1 мая 1907 года Николай Гумилёв
написал письмо со стихами в Москву Валерию Брюсову:
1 мая 1907 года, Царское село.
Многоуважаемый Валерий Яковлевич!
Я не писал Вам почти два месяца, но в этом виноваты обстоятельства моей личной жизни, не дававшие мне времени заняться перепиской, а тем более литературой.
Как Вы видите по штемпелю, я уже в России и мой новый адрес: Царское Село, Конюшенная ул.<ица>, д.<ом> Белозерова.
К несчастью, я боюсь, что мне не удастся ехать в Москву, но если, благодаря какому-нибудь счастливому случаю, Вы будете в Петербурге, я надеюсь, что Вы не откажете мне сообщить, когда и где я смогу увидеть Вас. Опять за границу я думаю ехать в конце июня.
Я посылаю Вам три моих новых стихотворения, из которых два первых написаны по Вашим указаниям. Может быть, Вы возьмете что-нибудь для «Весов».
Простите меня за долгое молчание.
Искренне преданный Вам Н. Гумилёв.
P.S. Может быть, Вас не затруднило бы дать мне рекомендательное письмо к Ал.<ександру> Блоку, которого Вы, наверно, знаете. Его «Нечаянная Радость» заинтересовала меня в высшей степени.
Н. Г.
ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ДЬЯВОЛА
Кто был бледный и красивый рыцарь,
Что проехал на черном коне,
И какая сказочная птица
Кружилась над ним в вышине?
И какой печальный взгляд он бросил
На мое цветное окно,
И зачем мне сделался несносен
Мир родной и знакомый давно?
И зачем мой старший брат в испуге
При дрожащем мерцаньи свечи
Вынимал из погребов кольчуги
И натачивал копья и мечи?
И зачем сегодня в капелле
Все сходились, читали псалмы,
И монахи угрюмые пели
Заклинанья против мрака и тьмы?
И спускался сумрачный астролог
С заклинательной башни в наш дом,
И зачем был так суров и долог
Его спор с моим старым отцом?
Я не знаю, многого не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу и рыдаю,
И мечтаю всегда.
***
Зачарованный викинг, я шел по земле,
Я в душе согласил жизнь потока и скал,
Я скрывался во мгле на моем корабле,
Ничего не просил, ничего не желал.
В ярком солнечном свете - надменный павлин,
В час ненастья - внезапно свирепый орел,
Я в тревоге пучин встретил остров ундин,
Я летучее счастье, блуждая, нашел.
Да, я знал, оно жило и пело давно,
В дикой буре его сохранялась печать,
И смеялось оно, опускаясь на дно,
Поднимаясь к лазури, смеялось опять.
Изумрудным покрыло земные пути,
Зажигало лиловым морскую волну…
Я не смел подойти и не мог отойти,
И не в силах был словом порвать тишину.
***
Слушай веления мудрых,
Мыслей пленительных танец,
Бойся у дев златокудрых
Нежный заметить румянец.
От непостижного скройся -
Страшно остаться во мраке.
Ночью весеннею бойся
Рвать заалевшие маки.
Девичьи взоры неверны,
Вспомни сказанья Востока,
Пояс на каждой пантерный,
Дума у каждой жестока.
Сердце пронзенное вспомни,
Пурпурный сок виноградин.
Вспомни, нет муки огромней,
Нету тоски безотрадней.
Вечером смолкни и слушай,
Грезам отдавшись беспечным.
Слышишь, вечерние души
Шепчут о нежном и вечном.
Ласковы быстрые миги,
Строго-высокие свечи,
Мудрые, старые книги
Знающих тихие речи.
В этот же день этого же года сам Валерий Брюсов сделал перевод с латинского из Пантадия:
О ПРИБЛИЖЕНИИ ВЕСНЫ
(Повторные дистихи Пентадия)
Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит - преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!.
Примечание: из книги «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам», раздел «Опыты по строфике (строфы и формы)»
1 мая 1907 года, Царское село.
