115 лет со дня рождения Семёна Кирсанова ( 18(5) сентября 1906 - 10 декабря 1972).
моя подборка стихов поэта и песен на его стихи.
***
Скоро в снег побегут струйки,
скоро будут поля в хлебе.
Не хочу я синицу в руки,
а хочу журавля в небе.
1923
МОЯ АВТОБИОГРАФИЯ
Грифельные доски,
парты в ряд,
сидят подростки,
сидят - зубрят:
«Четырежды восемь -
тридцать два».
(Улица - осень,
жива едва…)
- Дети, молчите.
Кирсанов, цыц!..
сыплет учитель
в изгородь лиц.
Сыплются рокотом
дни подряд.
Вырасту доктором
я (говорят).
Будет нарисовано
золотом букв:
«ДОКТОР КИРСАНОВ,
прием до двух».
Плача и ноя,
придет больной,
держась за больное
место: «Ой!»
Пощупаю вену,
задам вопрос,
скажу: - Несомненно,
туберкулез.
Но будьте стойки.
Вот вам приказ:
стакан касторки
через каждый час!
Ах, вышло иначе,
мечты - пустяки.
Я вырос и начал
писать стихи.
Отец голосил:
- Судьба сама -
единственный сын
сошел с ума!..
Что мне семейка -
пускай поют.
Бульварная скамейка -
мой приют.
Хожу, мостовым
обминая бока,
вдыхаю дым
табака,
Ничего не кушаю
и не пью -
слушаю
стихи и пою.
Греми, мандолина,
под уличный гам.
Не жизнь, а малина -
дай бог вам!
1925
СЕНТЯБРЬСКОЕ
Моросит на Маросейке,
на Никольской колется…
Осень, осень-хмаросейка,
дождь ползет околицей.
Ходят конки до Таганки
то смычком, то скрипкою…
У Горшанова цыганки
в бубны бьют и вскрикивают!..
Вот и вечер. Сколько слякоти
ваши туфли отпили!
Заболейте, милый, слягте -
до ближайшей оттепели!
1925
В ЧЕРНОМОРСКОЙ КОФЕЙНЕ
О, город родимый! Приморская улица,
где я вырастал босяком голоштанным,
где ночью одним фонарем караулятся
дома и акации, сны и каштаны.
О, детство, бегущее в памяти промельком!
В огне камелька откипевший кофейник.
О, тихо качающиеся за домиком
прохладные пальмы кофейни!
Войдите! И там, где, столетье не белены,
висят потолки, табаками продымленные.
играют в очко худощавые эллины,
жестикулируют черные римляне…
Вы можете встретить в углу Аристотеля,
играющего в домино с Демосфеном.
Они свою мудрость давненько растратили
по битвам, по книгам, по сценам…
Вы можете встретить за чашкою «черного»
глаза Архимеда, вступить в разговоры: -
Ну как, многодумный, земля перевернута?
Что? Найдена точка опоры?
Тоскливый скрипач смычком обрабатывает
на плачущей скрипке глухое анданте,
и часто - старухой, крючкастой, горбатою,
в дверях появляется Данте…
Дела у поэта не так ослепительны
(друг дома Виргилий увез Беатриче)…
Он перцем торгует в базарной обители,
забыты сонеты и притчи…
Но чудится - вот-вот навяжется тема,
а мысль налетит на другую - погонщица
за чашкою кофе начнется поэма,
за чашкою кофе окончится…
Костяшками игр скликаются столики;
крива потолка дымовая парабола.
Скрипач на подмостках трясется от коликов;
Философы шепчут: - Какая пора была!..
О, детство, бегущее в памяти промельком!
В огне камелька откипевший кофейник…
О, тихо качающиеся за домиком
прохладные пальмы кофейни.
Стоят и не валятся дымные, старые
лачуги, которым свалиться пристало…
А люди восходят и сходят, усталые, -
о, жизнь! - с твоего пьедестала!
1926
***
Товарищи,
сердце стареет,
все глуше оно, все слабей.
И просит меня: «Поскорее
скажи кое-что о себе».
Мне ночь не страшна,
и, поверьте,
сейчас, на земле, наяву
я жив не тревогой о смерти,
я будущим вашим живу.
Я счастлив, что кончился ужас,
что мин уже нет на полях,
и, мертвый, я вновь нахожу вас
гуляющих там,
в тополях.
