В юбилей Виктора Шнейдера
Сегодня поэту и барду исполнилось бы только 50 лет.
ПЕРВЫЙ СНЕГ 1991 ГОДА
Петербург устал от осени,
Возмечтал о манне с неба,
Протянул ладони к просини -
Ловит милостыню снега -
И уже асфальтно-каменной
Кожей снег расплавил.
Я спросил у брата Каина:
Где, мол, брат твой Авель?
"Славный парень, жаль, что пария.
Да и сторож ему, что ли, я?
Говорят, попал в аварию -
Очень грустная история".
И вина недоказуема,
И была ли вовсе?
Что Господь? Пустить слезу ему -
Это снова осень.
И листва, как прежде, желтая,
И зеленая, и красная,
А толпа на Невском плотная,
И усталая, и... разная.
И Васильевские линии
Белизны не сносят.
Глянешь в небо - небо зимнее.
Глянешь в землю - осень.
Но Петербург устал от осени,
Да и я, признаться, тоже -
И тяну ладони к просини:
Мол, помилуй, Боже.
Из перины туч распоротой
Валится и кружит
Белый снег над черным городом
И уходит в лужи.
1991
ПЕРВЫЙ СНЕГ 1996 ГОДА
Мир на глазах седеет -
Даже не по часам.
Миром владеет идея,
Древняя, как он сам,
О том, что это никчемное,
Неприменимое в дело,
Ради забавы черное
Делающее белым,
То, что, оставив лишь лужи нам,
Сгинет к утру опять, -
Это нам незаслуженно
Данная благодать.
Скоро быть весне,
Да морока с ней,
Я видал во сне
Четырех коней.
Первый конь был бел,
А другой конь - рдян,
От живого ел,
Не грозя - грядя.
Третий конь был вран,
А четвертый - блед.
Словно сотни ран
Был копыт их след.
В руку сон, видать:
Скоро быть весне,
Лопнет лед опять,
Да растает снег -
Апокалипсис,
Только маленький.
А пока лепись,
Снег, на валенки.
А в окне с утра -
Птичье пение,
Что грядет (ура!)
Потепление,
Но, пока снег весь
Не закончится,
Мне благую весть
Знать не хочется:
Неохота мне
На себя навлечь
Четырех коней
И не мир, но меч.
1996
***
Не одуреть бы,
вертя твой локон.
Будем и впредь мы
глядеть из окон:
Ведьмы
летят на Брокен -
Точно на Грушу
слетают барды:
Продали душу -
и к Леонарду.
Трушу,
играю в нарды.
Змей-искуситель
не вгонит в краску,
Ангел-хранитель
расскажет сказку,
Зритель
отбросит маску
Зрителя, лани;
гоним судьбою,
Может, и станет
самим собою,
Канет,
как мы с тобою,
Ибо - невежа
или пророк он -
Век не безбрежен,
отмерен роком.
Мне же,
чем этот кокон,
важней твой локон.
1996
***
У стаи общие цели.
У стада общая площадь.
Смешно говорить, что лучше.
Сложно сказать, что проще.
В стаю сбивает воля.
В стадо сбивает случай.
Смешно говорить, что проще.
Сложно сказать, что лучше.
От стада отстанет слабый.
Отстанет сильный от стаи.
Родня того и другого
Их вспоминать не станет.
Но, пока ты не в полной силе
Или вконец не выжат,
Стая поможет выжить.
Стадо поможет выжить.
1996
НА СЕДЬМОЙ КРАСНОАРМЕЙСКОЙ
В состоянии разбитом на Седьмой Красноармейской
я стою у темных окон: все кафе давно закрыты.
Я рассматриваю атом с планетарной точки зренья,
опровергнутой туманным вероятностным подходом.
Мимо топает приятель. Он домой идти не хочет -
он боится очутиться у разбитого корыта.
У него в руке трепещут уравнения Максвелла,
мы болтаем про политику и мерзкую погоду.
Мой приятель очень странный, из совсем другого теста.
