В день рождения Натальи Крандиевской-Толстой (1888 - 1963)
моя подборка её стихов.
СЛОВА
Я помню - нежными горячими словами
Баюкал ты меня. И было счастье с нами.
Так сладко в полусне кружилась голова.
Но дни прошли… И вот засохшими губами
Шепчу самой себе бессонными ночами
Смешные, жалкие, забытые слова!
1906
***
Как высказать себя в любви?
Не доверяй зовущим взглядам.
Знакомым сердце не зови
С тобою бьющееся рядом.
Среди людей, в мельканьи дней,
Спроси себя: кого ты знаешь?
Ах, в мертвый хоровод теней
Живые руки ты вплетаешь!
И кто мне скажет, что ищу
У милых глаз в лазури тёмной?
Овеяна их тишью дрёмной,
О чем томительно грущу?
Хочу ли тайной жизни реку
В колодцы светлые замкнуть?
О, если б ведать трудный путь
От человека к человеку!
Ноябрь 1911
* * *
А. Н. Толстому
Для каждого есть в мире звук,
Единственный, неповторённый.
Его в пути услышишь вдруг
И, дрогнув, ждешь заворожённый.
Одним звучат колокола
Воспоминанием сладчайшим,
Другим - звенящая игла
Цикад над деревенской чащей.
Поющий рог, шумящий лист,
Органа гул, простой и строгий,
Разбойничий, недобрый свист
Над темной полевой дорогой.
Шагов бессонный стук в ночи,
Морей тяжелое дыханье,
И все струи и все ключи
Пронзают бедное сознанье.
А мне одна поет краса!
То рокоча, то замирая,
Кристальной фуги голоса
Звенят воспоминаньем рая.
О строгий, солнечный уют!
Я слышу: в звуках этих голых
Четыре ангела поют -
Два огорченных, два веселых.
Весна 1916
* * *
Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной
Качала нежность лебединое крыло.
Ты стала матерью, женой старозаветной....
Из теплой горницы сквозь ясное стекло
Следишь испуганно за тучей грозовою,
Ползущей медленно и верно, как судьба.
Ты молишь: - Господи, невинны пред Тобою
Младенец мой и муж, и я - твоя раба, -
Спаси и сохрани нас, ласковое чудо!..
Но чудо близится в стенаниях, в огне,
И гневный Серафим спускается оттуда,
Неся два пламени, как крылья на спине.
На домике твоем убогую солому
Зажег он, пролетев, и голос из огня,
Подобный музыке и медленному грому,
Воззвал: - Идите все погибнуть за Меня!
И встал огонь и дым свечою многоцветной
Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной.
Прими же, Господи, и этот бедный дым,
С великим милосердием Твоим!
Париж, январь 1921
***
Ах, сердцу смертному нужна заноза.
Несовершенства слаще нам любить...
<1921 или 1922>
***
Недоброй славы не бегу.
Пускай порочит тот, кто хочет.
И смерть на невском берегу
Напрасно карты мне пророчат.
Я не покину город мой,
Венчанный трауром и славой,
Здесь каждый камень мостовой -
Свидетель жизни величавой.
Здесь каждый памятник воспет
Стихом пророческим поэта,
Здесь Пушкина и Фальконета
Вдвойне бессмертен силуэт.
О память! Верным ты верна.
Твой водоем на дне колышет
Знамена, лица, имена, -
И мрамор жив, и бронза дышит.
И променять на бытиё
За тишину в глуши бесславной
Тебя, наследие моё,
Мой город великодержавный?
Нет! Это значило б предать
Себя на вечное сиротство,
За чечевицы горсть отдать
Отцовской славы первородство.
1941
Два из цикла "Памяти А.Н. Толстого":
III
Я желтый мак на стол рабочий
В тот день поставила ему.
Сказал: ≪А знаешь, между прочим,
Цветы вниманью моему
Собраться помогают очень≫.
И поворачивал букет,
На огоньки прищурясь мака.
В окно мансарды, на паркет
Плыл Сены отраженный свет,
Павлин кричал в саду Бальзака.