Прикинувшись деревом старым,
неузнанный,
я узнаю,
что бродите вы по бульварам,
любовь обнимая свою.
И знаю:
не быть повторенью
ни жизни моей, ни любви.
Так радуйтесь стихотворенью,
где живы и любите вы.
1946
Музыка Модеста Табачникова, слова Семёна Кирсанова.
У ЧЕРНОГО МОРЯ
Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог
У Чёрного моря явившийся мне
В цветущих акациях город (2 раза)
У Чёрного моря.
Есть море, в котором я плыл и тонул,
И на берег вытащен, к счастью,
Есть воздух, который я в детстве вдохнул
И вдоволь не мог надышаться (2 раза)
У Чёрного моря.
Вовек не забуду бульвар и маяк,
Огни пароходов живые,
Скамейку, где мы, дорогая моя,
В глаза посмотрели впервые (2 раза)
У Чёрного моря.
Родная земля, где мой друг одессит
Лежал, обжигаемый боем,
Недаром венок ему родиной свит,
И назван наш город героем (2 раза)
У Чёрного моря.
А жизнь остаётся прекрасной всегда -
Состарился ты или молод,
Но каждой весной меня тянет туда,
В Одессу - мой солнечный город (2 раза)
У Чёрного моря.
1953
ПРОСТО
Нет проще рева львов
и шелеста песка.
Ты просто та любовь,
которую искал.
Ты - просто та,
которую искал,
святая простота
прибоя волн у скал.
Ты просто так
пришла и подошла,
сама - как простота
земли, воды, тепла.
Пришла и подошла,
и на песке - следы
горячих львиных лап
с вкрапленьями слюды.
Нет проще рева львов
и тишины у скал.
Ты просто та любовь,
которую искал.
1956
***
Композитор - Марк Минков, поэт - Семен Кирсанов.
Эти летние дожди,
эти радуги и тучи, -
мне от них
как будто лучше,
будто что-то впереди.
Будто будут острова,
необычные поездки,
на цветах -
росы подвески,
вечно свежая трава.
Будто будет жизнь, как та,
где давно уже я не был,
на душе,
как в синем небе
после ливня - чистота...
Но опомнись - рассуди,
как непрочны,
как летучи
эти радуги и тучи,
эти летние дожди.
<1966>
Жил-был - я.
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил...)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
жил-был я.)
Помнится, что жил.
Зной, дождь, гром.
(Мокрые бульвары...)
Ночь. Свет глаз.
(Локон у плеча...)
Шли всю ночь.
(Листья обрывали...)
«Мы», «ты», «я»
нежно лепеча.
Знал соль слез
(Пустоту постели...)
Ночь без сна
(Сердце без тепла) -
гас, как газ,
город опустелый.
(Взгляд без глаз,
окна без стекла).
Где ж тот снег?
(Как скользили лыжи!)
Где ж тот пляж?
(С золотым песком!)
Где тот лес?
(С шепотом - «поближе».)
Где тот дождь?
(«Вместе, босиком!»)
Встань. Сбрось сон.
(Не смотри, не надо...)
Сон не жизнь.
(Снилось и забыл).
Сон как мох
в древних колоннадах.
(Жил-был я...)
Вспомнилось, что жил.
[1968], «Строки в скобках», Семен Кирсанов.
«Строки в скобках» очень понравились композитору Давиду Тухманову, он довольно быстро написал на них песню, которую решил в 1972 году включить в запись своей первой авторской пластинки «Как прекрасен этот мир». Исполнить песню было предложено Александру Градскому, но перед самой записью цензуре не понравилось упоминание о постели. Чтобы оставить песню в альбоме, потребовалось изменить стихи. Тухманов позвонил домой Кирсанову, представился и изложил ситуацию. Поэт сначала возмущённо ответил: «Не хотят - как хотят», но потом смягчился и попросил перезвонить через две недели. В назначенный срок композитор долго не мог дозвониться пока не застал поэта. Кирсанов произнёс: «„Нежилые стены“. „Нежилые стены“ вместо „пустоту постели“», и повесил трубку, не оставив Тухманову возможности поблагодарить. Пластинка была записана. В декабре того же года Семен Исаакович Кирсанов скончался.
