
Конверта и открытки в нём.
Пишите, лгите. Ложь бессмертна,
А правда - болевой приём.
Но почтальон опять не хочет
Взойти на пьедестал-поро
А может быть, ночную почту
Ночной разбойник подстерёг.
Какая в том письме манера?
И если холод, если лёд,
То пусть разбойник у курьера
Его и сумку отберёт.
А если в нём любовь и ласка,
То нужно почту торопить -
На лёгкой голубиной лапке
Кольцо с запиской укрепить.
И небо синее до глянца
И солнце сверху на дома
И воркование посланца
И воркование письма.
* * *
Я озаряем светом из окон,
Я под прицелом власти и закона.
Вот человек выходит на балкон,
Хотя еще не прыгает с балкона.
Какая ночь, какой предельный мрак,
Как будто это мрак души Господней,
Когда в чертог и даже на чердак
Восходит черный дым из преисподней
О Боже, я предельно одинок,
Не признаю судьбы и христианства,
И, наконец, как жизненный итог,
Мне предстоит лечение от пьянства.
Подходит мальчик "Дядя,- говорит,-
Зачем ты пишешь все на этой книжке?"
И я участник, маленький бандит,
В твоей необольстительной интрижке.
Я встану и теперь пойду туда,
Где умереть мне предстоит свободно.
Стоит в реке весенняя вода,
И в мире все темно и превосходно.
* * *
Оглушены трудом и водкой
в коммунистичеcкой стране
мы остаемся за решёткой
на той и этой стороне
У эмбриона со скелетом
У нас вольняшек и зэка
стальным прикована браслетом
К руке рука к руке рука
* * *
...Пять или шесть всего лишь тысяч книг
пять или шесть всего лишь тысяч мнений
запутанный и озаренный миг
полусмертей полувыздоровлений
Вот жизнь. Здесь междометье "так сказать"
уместно, жест бездарный, выкрик птичий.
Спасенье в том, что отменен обычай
свирепый, негуманный - воскресать.
Неуемный приятель шотландец Лермонт
Ты убит ты закрыт на учет на ремонт
Повернулся спиною к тебе горизонт
Прекращается бал все уходят на фронт
Твой чеченец лукаво на русских смотрел
Он качал головой на всеобщий расстрел
Для него стихотворный стирается мел
Лишь слегка проступается буквою «эл»
Неужели тебе ненавистна резня
Лучше с бабой возня или с властью грызня
И сказав без меня без меня без меня
Ты мерцаешь блазня и прощаешь дразня
Где-то в слове Россия есть слово топор
В чьей широкой щеке для гаданья простор
Как младенец открой перевернутый взор
На безумье на скуку на выстрел в упор
Это было прошло но подумай старик
Для чего протекает река Валерик
Сквозь меня сквозь тебя через весь материк
Это кровь или только панический бзик
Император сказал посещая бордель
Мир Европы правительства русского цель
Стонет бабка в Тарханах связался Мишель
С подзаборной камелией Омер де Гелль
Для бежавших презревших классический плен
Это ордер на смерть стихотворный катрен
И одну из не самых удавшихся сцен
Горизонта спасает мистический крен
Мы серебряной цепью замкнем фолиант
Чтобы в нем не копался доцент-пасквилянт
Чтобы сунуть не смел ни в донос ни в диктант
Каплю крови рубин и слезу бриллиант
1967(?)
Люди которым я должен деньги умирают
Женщины которых я любил дурнеют
А над Москвою осенние листья сгорают
И незримые зимние вьюги как призраки веют
Мне 30 лет я полон весь пустотою
Я разминулся с одной единственной тою
Предположим сейчас она школьница пятого класса
Золотиста как ангел с разбитого иконостаса
Ты здоровый подросток ты нимфа не нашего быта
Я прочел о тебе в фантастической книге «Лолита»
Засушите меня как цветок в этой книге на сотой странице
Застрелите меня на контрольных следах у советской границы
Я за 10 копеек билет в кинохронику взял без скандала
Я на тайном свиданье с чужою страной в темноте кинозала
Я увидел тебя и в гортани немые сольфеджо
Да, ты в классе но только не школы а просто колледжа
Вот одетая в джинсы ты сжала в ногах мотороллер
В иностранную осень вписался оранжевый колер
Слава богу что ленту цветную снимал оператор бедовый
Кожуру апельсина срезая спиралью как образ готовый
Люди которым я должен живите подольше побольше
Женщины вас я любил не дурнейте никак не дурнейте
Время свое среди вас исчерпал я и прожил
Дайте побыть на другом пусть хоть призрачном свете
1967(?)
***
Я знаю массу строк, банальных и пустых,
Чтобы читать их вслух, нужна, пожалуй, смелость
Но стоит их пропеть - и в самый жалкий стих
Вплеснёт печаль иль смех властительнейший Мелос
Коньяк давно уж весь и тёпл, как чай, боржом
Бездарный куплетист с эстрады строит рожи
Но почему-то песнь на языке чужом
Всегда нам кажется возвышенее, строже
Когда почувствую касанье смертных крыл,
Я доктору скажу, глаза смежив бесстрастно
Как пошло все, что я... писал и говорил...
Но музыка была, не правда ли? - прекрасна
* * *
Приходят разные повестки.
Велят начать и прекратить.
Зовут на бал. Хотят повесить.
И просят деньги получить.
И только нет от Вас конверта,
Конверта и открытки в нём.
Пишите, лгите. Ложь бессмертна,
А правда - болевой приём.
Но почтальон опять не хочет
Взойти на пьедестал-поро
А может быть, ночную почту
Ночной разбойник подстерёг.
Какая в том письме манера?
И если холод, если лёд,
То пусть разбойник у курьера
Его и сумку отберёт.
А если в нём любовь и ласка,
То нужно почту торопить -
На лёгкой голубиной лапке
Кольцо с запиской укрепить.
И небо синее до глянца
И солнце сверху на дома
И воркование посланца
И воркование письма.
* * *
Я озаряем светом из окон,
Я под прицелом власти и закона.
Вот человек выходит на балкон,
Хотя еще не прыгает с балкона.
Какая ночь, какой предельный мрак,
Как будто это мрак души Господней,
Когда в чертог и даже на чердак
Восходит черный дым из преисподней
О Боже, я предельно одинок,
Не признаю судьбы и христианства,
И, наконец, как жизненный итог,
Мне предстоит лечение от пьянства.
Подходит мальчик "Дядя,- говорит,-
Зачем ты пишешь все на этой книжке?"
И я участник, маленький бандит,
В твоей необольстительной интрижке.
Я встану и теперь пойду туда,
Где умереть мне предстоит свободно.
Стоит в реке весенняя вода,
И в мире все темно и превосходно.
* * *
Оглушены трудом и водкой
в коммунистичеcкой стране
мы остаемся за решёткой
на той и этой стороне
У эмбриона со скелетом
У нас вольняшек и зэка
стальным прикована браслетом
К руке рука к руке рука
* * *
...Пять или шесть всего лишь тысяч книг
пять или шесть всего лишь тысяч мнений
запутанный и озаренный миг
полусмертей полувыздоровлений
Вот жизнь. Здесь междометье "так сказать"
уместно, жест бездарный, выкрик птичий.
Спасенье в том, что отменен обычай
свирепый, негуманный - воскресать.