Это тесто зачерствело, тесто стало несъедобным.
Он, как будто пять копеек, закатился в дальний угол
и был найден только после новой денежной реформы.
Он был восемь лет в отказе, три - работал на КамАЗе,
пять - был сторожем на базе, ну и всем таким подобным.
Уравнения Максвелла у него в руке завяли,
он пытается придать им очертания и форму.
После третьей же попытки он мне стал неинтересен.
Я рассматриваю атом, поднеся поближе к свету.
Никаких научных мыслей в голове не возникает,
кроме крайне неуместной - про единство формы с сутью.
В состоянии разбитом, настроении понятном
на Седьмой Красноармейской посреди страны Советов
Я пытаюсь притворяться, будто так оно и нужно,
и хочу выть на Селену, затуманенную мутью.
1991
***
Уже кончается день, но продолжается дождь,
Потом кончается дождь, но продолжается блажь.
Я не способен унять мной овладевшую дрожь,
Мной овладевший мандраж, когда в руках карандаш.
Хотя чего унимать? Пусть вдохновения плод
Себя велит записать, себя велит сохранить.
Уже кончается день, а с ним кончается год
И даже, кажется, век, но все же кружится нить.
Над ней куражится всяк, хотя и прост, как протон,
Но прославляет притон, в котором все как один
Хотят в знак общей любви меня повесить за то,
Что я за смертную казнь и вообще нелюдим.
Пусть камни редких пород мной нелюбимый народ
Швыряет в мой огород, хотя неметок и хил,
А я из этих камней сложу невиданный грот:
Не в знак того, что грядет, а просто так - чтобы был.
Хотя о чем говорить, когда кончается день,
А с ним подходит к концу сил небогатый запас,
И все, что я написал, не разобрать в темноте,
А вы так возмущены, как будто это для вас.
А даже если и так!.. Но продолжать эту речь
И развивать эту мысль имеет вряд ли резон.
Уже спускается ночь, уже пора бы и лечь,
Впадая в анабиоз, чтоб переждать несезон.
Итак, всеобщий привет! Уже кончается свет...
1996
ПЕРВЫЙ СНЕГ 1991 ГОДА
Петербург устал от осени,
Возмечтал о манне с неба,
Протянул ладони к просини -
Ловит милостыню снега -
И уже асфальтно-каменной
Кожей снег расплавил.
Я спросил у брата Каина:
Где, мол, брат твой Авель?
"Славный парень, жаль, что пария.
Да и сторож ему, что ли, я?
Говорят, попал в аварию -
Очень грустная история".
И вина недоказуема,
И была ли вовсе?
Что Господь? Пустить слезу ему -
Это снова осень.
И листва, как прежде, желтая,
И зеленая, и красная,
А толпа на Невском плотная,
И усталая, и... разная.
И Васильевские линии
Белизны не сносят.
Глянешь в небо - небо зимнее.
Глянешь в землю - осень.
Но Петербург устал от осени,
Да и я, признаться, тоже -
И тяну ладони к просини:
Мол, помилуй, Боже.
Из перины туч распоротой
Валится и кружит
Белый снег над черным городом
И уходит в лужи.
1991
ПЕРВЫЙ СНЕГ 1996 ГОДА
Мир на глазах седеет -
Даже не по часам.
Миром владеет идея,
Древняя, как он сам,
О том, что это никчемное,
Неприменимое в дело,
Ради забавы черное
Делающее белым,
То, что, оставив лишь лужи нам,
Сгинет к утру опять, -
Это нам незаслуженно
Данная благодать.
Скоро быть весне,
Да морока с ней,
Я видал во сне
Четырех коней.
Первый конь был бел,
А другой конь - рдян,
От живого ел,
Не грозя - грядя.
Третий конь был вран,
А четвертый - блед.
Словно сотни ран
Был копыт их след.
В руку сон, видать:
Скоро быть весне,
Лопнет лед опять,
Да растает снег -
Апокалипсис,
Только маленький.
А пока лепись,
Снег, на валенки.
