27 декабря 1941 года
в дневниках
Дмитрий Жигунов, 35 лет, командир, Ленинградская область, Киришский район.
С 27 по 31 декабря штурмовали сильно укрепленный узел обороны немцев -станцию Посадников остров и село Ларионов остров, предварительно выбили его со всех деревень по реке Волхов - перешли реку Волхов под деревней «Пчева» - очистили ст[анцию] Андреево, тем самым освободили железнодорожную ветку «Волхов - Андреево», дрались жестоко, по пояс в снегу, всегда в движении вперёд, постоянно на морозе и редко с костром, так дремлем, когда обстановка позволяет на сучьях в лесу.
- За эти дни смертельно измотался, нет кажется сил дальше так жить, но нет берешь себя в руки и опять в бой, много потеряли людей, из того пополнения, которое мы получили на ходу в боях , уже почти все погибли, либо убитые, либо раненые и есть случаи и замерзшее и что ещё хуже и позорнее, есть самострелы и даже изменники Родины - перебежчики к немцам.
Ходил много раз в атаку под деревню Л.О и всё обходилось благополучно, только продырявило шинель в пяти местах, да сорвана кожа на груди и на плече ожог, вот и всё, а сколько страшных минут было и счастье моё, что много в прошлом занимался физкультурой, вот и теперь пригодилось, но всё-таки при атаке дзотов противника, меня сильно контузило взрывной волной разорвавшегося тяжёлого снаряда и крепко тряхнуло, с повреждением и перемещением внутренних органов, санитары вынесли с поля боя без сознания и говорят узнали по валенкам меня, ибо сам был весь зарыт снег - вот и говори, что нет Судьбы, ведь сотни людей лежат на поле боя неубранные уже много дней и все про бегаем мимо даже не интересуясь, а может быть он жив? Вот до какой степени очерствели мы, видя ежедневно кровь и сотни убитых и уже тебя не трогает судьба лежащего, вот что делает война.
Всеволод Вишневский, 41 год, писатель, военный корреспондент газеты "Правда", Ленинград.
27 декабря.
(189-й день войны.)
Наступление продолжается. Нами взят Наро-Фоминск, прорвана укрепленная полоса противника.
Краткое сообщение о разгроме волховской группы противника. Истреблено шесть тысяч человек, есть трофеи.
Объявлены новые гвардейские части.
Пубалт дает хорошую оценку группе: «Группа Вишневского связала себя с флотом до конца».
Сегодня 23 градуса мороза. В поле больше. Отлично!
Рабочий паек повысили до четырехсот граммов. Служащим - двести пятьдесят граммов. С Нового года дадут крупу, макароны и пр. Организуются закрытые столовые для научных работников. Спасать интеллигенцию!
Директива Балтфлоту: ремонт и достройка судов, которые могут войти в строй летом 1942 года; поднятие и ремонт затопленных судов; учеба и деквалификация кадров. Весной в море - борьба за Прибалтику, содействие флангу армии и действия на коммуникациях противника.
Итак, новая фаза деятельности! Надо немедленно соответственно ориентировать мою группу.
Мне принесли дневник убитого немца. Вот выдержка из этого дневника:
«Мы сменили парашютистов, те говорят: «Лучше три раза спрыгнуть на Крит, чем воевать в России».
27 декабря 1941 года поздно ночью, находящийся в Куйбышеве (теперь Самаре), композитор Дмитрий Шостакович завершил работу над своей Седьмой симфонией, написав на титульном листе партитуры: "Посвящается городу Ленинграду!". Эта музыка помогла выжить и победить.
Борис Зайцев, писатель, 60 лет, Франция:
27 декабря.
Прошел год. Осталось ему несколько дней. Войны год третий, из всех самый кровавый. Теперь дерутся уже по всему свету. Если дальше так пойдет...
А некоторые на мир надеялись давно, еще прошлою осенью. Боже, чего только не приходится слышать! Я теперь мало спорю. И сам мало знаешь, а если и знаешь, то человеческого упорства не переспоришь. Все почти говорят о происходящем так, как им хотелось бы, чтобы оно происходило. А мне чего хочется? - Такого, чего наверно не будет. Поэтому мне, как будто, и легче быть беспристрастным. Те ли победят, эти ли, хорошего не вижу. Может быть, разные степени дурного. Но это оттенки. А при «беспристрастии» своем ошибаюсь, конечно, и я. Но это совершенно безразлично: слава Богу, ничто от меня не зависит. Не завидую управляющим судьбами государств и народов.
<Мы живем с Верой в одной комнатке, как прошлую зиму, топим, худеем, во все большем одиночестве. И вот я еще что-то пишу!
