7 апреля 100 лет назад
Корней Чуковский записал в своем дневнике:
7 апреля. 4 апреля во вторник во «Всемирной Литературе» состоялось чествование Уитмэна. Пришли уитмэнианцы, а в кабинете шло заседание Союза Писателей. Пришлось ждать, пока начнется заседание «Всемирной Литературы». Никто из профессоров и литераторов не хотел этого чествования, все вели себя так, как будто оно было им навязано. Лернер даже сбежал! А между тем вышло весьма интересно. Я прочитал вслух несколько пассажей из «Democratic Vistas». Волынский по поводу прочитанного сказал великолепную речь, которую я слушал с упоением, хотя она и была основана на большом заблуждении. Волынский придрался к слову: трансцендентный общественный строй - и стал утверждать, что Уитмэн отрицал сущее, во имя должного, метафизического. Словом, сделал Уитмэна каким-то спиритуалистом иудейской окраски. Но речь была превосходна, с прекрасными экспромтами - чем дальше он говорил, тем лучше.
«Я не верю в народный эпос! Толстой всё же лучше былин!» - закончил он.
Я написал Замятину, что Волынский во многом ошибся. Замятин прислал мне такую записку о Уитмэне:
«И его религия - вовсе не рационалистическая, не мозговая, а телесная. В его иконостасе - не кривые, не геометрия трансцендентальная, а камни, паровозы, полицейские, воры, проволоки, зерна, черви.»
Он всегда мыслит такими труизмами. Потом то, что здесь написано, он сказал своими словами, а потом заговорили уитмэнианцы. Все они - рядом с нами дикари, но в них чувствуется дикарская сила. Они наивны, но сильны своей наивностью. О своем обществе один из них сказал так: о Уитмэне мы узнали случайно. Сначала мы хотели назвать наше общество - «Общество Истинных Людей>» Когда мы познакомились с Уитмэном, мы увидели, что он к нам подходит. Вокруг нас безвремение, у нас нет никаких критериев! никаких рулей и ветрил. В нашем институте было около 20 кружков и организаций, все они разрушаются. Нам нужен такой учители и руководитель, как Уитмэн.
Потом сидящий у камина угрюмый Головушкин стал канителить о том, что Уитмэн ему не подходит. Уитмэн говорит: кто бы ты ни был, ты идешь по пути снов. Сам Уитмэн прет по пути снов и самообманов. А самообманами заниматься - дело малоинтересное. Для Уитмэна существуют только квадрильоны, миллионы, все в этом космосе для него одинаковы, человек никогда не может быть в таком положении. Каждый человек именно в силу того, что он - именно он - имеет известные единицы. Нельзя любить всех. Нужны критерии. Все уитмэнство грандиозно, восторженно, но в сущности как будто пусто.
Так мы почтили 30-летнюю годовщину со дня смерти Уота Уитмэна. Головушкин - всем показался похожим на Горького. Таже скудость душевной жизни, тот же учительный и безапелляционный тон, те же куцые, но крепкие мысли, засевшие в голове, как бревна. Потом я пошел к нему в общежитие и беседовал с ним
часа два: это нигилизм в новой маске. Головушкин никогда не слыхал имени Анны Ахматовой, не слыхал ни о Волынском, ни о Замятине, но обо всем судит веско и твердо - даже повелительно. В своей среде он - авторитет.
Денег у меня нет ни копейки, завтра понесу кое-что продавать. Сегодня с утра солнце - я не выходил, корпел над Патом Пинкертоном Сейчас Лида взяла у меня перевод Синклера, исполненный Гаусман, и чудесно стала редактировать его. Подумать только, чти 15-летняя девочка исправляет работу пожилой квалифицирован! ной переводчицы.
7 апреля. 4 апреля во вторник во «Всемирной Литературе» состоялось чествование Уитмэна. Пришли уитмэнианцы, а в кабинете шло заседание Союза Писателей. Пришлось ждать, пока начнется заседание «Всемирной Литературы». Никто из профессоров и литераторов не хотел этого чествования, все вели себя так, как будто оно было им навязано. Лернер даже сбежал! А между тем вышло весьма интересно. Я прочитал вслух несколько пассажей из «Democratic Vistas». Волынский по поводу прочитанного сказал великолепную речь, которую я слушал с упоением, хотя она и была основана на большом заблуждении. Волынский придрался к слову: трансцендентный общественный строй - и стал утверждать, что Уитмэн отрицал сущее, во имя должного, метафизического. Словом, сделал Уитмэна каким-то спиритуалистом иудейской окраски. Но речь была превосходна, с прекрасными экспромтами - чем дальше он говорил, тем лучше.
«Я не верю в народный эпос! Толстой всё же лучше былин!» - закончил он.
Я написал Замятину, что Волынский во многом ошибся. Замятин прислал мне такую записку о Уитмэне:
«И его религия - вовсе не рационалистическая, не мозговая, а телесная. В его иконостасе - не кривые, не геометрия трансцендентальная, а камни, паровозы, полицейские, воры, проволоки, зерна, черви.»
Он всегда мыслит такими труизмами. Потом то, что здесь написано, он сказал своими словами, а потом заговорили уитмэнианцы. Все они - рядом с нами дикари, но в них чувствуется дикарская сила. Они наивны, но сильны своей наивностью. О своем обществе один из них сказал так: о Уитмэне мы узнали случайно. Сначала мы хотели назвать наше общество - «Общество Истинных Людей>» Когда мы познакомились с Уитмэном, мы увидели, что он к нам подходит. Вокруг нас безвремение, у нас нет никаких критериев! никаких рулей и ветрил. В нашем институте было около 20 кружков и организаций, все они разрушаются. Нам нужен такой учители и руководитель, как Уитмэн.
Потом сидящий у камина угрюмый Головушкин стал канителить о том, что Уитмэн ему не подходит. Уитмэн говорит: кто бы ты ни был, ты идешь по пути снов. Сам Уитмэн прет по пути снов и самообманов. А самообманами заниматься - дело малоинтересное. Для Уитмэна существуют только квадрильоны, миллионы, все в этом космосе для него одинаковы, человек никогда не может быть в таком положении. Каждый человек именно в силу того, что он - именно он - имеет известные единицы. Нельзя любить всех. Нужны критерии. Все уитмэнство грандиозно, восторженно, но в сущности как будто пусто.
Так мы почтили 30-летнюю годовщину со дня смерти Уота Уитмэна. Головушкин - всем показался похожим на Горького. Таже скудость душевной жизни, тот же учительный и безапелляционный тон, те же куцые, но крепкие мысли, засевшие в голове, как бревна. Потом я пошел к нему в общежитие и беседовал с ним
часа два: это нигилизм в новой маске. Головушкин никогда не слыхал имени Анны Ахматовой, не слыхал ни о Волынском, ни о Замятине, но обо всем судит веско и твердо - даже повелительно. В своей среде он - авторитет.
Денег у меня нет ни копейки, завтра понесу кое-что продавать. Сегодня с утра солнце - я не выходил, корпел над Патом Пинкертоном Сейчас Лида взяла у меня перевод Синклера, исполненный Гаусман, и чудесно стала редактировать его. Подумать только, чти 15-летняя девочка исправляет работу пожилой квалифицирован! ной переводчицы.