Многоуважаемый Валерий Яковлевич!
Я не писал Вам почти два месяца, но в этом виноваты обстоятельства моей личной жизни, не дававшие мне времени заняться перепиской, а тем более литературой.
Как Вы видите по штемпелю, я уже в России и мой новый адрес: Царское Село, Конюшенная ул.<ица>, д.<ом> Белозерова.
К несчастью, я боюсь, что мне не удастся ехать в Москву, но если, благодаря какому-нибудь счастливому случаю, Вы будете в Петербурге, я надеюсь, что Вы не откажете мне сообщить, когда и где я смогу увидеть Вас. Опять за границу я думаю ехать в конце июня.
Я посылаю Вам три моих новых стихотворения, из которых два первых написаны по Вашим указаниям. Может быть, Вы возьмете что-нибудь для «Весов».
Простите меня за долгое молчание.
Искренне преданный Вам Н. Гумилёв.
P.S. Может быть, Вас не затруднило бы дать мне рекомендательное письмо к Ал.<ександру> Блоку, которого Вы, наверно, знаете. Его «Нечаянная Радость» заинтересовала меня в высшей степени.
Н. Г.
ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ДЬЯВОЛА
Кто был бледный и красивый рыцарь,
Что проехал на черном коне,
И какая сказочная птица
Кружилась над ним в вышине?
И какой печальный взгляд он бросил
На мое цветное окно,
И зачем мне сделался несносен
Мир родной и знакомый давно?
И зачем мой старший брат в испуге
При дрожащем мерцаньи свечи
Вынимал из погребов кольчуги
И натачивал копья и мечи?
И зачем сегодня в капелле
Все сходились, читали псалмы,
И монахи угрюмые пели
Заклинанья против мрака и тьмы?
И спускался сумрачный астролог
С заклинательной башни в наш дом,
И зачем был так суров и долог
Его спор с моим старым отцом?
Я не знаю, многого не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу и рыдаю,
И мечтаю всегда.
***
Зачарованный викинг, я шел по земле,
Я в душе согласил жизнь потока и скал,
Я скрывался во мгле на моем корабле,
Ничего не просил, ничего не желал.
В ярком солнечном свете - надменный павлин,
В час ненастья - внезапно свирепый орел,
Я в тревоге пучин встретил остров ундин,
Я летучее счастье, блуждая, нашел.
Да, я знал, оно жило и пело давно,
В дикой буре его сохранялась печать,
И смеялось оно, опускаясь на дно,
Поднимаясь к лазури, смеялось опять.
Изумрудным покрыло земные пути,
Зажигало лиловым морскую волну…
Я не смел подойти и не мог отойти,
И не в силах был словом порвать тишину.
***
Слушай веления мудрых,
Мыслей пленительных танец,
Бойся у дев златокудрых
Нежный заметить румянец.
От непостижного скройся -
Страшно остаться во мраке.
Ночью весеннею бойся
Рвать заалевшие маки.
Девичьи взоры неверны,
Вспомни сказанья Востока,
Пояс на каждой пантерный,
Дума у каждой жестока.
Сердце пронзенное вспомни,
Пурпурный сок виноградин.
Вспомни, нет муки огромней,
Нету тоски безотрадней.
Вечером смолкни и слушай,
Грезам отдавшись беспечным.
Слышишь, вечерние души
Шепчут о нежном и вечном.
Ласковы быстрые миги,
Строго-высокие свечи,
Мудрые, старые книги
Знающих тихие речи.
В этот же день этого же года сам Валерий Брюсов сделал перевод с латинского из Пантадия:
О ПРИБЛИЖЕНИИ ВЕСНЫ
(Повторные дистихи Пентадия)
Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит - преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!.
Примечание: из книги «Опыты по метрике и ритмике, по эвфонии и созвучиям, по строфике и формам», раздел «Опыты по строфике (строфы и формы)»