Не знаю даже, что ответить, если бы спросили, чего желаешь в году наступающем? Прежде журналисты нас спрашивали об этом. Мы кратко расписывали какую-нибудь чушь. А теперь прекратилось все это. Да и к чему, правда? Нехорошо вышло бы. Даже, пожалуй, смешно!
Можно, конечно, и так ответить: 1) голодать не хотелось бы, 2) холодать, 3) хворать, 4) в уныние впадать. А потому вот и нашлись пожелания - и даже добавлю: Боже, сохрани дух бодр, сохрани близких, и любимых, не дай впасть в нищету, болезни, во всякое убожество. - А про мир? Все понятно, но тяжело говорить.
Михаил Пришвин, писатель, 68 лет, под Переславль-Залесским
27 декабря.
Ветхий и Новый Завет. Закон всех и закон каждого.
Еще вчера к вечеру потеплело, и началась метель. Всю ночь так несло сверху и снизу, что дорогу опять завалило. И опять сосна, с которой я первой стряхнул снег, начала опускать огромную перегруженную снегом ветвь свою на мою тропу. Наклонившись, я еще мог согнутый пройти под ней.
Ветхий Завет - это история личных отношений человека к Богу. На горе стоит перед Богом личность (пророк), под горой в ожидании «Закона», т. е. договора пророка с Богом, дожидаются все (массы). Вот пророк спускается с горы, в руках у него скрижали, на которых написан путь каждого к Богу, как личное усилие: его личное Надо. Но всем, т. е. массе хочется жить без усилия личного, а просто брать пример на стороне. Насколько это проще, легче, веселей жить, как хочется, что они, т. е. эти все внизу горы, не могут даже выждать 40 дней пророка и начинают поклоняться золотому тельцу, т. е. жить не по закону для каждого, а по примеру жить, как все, как хочется. Увидев это бедствие, пророк разбивает скрижали, и начинается Божий суд над «язычниками».
Вся история Ветхого Завета состоит в борьбе пророков со всеми (массой) за личность Божью, постигаемую массой через полноту семейно-хозяйственных благ, с одной стороны, и через казни - с другой. Неизменность возвращения масс к религии Ваала и Астарты (жизнь по примеру или кумиру или как хочется) ставит перед читателем Библии вопрос о том пути для каждого, который должен быть включен в договор пророка с Богом. Был ли ясен для каждого этот путь, как личное усилие? Вот и едва ли. Скорее всего пути для каждого не было в договоре, напротив, договор пророка с Богом касался всех (массы), все должны были просто слушаться. И они слушались после казней, а когда несчастье кончалось, то все начинали жить не по закону, а по примеру, значит, как хочется.
Только в Новом Завете наконец-то открывается путь к Богу не только как договор пророка относительно массы, а как усилие, страдание каждого (личности). Христос - это путь каждого к Богу, но никак не путь всех. Происходит как бы великое разочарование Творца в массовом человеке, и Он начинает просто истреблять его всеми средствами, вплоть до потопа, в котором вся масса истребляется и остаются одни праведники. Но и это наивное обновление рода человеческого не могло помочь сущности размножения, т. е. нарастанию массовой человечины по примеру для всех, а не по личному усилию каждого. Только в Новом Завете Бог-Творец наконец-то покидает заботу о всех и в Сыне своем дает путь для каждого (личность), как усилие (страдание).
Тогда-то эти покинутые Богом все, т. е. множимость или склад человечины, отдаются действию законов физических всей природы, и пророка - вождя этих масс - заменяют экономистами, профессорами, социалистами и вообще людьми знания, людьми образования.
Таким образом, в настоящее время языческий путь удовлетворения масс - [путь] непосредственного общения, обладания земными благами берут на себя социалисты путем подмены закона для каждого законом для всех. Но результат подмены противоположный: закон для каждого приходит путем страдания, закон для всех - путем благополучия.
Письмо Фадееву.
Дорогой Александр Александрович, в свое время Вы хотели устроить мою эвакуацию с группой пожилых деятелей искусства в Нальчик. Я тогда понадеялся на себя, что с большим успехом для себя перебуду под Москвой в знакомых охотничьих моих болотах, как казалось мне, недоступных врагу. Теперь я тут остался без всякой связи с миром и стал прихварывать. Хочу выбраться из болот. Посоветуйте мне что-нибудь, начиная с того, не могу ли я присоединиться хотя бы к той группе и стоит ли это делать (лечиться надо бы на Кавказе). Имейте в виду, что из болот мне без помощи Союза не выбраться: машина моя разбита при бомбежке Москвы, со мной две женщины - жена и мать.
Сколько раз приходилось быть свидетелем, что все голосуют за что-нибудь, а каждый в себе против. Мало того, приходилось, что тот же самый человек дома говорит одно, а на людях другое. Значит, все - это одна определенная принудительная сила, а каждый из всех - другая, ей противоположная.