А вот еще ссылочка на пост пятилетней давности, там есть, что в этот пост не поместилось)
https://vazart.livejournal.com/1724482.html
***
Скоро в снег побегут струйки,
скоро будут поля в хлебе.
Не хочу я синицу в руки,
а хочу журавля в небе.
1923
МОЯ АВТОБИОГРАФИЯ
Грифельные доски,
парты в ряд,
сидят подростки,
сидят - зубрят:
«Четырежды восемь -
тридцать два».
(Улица - осень,
жива едва…)
- Дети, молчите.
Кирсанов, цыц!..
сыплет учитель
в изгородь лиц.
Сыплются рокотом
дни подряд.
Вырасту доктором
я (говорят).
Будет нарисовано
золотом букв:
«ДОКТОР КИРСАНОВ,
прием до двух».
Плача и ноя,
придет больной,
держась за больное
место: «Ой!»
Пощупаю вену,
задам вопрос,
скажу: - Несомненно,
туберкулез.
Но будьте стойки.
Вот вам приказ:
стакан касторки
через каждый час!
Ах, вышло иначе,
мечты - пустяки.
Я вырос и начал
писать стихи.
Отец голосил:
- Судьба сама -
единственный сын
сошел с ума!..
Что мне семейка -
пускай поют.
Бульварная скамейка -
мой приют.
Хожу, мостовым
обминая бока,
вдыхаю дым
табака,
Ничего не кушаю
и не пью -
слушаю
стихи и пою.
Греми, мандолина,
под уличный гам.
Не жизнь, а малина -
дай бог вам!
1925
СЕНТЯБРЬСКОЕ
Моросит на Маросейке,
на Никольской колется…
Осень, осень-хмаросейка,
дождь ползет околицей.
Ходят конки до Таганки
то смычком, то скрипкою…
У Горшанова цыганки
в бубны бьют и вскрикивают!..
Вот и вечер. Сколько слякоти
ваши туфли отпили!
Заболейте, милый, слягте -
до ближайшей оттепели!
1925
В ЧЕРНОМОРСКОЙ КОФЕЙНЕ
О, город родимый! Приморская улица,
где я вырастал босяком голоштанным,
где ночью одним фонарем караулятся
дома и акации, сны и каштаны.
О, детство, бегущее в памяти промельком!
В огне камелька откипевший кофейник.
О, тихо качающиеся за домиком
прохладные пальмы кофейни!
Войдите! И там, где, столетье не белены,
висят потолки, табаками продымленные.
играют в очко худощавые эллины,
жестикулируют черные римляне…
Вы можете встретить в углу Аристотеля,
играющего в домино с Демосфеном.
Они свою мудрость давненько растратили
по битвам, по книгам, по сценам…
Вы можете встретить за чашкою «черного»
глаза Архимеда, вступить в разговоры: -
Ну как, многодумный, земля перевернута?
Что? Найдена точка опоры?
Тоскливый скрипач смычком обрабатывает
на плачущей скрипке глухое анданте,
и часто - старухой, крючкастой, горбатою,
в дверях появляется Данте…
Дела у поэта не так ослепительны
(друг дома Виргилий увез Беатриче)…
Он перцем торгует в базарной обители,
забыты сонеты и притчи…
Но чудится - вот-вот навяжется тема,
а мысль налетит на другую - погонщица
за чашкою кофе начнется поэма,
за чашкою кофе окончится…
Костяшками игр скликаются столики;
крива потолка дымовая парабола.
Скрипач на подмостках трясется от коликов;
Философы шепчут: - Какая пора была!..
О, детство, бегущее в памяти промельком!
В огне камелька откипевший кофейник…
О, тихо качающиеся за домиком
прохладные пальмы кофейни.
Стоят и не валятся дымные, старые
лачуги, которым свалиться пристало…
А люди восходят и сходят, усталые, -
о, жизнь! - с твоего пьедестала!
1926
***
Товарищи,
сердце стареет,
все глуше оно, все слабей.
И просит меня: «Поскорее
скажи кое-что о себе».
Мне ночь не страшна,
и, поверьте,
сейчас, на земле, наяву
я жив не тревогой о смерти,
я будущим вашим живу.
Я счастлив, что кончился ужас,
что мин уже нет на полях,
и, мертвый, я вновь нахожу вас
гуляющих там,
в тополях.
Прикинувшись деревом старым,
неузнанный,
я узнаю,
что бродите вы по бульварам,
любовь обнимая свою.
