моя подборка стихов замечательного поэта и барда.
АЭРОПОРТЫ XIX ВЕКА
Click to view
Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека...
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Сидеть нам вместе до утра,-
Давайте с вами познакомимся получше.
Из града славного Петра
Куда, скажите, вы торопитесь, поручик?
В края обвалов и жары,
Под брань начальства и под выстрелы абрека.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Куда ни ехать, ни идти,
В любом столетии, в любое время года
Разъединяют нас пути,
Объединяет нас лихая непогода.
О, как к друг другу мы добры,
Когда бесчинствует распутица на реках!..
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Какая общность в этом есть?
Какие зыбкие нас связывают нити?
Привычно чокаются здесь
Поэт с фельдъегерем - гонимый и гонитель.
Оставим споры до поры,
Вино заздравное - печали лучший лекарь.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Пора прощаться нам, друзья,-
Окошко низкое в рассветной позолоте.
Неся нас в разные края,
Рванутся тройки, словно лайнеры на взлёте.
Похмелье карточной игры,
Тоска дорожная да будочник-калека...
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Август 1971, Ленинград
***
В старинном соборе играет орган
Среди суеты Лиссабона.
Тяжелое солнце, садясь в океан,
Горит за оградой собора.
Романского стиля скупые черты,
Тепло уходящего лета.
О чем, чужеземец, задумался ты
В потоке вечернего света?
О чем загрустила недолгая плоть
Под каменной этой стеною, -
О сыне, которого не дал Господь?
О жизни, что вся за спиною?
Скопление чаек кружит, как пурга,
Над берега пестрою лентой.
В пустынном соборе играет орган
На самом краю континента,
Где нищий, в лиловой таящийся мгле,
Согнулся у входа убого.
Не вечно присутствие нас на Земле,
Но вечно присутствие Бога.
Звенит под ногами коричневый лист,
Зеленый и юный вчера лишь.
Я так сожалею, что я атеист, -
Уже ничего не исправишь.
1986
ГОРНЫЙ ИНСТИТУТ
Наш студенческий сборник сожгли в институтском дворе,
В допотопной котельной, согласно решенью парткома.
Стал наш блин стихотворный золы неоформленным комом
В год венгерских событий, на хмурой осенней заре.
Возле топкого края василеостровской земли,
Где готовились вместе в геологи мы и в поэты,
У гранитных причалов поскрипывали корабли,
И шуршала Нева - неопрятная мутная Лета.
Понимали не сразу мы, кто нам друзья и враги,
Но все явственней слышался птиц прилетающих гомон,
И редели потемки, и нам говорили: «Не ЛГИ» -
Три латунные буквы, приклепанные к погонам.
Ветер Балтики свежей нам рифмы нашептывал, груб.
Нас манили руда и холодный арктический пояс.
Не с того ли и в шифрах учебных студенческих групп
Содержалось тогда это слово щемящее «поиск»?
Воронихинских портиков временный экипаж,
Мы держались друг друга, но каждый не знал себе равных.
Не учили нас стилю, и стиль был единственный наш:
«Ничего кроме правды, клянусь, - ничего кроме правды!»
Не забыть, как, сбежав от занятий унылых и жен,
У подножия сфинкса, над невскою черною льдиной,
Пили водку из яблока, вырезанного ножом,
И напиток нехитрый занюхивали сердцевиной.
Что еще я припомню об этой далекой поре,
Где портреты вождей и дотла разоренные церкви?
Наши ранние строки сожгли в институтском дворе
И развеяли пепел - я выше не знаю оценки.
И когда вспоминаю о времени первых потерь,
Где сознание наше себя обретало и крепло,
Не костры экспедиций стучатся мне в сердце теперь,
А прилипчивый запах холодного этого пепла.
1992
ЛЕГКОСТЬ БЫТИЯ
За легкость бытия приходится платить.
Чем легче бытие, тем тяжелей расплата,
Когда порвется вдруг связующая нить,
И в прежнее житье не отыскать возврата.
Назначенный на слом, уже не в силах я
Бежать на волнолом вдогонку за Ассолью,
И легкость моего земного бытия
Откликнется потом невыносимой болью.
Неверно мы живем, - сказал приятель мой,
Хотя немало дней и сам он жил неверно.
Мне блочный этот дом с промозглою зимой
Становится милей, чем дальняя таверна.
Не следует в беде надеяться опять
На утреннюю гладь и ветерок попутный.
Не сыщешь места, где уютно умирать,
Поскольку умирать повсюду неуютно.
Забудь меня, забудь: дорога коротка
От утренних венер до мыслей полуночных,
Где сдавливает грудь кромешная тоска,
Как сдавливает нерв разбитый позвоночник.
2006
ЛЮБИМЫЕ ПОЭТЫ
Оглянешься - а вокруг враги;
Руки протянешь - и нет друзей;
Но если он скажет: «Солги»,- солги.
Но если он скажет: «Убей», - убей
Эдуард Багрицкий
В покаянии позднем для нас утешения нету.
Мы шагали в строю и кричали злодеям «Ура»!
Виноваты Багрицкий, а также другие поэты,
Что воспели убийство, как высшую степень добра.
Маяковский, который писал революции оды,
(И себя самого расстрелял он за это потом).
Я любил их стихи в те далекие школьные годы,
У безумной истории на повороте крутом.
И хоть сами они никого не убили ни разу,
Вспоминая о них, потому ощущаю я грусть,
Что расстрельные после подписывали приказы,
Те, кто эти стихи повторяли себе наизусть.
Не забыть и до смерти поэзии этой уроки.
Расходились круги по поверхности темных зыбей,
И наивных мальчишек учили звенящие строки:
«Если надо, солги», и еще: «Если надо, убей».
И опять вспоминаю я строки проклятые эти,
И с собою самим продолжаю немой разговор.
Тот, кто звал убивать, перед Богом в таком же ответе,
Как и тот конвоир, что уже передернул затвор.
2016