РУСЛАНОВСКИЕ ВАЛЕНКИ
В двухсотмиллионном зале
Русланова по телевидению,
и все, что глаза не сказали,
подглазные тени выдали.
Немолоды плечи и волосы,
в глубоких морщинах -
надбровье,
и все же в искусстве нет возраста,
когда оно -
голос народа.
То церкви с размаху разламывая,
то их воскрешая старательно,
Россия
росла
под Русланову -
под песни с хрипинкой,
с царапинкой.
Теперь я вполне приоделся,
но все же забыть мне нельзя,
как в полуголодном детстве
Русланову слушал, -
нося
валенки,
валенки,
неподшиты,
стареньки.
И вот она вновь на виду,
столькое перетерпевшая,
в четырнадцатом году
солдатам Брусилова певшая.
Купец,
стеганувший кнутом,
и голод -
все было испытано.
Страданья артиста
потом
становятся праздником зрителя.
Поет,
как свершает обряд,
поет,
как в избе у окошка,
и слезы над ликом горят,
как горестный бисер кокошника.
И мы отстоим тебя,
Дон,
и мы отстоим тебя,
Волга,
от пошлых эстрадных мадонн
всемирно безликого толка.
Не выдадим песню свою,
как мы отстояли навеки
в Отечественную войну
отечественные реки,
когда мы с «Ура!» громовым
и с песнями в глотках рисковых
рванули вперед,
на Берлин
из страшных снегов подмосковных -
в валенках,
в валенках,
в неподшитых,
стареньких…
15 июля 1971
Click to view