22 мая 1937-го года
в дневниках
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд):
22 мая. Наконец, долгий разговор с В.Э. Начался он с того, что он предложил мне реорганизовать НИЛ (прим: НИЛ - научно-исследовательскоая лаборатория театра Мейерхольда), с тем, чтобы сократить Фейгельман и Тагер, а мне и Секи Сано остаться в штатах театра: мне в литчасти, ему - ассистентом. Я мягко, но решительно отказываюсь, рисую перед В.Э. картину разброда в труппе, ссылаясь на то, что я не умею быть пассивным и обязательно влезу в драку, а сейчас, когда все козыри у демагогов и интриганов типа Кудлая, я своей активностью вызову ярость и подведу В.Э. Рассказываю про то, как меня хотели поймать на лекции о «Театральном Октябре» и всем прочем. Он молча слушает меня. Я говорю долго и убедительно (по-моему).
И еще я с лихой горечью говорю, что во время бури капитаны должны выбрасывать все лишнее, чтобы облегчить ход корабля. Я прошу дать мне «отпуск без сохранения содержания» для моей собственной литературной работы...
Наконец, он соглашается, жмет мне руку и говорит: «Я буду считать вас в своем резерве пока. А там увидим...» - «А там увидим», - повторяю я за ним.
Мне очень грустно, но я стараюсь не расчувствоваться.
Он снова жмет мне руку, потом вдруг крепко целует в губы...
И еще долго говорим с ним о разном.
Утром в «Советском искусстве» появилась статья М.Царева «Почему я ушел из театра Мейерхольда?». В.Э. сказал, что он ушел нынче из дома, оставив З.Н. в слезах. Он бранит Царева, но как-то вяло и подавленно. Вообще - в эти дни он грустен и рассеян. Через несколько дней в театре должен начаться «актив». Можно представить, сколько грязи там разольется с такими общественниками, как у нас. В.Э. жаловался на здоровье З.Н. и на то, что «вокруг все плохо». Он заметно постарел за весну.
Этот разговор был перед просмотром «Бедности не порок» в постановке Плучека на 3-м курсе. В.Э. вошел в зал, взял меня под руку и посадил рядом с собой. Все время со мной тихонько разговаривал. Постановка Плучека ему понравилась. Он похвалил ее после в беседе с исполнителями (Плучека не было), но говорил без обычного увлечения. Папироса часто тухла у него во рту: он забывал про нее, задумываясь...
Вот и конец моей работы в ГосТИМе. Что-то тут будет без меня? Корабли не сожжены и я могу вернуться, если общая атмосфера изменится к лучшему. Хочется все-таки на это надеяться.
Вчера наши летчики высадили на зимовку в районе Северного полюса на льдине группу Папанина.
Общее собрание Академии наук исключило из состава Академии «врага народа» Бухарина. «Правда» бранит «Известия» за то, что в парторганизации редакции не «выветрился бухаринско-радековский-сосновский дух».
Передовая о троцкистах-вредителях на Дальнем Востоке. 44 человека приговорено к расстрелу. В корреспонденции из Свердловска бранят Кабакова, обвиняя его в покровительстве «троцкистам». Видно, и его песенка спета. Франкисты наступают на Бильбао. А «Салют, Испания!» продолжает идти в театре МОСПС, несмотря на травлю Афиногенова.
Павел Филонов, художник, 54 года, Ленинград:
22 мая . Наши твердые люди прилетели на полюс! Радио сказало мне сегодня, что 21 мая в 11 ч. 35 м. Водопьянов посадил свою машину на полюс, а его работа, его пьеса «Мечта» шла премьерой уже после того, как он и его товарищи большевики осуществили эту мечту.
Я бы хотел, чтобы эти люди посмотрели мою работу «Поморские шхуны», сделанную в 1913 г., кажется, и доработанную сейчас же, как я вернулся с Румынского фронта. Там изображен Северный полюс. На нем цветут деревья гигантскими розами, со скал глядит на поморские корабли - львица с детенышем!*
Пусть порадуются победе аналитического искусства нашей школы честные люди, когда осуществится наша мечта о всенародном Пролетарском Великом Большевистском искусстве, которое может сделать наша школа, как я рад прилету на полюс горсти большевиков.
*Примечание.
Картину Филонова "Поморские шхуны" я в сети не нашел, нашел просто «Рыболовная шхуна». 1913-14 гг. ГРМ. Санкт-Петербург. Россия.
Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва (В.Э. - Всеволод Мейерхольд):
22 мая. Наконец, долгий разговор с В.Э. Начался он с того, что он предложил мне реорганизовать НИЛ (прим: НИЛ - научно-исследовательскоая лаборатория театра Мейерхольда), с тем, чтобы сократить Фейгельман и Тагер, а мне и Секи Сано остаться в штатах театра: мне в литчасти, ему - ассистентом. Я мягко, но решительно отказываюсь, рисую перед В.Э. картину разброда в труппе, ссылаясь на то, что я не умею быть пассивным и обязательно влезу в драку, а сейчас, когда все козыри у демагогов и интриганов типа Кудлая, я своей активностью вызову ярость и подведу В.Э. Рассказываю про то, как меня хотели поймать на лекции о «Театральном Октябре» и всем прочем. Он молча слушает меня. Я говорю долго и убедительно (по-моему).
И еще я с лихой горечью говорю, что во время бури капитаны должны выбрасывать все лишнее, чтобы облегчить ход корабля. Я прошу дать мне «отпуск без сохранения содержания» для моей собственной литературной работы...
Наконец, он соглашается, жмет мне руку и говорит: «Я буду считать вас в своем резерве пока. А там увидим...» - «А там увидим», - повторяю я за ним.
Мне очень грустно, но я стараюсь не расчувствоваться.
Он снова жмет мне руку, потом вдруг крепко целует в губы...
И еще долго говорим с ним о разном.
Утром в «Советском искусстве» появилась статья М.Царева «Почему я ушел из театра Мейерхольда?». В.Э. сказал, что он ушел нынче из дома, оставив З.Н. в слезах. Он бранит Царева, но как-то вяло и подавленно. Вообще - в эти дни он грустен и рассеян. Через несколько дней в театре должен начаться «актив». Можно представить, сколько грязи там разольется с такими общественниками, как у нас. В.Э. жаловался на здоровье З.Н. и на то, что «вокруг все плохо». Он заметно постарел за весну.
Этот разговор был перед просмотром «Бедности не порок» в постановке Плучека на 3-м курсе. В.Э. вошел в зал, взял меня под руку и посадил рядом с собой. Все время со мной тихонько разговаривал. Постановка Плучека ему понравилась. Он похвалил ее после в беседе с исполнителями (Плучека не было), но говорил без обычного увлечения. Папироса часто тухла у него во рту: он забывал про нее, задумываясь...
Вот и конец моей работы в ГосТИМе. Что-то тут будет без меня? Корабли не сожжены и я могу вернуться, если общая атмосфера изменится к лучшему. Хочется все-таки на это надеяться.
Вчера наши летчики высадили на зимовку в районе Северного полюса на льдине группу Папанина.
Общее собрание Академии наук исключило из состава Академии «врага народа» Бухарина. «Правда» бранит «Известия» за то, что в парторганизации редакции не «выветрился бухаринско-радековский-сосновский дух».
Передовая о троцкистах-вредителях на Дальнем Востоке. 44 человека приговорено к расстрелу. В корреспонденции из Свердловска бранят Кабакова, обвиняя его в покровительстве «троцкистам». Видно, и его песенка спета. Франкисты наступают на Бильбао. А «Салют, Испания!» продолжает идти в театре МОСПС, несмотря на травлю Афиногенова.
Павел Филонов, художник, 54 года, Ленинград:
22 мая . Наши твердые люди прилетели на полюс! Радио сказало мне сегодня, что 21 мая в 11 ч. 35 м. Водопьянов посадил свою машину на полюс, а его работа, его пьеса «Мечта» шла премьерой уже после того, как он и его товарищи большевики осуществили эту мечту.
Я бы хотел, чтобы эти люди посмотрели мою работу «Поморские шхуны», сделанную в 1913 г., кажется, и доработанную сейчас же, как я вернулся с Румынского фронта. Там изображен Северный полюс. На нем цветут деревья гигантскими розами, со скал глядит на поморские корабли - львица с детенышем!*
Пусть порадуются победе аналитического искусства нашей школы честные люди, когда осуществится наша мечта о всенародном Пролетарском Великом Большевистском искусстве, которое может сделать наша школа, как я рад прилету на полюс горсти большевиков.
*Примечание.
Картину Филонова "Поморские шхуны" я в сети не нашел, нашел просто «Рыболовная шхуна». 1913-14 гг. ГРМ. Санкт-Петербург. Россия.