И знаю:
не быть повторенью
ни жизни моей, ни любви.
Так радуйтесь стихотворенью,
где живы и любите вы.
1946
Click to viewМузыка Модеста Табачникова, слова Семёна Кирсанова.
У ЧЕРНОГО МОРЯ
Есть город, который я вижу во сне,
О, если б вы знали, как дорог
У Чёрного моря явившийся мне
В цветущих акациях город (2 раза)
У Чёрного моря.
Есть море, в котором я плыл и тонул,
И на берег вытащен, к счастью,
Есть воздух, который я в детстве вдохнул
И вдоволь не мог надышаться (2 раза)
У Чёрного моря.
Вовек не забуду бульвар и маяк,
Огни пароходов живые,
Скамейку, где мы, дорогая моя,
В глаза посмотрели впервые (2 раза)
У Чёрного моря.
Родная земля, где мой друг одессит
Лежал, обжигаемый боем,
Недаром венок ему родиной свит,
И назван наш город героем (2 раза)
У Чёрного моря.
А жизнь остаётся прекрасной всегда -
Состарился ты или молод,
Но каждой весной меня тянет туда,
В Одессу - мой солнечный город (2 раза)
У Чёрного моря.
1953
ПРОСТО
Нет проще рева львов
и шелеста песка.
Ты просто та любовь,
которую искал.
Ты - просто та,
которую искал,
святая простота
прибоя волн у скал.
Ты просто так
пришла и подошла,
сама - как простота
земли, воды, тепла.
Пришла и подошла,
и на песке - следы
горячих львиных лап
с вкрапленьями слюды.
Нет проще рева львов
и тишины у скал.
Ты просто та любовь,
которую искал.
1956
***
Композитор - Марк Минков, поэт - Семен Кирсанов.
Эти летние дожди,
эти радуги и тучи, -
мне от них
как будто лучше,
будто что-то впереди.
Будто будут острова,
необычные поездки,
на цветах -
росы подвески,
вечно свежая трава.
Будто будет жизнь, как та,
где давно уже я не был,
на душе,
как в синем небе
после ливня - чистота...
Но опомнись - рассуди,
как непрочны,
как летучи
эти радуги и тучи,
эти летние дожди.
<1966>
Жил-был - я.
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил...)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
жил-был я.)
Помнится, что жил.
Зной, дождь, гром.
(Мокрые бульвары...)
Ночь. Свет глаз.
(Локон у плеча...)
Шли всю ночь.
(Листья обрывали...)
«Мы», «ты», «я»
нежно лепеча.
Знал соль слез
(Пустоту постели...)
Ночь без сна
(Сердце без тепла) -
гас, как газ,
город опустелый.
(Взгляд без глаз,
окна без стекла).
Где ж тот снег?
(Как скользили лыжи!)
Где ж тот пляж?
(С золотым песком!)
Где тот лес?
(С шепотом - «поближе».)
Где тот дождь?
(«Вместе, босиком!»)
Встань. Сбрось сон.
(Не смотри, не надо...)
Сон не жизнь.
(Снилось и забыл).
Сон как мох
в древних колоннадах.
(Жил-был я...)
Вспомнилось, что жил.
[1968], «Строки в скобках», Семен Кирсанов.
«Строки в скобках» очень понравились композитору Давиду Тухманову, он довольно быстро написал на них песню, которую решил в 1972 году включить в запись своей первой авторской пластинки «Как прекрасен этот мир». Исполнить песню было предложено Александру Градскому, но перед самой записью цензуре не понравилось упоминание о постели. Чтобы оставить песню в альбоме, потребовалось изменить стихи. Тухманов позвонил домой Кирсанову, представился и изложил ситуацию. Поэт сначала возмущённо ответил: «Не хотят - как хотят», но потом смягчился и попросил перезвонить через две недели. В назначенный срок композитор долго не мог дозвониться пока не застал поэта. Кирсанов произнёс: «„Нежилые стены“. „Нежилые стены“ вместо „пустоту постели“», и повесил трубку, не оставив Тухманову возможности поблагодарить. Пластинка была записана. В декабре того же года Семен Исаакович Кирсанов скончался.
А вот еще ссылочка на пост пятилетней давности, там есть, что в этот пост не поместилось)
https://vazart.livejournal.com/1724482.html