Дмитрий Жигунов, 35 лет, командир, Ленинградская область, Киришский район.
С 27 по 31 декабря штурмовали сильно укрепленный узел обороны немцев -станцию Посадников остров и село Ларионов остров, предварительно выбили его со всех деревень по реке Волхов - перешли реку Волхов под деревней «Пчева» - очистили ст[анцию] Андреево, тем самым освободили железнодорожную ветку «Волхов - Андреево», дрались жестоко, по пояс в снегу, всегда в движении вперёд, постоянно на морозе и редко с костром, так дремлем, когда обстановка позволяет на сучьях в лесу.
- За эти дни смертельно измотался, нет кажется сил дальше так жить, но нет берешь себя в руки и опять в бой, много потеряли людей, из того пополнения, которое мы получили на ходу в боях , уже почти все погибли, либо убитые, либо раненые и есть случаи и замерзшее и что ещё хуже и позорнее, есть самострелы и даже изменники Родины - перебежчики к немцам.
Ходил много раз в атаку под деревню Л.О и всё обходилось благополучно, только продырявило шинель в пяти местах, да сорвана кожа на груди и на плече ожог, вот и всё, а сколько страшных минут было и счастье моё, что много в прошлом занимался физкультурой, вот и теперь пригодилось, но всё-таки при атаке дзотов противника, меня сильно контузило взрывной волной разорвавшегося тяжёлого снаряда и крепко тряхнуло, с повреждением и перемещением внутренних органов, санитары вынесли с поля боя без сознания и говорят узнали по валенкам меня, ибо сам был весь зарыт снег - вот и говори, что нет Судьбы, ведь сотни людей лежат на поле боя неубранные уже много дней и все про бегаем мимо даже не интересуясь, а может быть он жив? Вот до какой степени очерствели мы, видя ежедневно кровь и сотни убитых и уже тебя не трогает судьба лежащего, вот что делает война.
Всеволод Вишневский, 41 год, писатель, военный корреспондент газеты "Правда", Ленинград.
27 декабря.
(189-й день войны.)
Наступление продолжается. Нами взят Наро-Фоминск, прорвана укрепленная полоса противника.
Краткое сообщение о разгроме волховской группы противника. Истреблено шесть тысяч человек, есть трофеи.
Объявлены новые гвардейские части.
Пубалт дает хорошую оценку группе: «Группа Вишневского связала себя с флотом до конца».
Сегодня 23 градуса мороза. В поле больше. Отлично!
Рабочий паек повысили до четырехсот граммов. Служащим - двести пятьдесят граммов. С Нового года дадут крупу, макароны и пр. Организуются закрытые столовые для научных работников. Спасать интеллигенцию!
Директива Балтфлоту: ремонт и достройка судов, которые могут войти в строй летом 1942 года; поднятие и ремонт затопленных судов; учеба и деквалификация кадров. Весной в море - борьба за Прибалтику, содействие флангу армии и действия на коммуникациях противника.
Итак, новая фаза деятельности! Надо немедленно соответственно ориентировать мою группу.
Мне принесли дневник убитого немца. Вот выдержка из этого дневника:
«Мы сменили парашютистов, те говорят: «Лучше три раза спрыгнуть на Крит, чем воевать в России».
27 декабря 1941 года поздно ночью, находящийся в Куйбышеве (теперь Самаре), композитор Дмитрий Шостакович завершил работу над своей Седьмой симфонией, написав на титульном листе партитуры: "Посвящается городу Ленинграду!". Эта музыка помогла выжить и победить.
Click to viewБорис Зайцев, писатель, 60 лет, Франция:
27 декабря.
Прошел год. Осталось ему несколько дней. Войны год третий, из всех самый кровавый. Теперь дерутся уже по всему свету. Если дальше так пойдет...
А некоторые на мир надеялись давно, еще прошлою осенью. Боже, чего только не приходится слышать! Я теперь мало спорю. И сам мало знаешь, а если и знаешь, то человеческого упорства не переспоришь. Все почти говорят о происходящем так, как им хотелось бы, чтобы оно происходило. А мне чего хочется? - Такого, чего наверно не будет. Поэтому мне, как будто, и легче быть беспристрастным. Те ли победят, эти ли, хорошего не вижу. Может быть, разные степени дурного. Но это оттенки. А при «беспристрастии» своем ошибаюсь, конечно, и я. Но это совершенно безразлично: слава Богу, ничто от меня не зависит. Не завидую управляющим судьбами государств и народов.
<Мы живем с Верой в одной комнатке, как прошлую зиму, топим, худеем, во все большем одиночестве. И вот я еще что-то пишу!