А в окне с утра -
Птичье пение,
Что грядет (ура!)
Потепление,
Но, пока снег весь
Не закончится,
Мне благую весть
Знать не хочется:
Неохота мне
На себя навлечь
Четырех коней
И не мир, но меч.
1996
***
Не одуреть бы,
вертя твой локон.
Будем и впредь мы
глядеть из окон:
Ведьмы
летят на Брокен -
Точно на Грушу
слетают барды:
Продали душу -
и к Леонарду.
Трушу,
играю в нарды.
Змей-искуситель
не вгонит в краску,
Ангел-хранитель
расскажет сказку,
Зритель
отбросит маску
Зрителя, лани;
гоним судьбою,
Может, и станет
самим собою,
Канет,
как мы с тобою,
Ибо - невежа
или пророк он -
Век не безбрежен,
отмерен роком.
Мне же,
чем этот кокон,
важней твой локон.
1996
***
У стаи общие цели.
У стада общая площадь.
Смешно говорить, что лучше.
Сложно сказать, что проще.
В стаю сбивает воля.
В стадо сбивает случай.
Смешно говорить, что проще.
Сложно сказать, что лучше.
От стада отстанет слабый.
Отстанет сильный от стаи.
Родня того и другого
Их вспоминать не станет.
Но, пока ты не в полной силе
Или вконец не выжат,
Стая поможет выжить.
Стадо поможет выжить.
1996
НА СЕДЬМОЙ КРАСНОАРМЕЙСКОЙ
В состоянии разбитом на Седьмой Красноармейской
я стою у темных окон: все кафе давно закрыты.
Я рассматриваю атом с планетарной точки зренья,
опровергнутой туманным вероятностным подходом.
Мимо топает приятель. Он домой идти не хочет -
он боится очутиться у разбитого корыта.
У него в руке трепещут уравнения Максвелла,
мы болтаем про политику и мерзкую погоду.
Мой приятель очень странный, из совсем другого теста.
Это тесто зачерствело, тесто стало несъедобным.
Он, как будто пять копеек, закатился в дальний угол
и был найден только после новой денежной реформы.
Он был восемь лет в отказе, три - работал на КамАЗе,
пять - был сторожем на базе, ну и всем таким подобным.
Уравнения Максвелла у него в руке завяли,
он пытается придать им очертания и форму.
После третьей же попытки он мне стал неинтересен.
Я рассматриваю атом, поднеся поближе к свету.
Никаких научных мыслей в голове не возникает,
кроме крайне неуместной - про единство формы с сутью.
В состоянии разбитом, настроении понятном
на Седьмой Красноармейской посреди страны Советов
Я пытаюсь притворяться, будто так оно и нужно,
и хочу выть на Селену, затуманенную мутью.
1991
***
Уже кончается день, но продолжается дождь,
Потом кончается дождь, но продолжается блажь.
Я не способен унять мной овладевшую дрожь,
Мной овладевший мандраж, когда в руках карандаш.
Хотя чего унимать? Пусть вдохновения плод
Себя велит записать, себя велит сохранить.
Уже кончается день, а с ним кончается год
И даже, кажется, век, но все же кружится нить.
Над ней куражится всяк, хотя и прост, как протон,
Но прославляет притон, в котором все как один
Хотят в знак общей любви меня повесить за то,
Что я за смертную казнь и вообще нелюдим.
Пусть камни редких пород мной нелюбимый народ
Швыряет в мой огород, хотя неметок и хил,
А я из этих камней сложу невиданный грот:
Не в знак того, что грядет, а просто так - чтобы был.
Хотя о чем говорить, когда кончается день,
А с ним подходит к концу сил небогатый запас,
И все, что я написал, не разобрать в темноте,
А вы так возмущены, как будто это для вас.
А даже если и так!.. Но продолжать эту речь
И развивать эту мысль имеет вряд ли резон.
Уже спускается ночь, уже пора бы и лечь,
Впадая в анабиоз, чтоб переждать несезон.
Итак, всеобщий привет! Уже кончается свет...
1996