Взгляд Роста на Алису Фрейндлих
Оригинал взят у novayagazeta в Алиса в зазеркалье
От нее всегда исходит свет. Того и гляди засветится пленка в аппарате. Собственно, на пленке изображения Алисы и хранятся. Не увядают. Не тускнеют. Не теряют обаяния.
Давно я не видал Алису Бруновну, не доставлял себе радости. От нее всегда исходит свет. Того и гляди засветится пленка в аппарате. Собственно, на пленке изображения Алисы и хранятся. Не увядают. Не тускнеют. Не теряют обаяния.
Таких, как она, нет. А и не было. Талант - уникален, очарование - неповторимо. И невоспроизводимо. Яркие люди - редкость и отвага Природы. Вкуса на всех не хватает. «Серия» и «серые» - созвучные слова, кое-что объясняющие. Фрейндлих - произведение штучное, сработанное с любовью и щедростью. Это видно даже на карточках. Одну я снял давно, в грим-уборной Театра имени Ленсовета, где она тогда работала. Я пошел на поводу у Льюиса Кэрролла, позаимствовав у него не только название заметки, которую вы можете прочитать ниже, но и метод, отразив Алису в двух зеркалах. Другая фотография сделана позднее, у нее дома, на кухне. Тогда она жила где-то у Пяти Углов и, кажется, была счастлива.
У зеркала нет памяти... Можно пофантазировать, будто оно помнит все наши лица, но, как и мы, не в состоянии их повторить на заказ (ну-ка, сделайте счастливое выражение...).
А зеркало сцены повторяет многое. Мы смотрим сквозь него и видим изображение людей, заглянувших туда раньше, ищем себя в театральном зазеркалье и пугаемся, если находим (или вы, в отличие от автора, радуетесь?).
Мы в зеркале - отражение себя, пусть и не всегда верное. Пробор не с той стороны, нож в левой руке, вилка в правой... Что ж, говорим, я не Байрон, как все, я другой, и, прикладывая руку к сердцу, которое тоже не на месте, коротко кланяемся своей исключительности в полированном стекле.
А в театре нужны дар и труд, чтобы добиться отражения вилки и сердца слева и чтобы зритель в это поверил. Там реальные люди располагают жизнями ушедшими или теми, что вовсе не были и не будут. Живы актеры - персонажи мертвы. И поэтому в их придуманных судьбах лицедей, как бог, может кое-что изменить по своему таланту и пониманию.
Нам не дано. И поэтому, верно, воспринимаем разбитое зеркало как дурную примету: оно раскалывает тот образ, который мы надеялись исправить при следующем взгляде.
Ну что же, обманемся в другом.
...Сейчас Алиса Фрейндлих догримируется и уйдет из реального мира на подмостки отражать то, чего с ней не было, но что в ней есть. И кого нам повезет узнать в этой женщине с ясными глазами: Дульсинею, Раневскую, Элизу Дулиттл?
Ей можно доверить любые отражения, а самим отправиться в кресла зрительного зала, чтобы смотреть и думать, как сами бы жили в зазеркалье, если бы были так уместны и достоверны в нем, как достоверна и уместна Алиса.
У ежедневного вранья
Крадешь ты правды день.
Тебя светлее тень твоя,
Тебя счастливей тень.
Пусть кому надо - подберет
И должное воздаст.
Она хоть малость и соврет,
Но точно не продаст.
Так написал воздухоплаватель и поэт Винсент Шеремет об актере, забыл, о каком.
Юрий Рост
Обозреватель «Новой»
От нее всегда исходит свет. Того и гляди засветится пленка в аппарате. Собственно, на пленке изображения Алисы и хранятся. Не увядают. Не тускнеют. Не теряют обаяния.
Давно я не видал Алису Бруновну, не доставлял себе радости. От нее всегда исходит свет. Того и гляди засветится пленка в аппарате. Собственно, на пленке изображения Алисы и хранятся. Не увядают. Не тускнеют. Не теряют обаяния.
Таких, как она, нет. А и не было. Талант - уникален, очарование - неповторимо. И невоспроизводимо. Яркие люди - редкость и отвага Природы. Вкуса на всех не хватает. «Серия» и «серые» - созвучные слова, кое-что объясняющие. Фрейндлих - произведение штучное, сработанное с любовью и щедростью. Это видно даже на карточках. Одну я снял давно, в грим-уборной Театра имени Ленсовета, где она тогда работала. Я пошел на поводу у Льюиса Кэрролла, позаимствовав у него не только название заметки, которую вы можете прочитать ниже, но и метод, отразив Алису в двух зеркалах. Другая фотография сделана позднее, у нее дома, на кухне. Тогда она жила где-то у Пяти Углов и, кажется, была счастлива.
У зеркала нет памяти... Можно пофантазировать, будто оно помнит все наши лица, но, как и мы, не в состоянии их повторить на заказ (ну-ка, сделайте счастливое выражение...).
А зеркало сцены повторяет многое. Мы смотрим сквозь него и видим изображение людей, заглянувших туда раньше, ищем себя в театральном зазеркалье и пугаемся, если находим (или вы, в отличие от автора, радуетесь?).
Мы в зеркале - отражение себя, пусть и не всегда верное. Пробор не с той стороны, нож в левой руке, вилка в правой... Что ж, говорим, я не Байрон, как все, я другой, и, прикладывая руку к сердцу, которое тоже не на месте, коротко кланяемся своей исключительности в полированном стекле.
А в театре нужны дар и труд, чтобы добиться отражения вилки и сердца слева и чтобы зритель в это поверил. Там реальные люди располагают жизнями ушедшими или теми, что вовсе не были и не будут. Живы актеры - персонажи мертвы. И поэтому в их придуманных судьбах лицедей, как бог, может кое-что изменить по своему таланту и пониманию.
Нам не дано. И поэтому, верно, воспринимаем разбитое зеркало как дурную примету: оно раскалывает тот образ, который мы надеялись исправить при следующем взгляде.
Ну что же, обманемся в другом.
...Сейчас Алиса Фрейндлих догримируется и уйдет из реального мира на подмостки отражать то, чего с ней не было, но что в ней есть. И кого нам повезет узнать в этой женщине с ясными глазами: Дульсинею, Раневскую, Элизу Дулиттл?
Ей можно доверить любые отражения, а самим отправиться в кресла зрительного зала, чтобы смотреть и думать, как сами бы жили в зазеркалье, если бы были так уместны и достоверны в нем, как достоверна и уместна Алиса.
У ежедневного вранья
Крадешь ты правды день.
Тебя светлее тень твоя,
Тебя счастливей тень.
Пусть кому надо - подберет
И должное воздаст.
Она хоть малость и соврет,
Но точно не продаст.
Так написал воздухоплаватель и поэт Винсент Шеремет об актере, забыл, о каком.
Юрий Рост
Обозреватель «Новой»