Не знаю даже, что ответить, если бы спросили, чего желаешь в году наступающем? Прежде журналисты нас спрашивали об этом. Мы кратко расписывали какую-нибудь чушь. А теперь прекратилось все это. Да и к чему, правда? Нехорошо вышло бы. Даже, пожалуй, смешно!
Можно, конечно, и так ответить: 1) голодать не хотелось бы, 2) холодать, 3) хворать, 4) в уныние впадать. А потому вот и нашлись пожелания - и даже добавлю: Боже, сохрани дух бодр, сохрани близких, и любимых, не дай впасть в нищету, болезни, во всякое убожество. - А про мир? Все понятно, но тяжело говорить.
Михаил Пришвин, писатель, 68 лет, под Переславль-Залесским
27 декабря.
Ветхий и Новый Завет. Закон всех и закон каждого.
Еще вчера к вечеру потеплело, и началась метель. Всю ночь так несло сверху и снизу, что дорогу опять завалило. И опять сосна, с которой я первой стряхнул снег, начала опускать огромную перегруженную снегом ветвь свою на мою тропу. Наклонившись, я еще мог согнутый пройти под ней.
Ветхий Завет - это история личных отношений человека к Богу. На горе стоит перед Богом личность (пророк), под горой в ожидании «Закона», т. е. договора пророка с Богом, дожидаются все (массы). Вот пророк спускается с горы, в руках у него скрижали, на которых написан путь каждого к Богу, как личное усилие: его личное Надо. Но всем, т. е. массе хочется жить без усилия личного, а просто брать пример на стороне. Насколько это проще, легче, веселей жить, как хочется, что они, т. е. эти все внизу горы, не могут даже выждать 40 дней пророка и начинают поклоняться золотому тельцу, т. е. жить не по закону для каждого, а по примеру жить, как все, как хочется. Увидев это бедствие, пророк разбивает скрижали, и начинается Божий суд над «язычниками».
Вся история Ветхого Завета состоит в борьбе пророков со всеми (массой) за личность Божью, постигаемую массой через полноту семейно-хозяйственных благ, с одной стороны, и через казни - с другой. Неизменность возвращения масс к религии Ваала и Астарты (жизнь по примеру или кумиру или как хочется) ставит перед читателем Библии вопрос о том пути для каждого, который должен быть включен в договор пророка с Богом. Был ли ясен для каждого этот путь, как личное усилие? Вот и едва ли. Скорее всего пути для каждого не было в договоре, напротив, договор пророка с Богом касался всех (массы), все должны были просто слушаться. И они слушались после казней, а когда несчастье кончалось, то все начинали жить не по закону, а по примеру, значит, как хочется.
Только в Новом Завете наконец-то открывается путь к Богу не только как договор пророка относительно массы, а как усилие, страдание каждого (личности). Христос - это путь каждого к Богу, но никак не путь всех. Происходит как бы великое разочарование Творца в массовом человеке, и Он начинает просто истреблять его всеми средствами, вплоть до потопа, в котором вся масса истребляется и остаются одни праведники. Но и это наивное обновление рода человеческого не могло помочь сущности размножения, т. е. нарастанию массовой человечины по примеру для всех, а не по личному усилию каждого. Только в Новом Завете Бог-Творец наконец-то покидает заботу о всех и в Сыне своем дает путь для каждого (личность), как усилие (страдание).
Тогда-то эти покинутые Богом все, т. е. множимость или склад человечины, отдаются действию законов физических всей природы, и пророка - вождя этих масс - заменяют экономистами, профессорами, социалистами и вообще людьми знания, людьми образования.
Таким образом, в настоящее время языческий путь удовлетворения масс - [путь] непосредственного общения, обладания земными благами берут на себя социалисты путем подмены закона для каждого законом для всех. Но результат подмены противоположный: закон для каждого приходит путем страдания, закон для всех - путем благополучия.
Письмо Фадееву.
Дорогой Александр Александрович, в свое время Вы хотели устроить мою эвакуацию с группой пожилых деятелей искусства в Нальчик. Я тогда понадеялся на себя, что с большим успехом для себя перебуду под Москвой в знакомых охотничьих моих болотах, как казалось мне, недоступных врагу. Теперь я тут остался без всякой связи с миром и стал прихварывать. Хочу выбраться из болот. Посоветуйте мне что-нибудь, начиная с того, не могу ли я присоединиться хотя бы к той группе и стоит ли это делать (лечиться надо бы на Кавказе). Имейте в виду, что из болот мне без помощи Союза не выбраться: машина моя разбита при бомбежке Москвы, со мной две женщины - жена и мать.
Сколько раз приходилось быть свидетелем, что все голосуют за что-нибудь, а каждый в себе против. Мало того, приходилось, что тот же самый человек дома говорит одно, а на людях другое. Значит, все - это одна определенная принудительная сила, а каждый из всех - другая, ей противоположная.