И дня рабочего покой,
И милый труд оберегая,
Сидела рядом я с иглой,
Благоговея и мечтая
Над незаконченной канвой.
Далекий этот день в Пасси
Ты, память, бережно неси.
VI
Торжественна и тяжела
Плита, придавившая плоско
Могилу твою, а была
Обещана сердцу березка.
К ней, к вечно зеленой вдали
Шли в ногу мы долго и дружно,-
Ты помнишь? И вот - не дошли.
Но плакать об этом не нужно.
Ведь жизнь мудрена, и труды
Предвижу немалые внукам:
Распутать и наши следы
1945 -1946
***
Не двигаться, не шевелиться,
Так ближним меньше беспокойства.
Вот надобно к чему стремиться,
В чем видеть мудрость и геройство.
А, в общем, грустная история.
Жизнь - промах, говоря по-русски,
Когда она лишь категория
Обременительной нагрузки.
Май 1961
***
Мне не спится и не рифмуется,
И ни сну, ни стихам не умею помочь.
За окном уж с зарею целуется
Полуночница - белая ночь.
Все разумного быта сторонники
На меня уж махнули рукой
За режим несуразный такой,
Но в стакане, там, на подоконнике,
Отгоняя и сон, и покой,
Пахнет счастьем белый левкой.
Лето 1961
***
Где-то там, вероятно, в пределах иных
Мёртвых больше, чем нас, живых,
И от них никуда не уйти.
Всё равно, будем мы во плоти
Или станем тенями без плоти,
Но живущим и жившим - нам всем по пути,
И мы все на едином учёте.
И цари, и плебеи, и триумвират,
И полки безымянно погибших солдат,
И Гомер, и Пракситель, и старец Сократ -
Все посмертно в единый становятся ряд.
Рядом тени-пигмеи и тени-громады,
Величавые тени героев Эллады,
Сохраняющие в веках
Не один только пепел и прах,
Но и мудрость, и мрамор, и стих Илиады.
1961
***
От суетных отвыкла дел,
А стόящих - не так уж много,
И, если присмотреться строго,
Есть и у стόящих предел.
Мне умники твердили с детства:
«Всё видеть - значит всё понять»,
Как будто зрение не средство,
Чтобы фантазию унять.
Но пощади мои утехи,
Преобразующие мир.
Кому мешают эти вехи
И вымыслов ориентир?
1961
СЛОВА
Я помню - нежными горячими словами
Баюкал ты меня. И было счастье с нами.
Так сладко в полусне кружилась голова.
Но дни прошли… И вот засохшими губами
Шепчу самой себе бессонными ночами
Смешные, жалкие, забытые слова!
1906
***
Как высказать себя в любви?
Не доверяй зовущим взглядам.
Знакомым сердце не зови
С тобою бьющееся рядом.
Среди людей, в мельканьи дней,
Спроси себя: кого ты знаешь?
Ах, в мертвый хоровод теней
Живые руки ты вплетаешь!
И кто мне скажет, что ищу
У милых глаз в лазури тёмной?
Овеяна их тишью дрёмной,
О чем томительно грущу?
Хочу ли тайной жизни реку
В колодцы светлые замкнуть?
О, если б ведать трудный путь
От человека к человеку!
Ноябрь 1911
* * *
А. Н. Толстому
Для каждого есть в мире звук,
Единственный, неповторённый.
Его в пути услышишь вдруг
И, дрогнув, ждешь заворожённый.
Одним звучат колокола
Воспоминанием сладчайшим,
Другим - звенящая игла
Цикад над деревенской чащей.
Поющий рог, шумящий лист,
Органа гул, простой и строгий,
Разбойничий, недобрый свист
Над темной полевой дорогой.
Шагов бессонный стук в ночи,
Морей тяжелое дыханье,
И все струи и все ключи
Пронзают бедное сознанье.
А мне одна поет краса!
То рокоча, то замирая,
Кристальной фуги голоса
Звенят воспоминаньем рая.
О строгий, солнечный уют!
Я слышу: в звуках этих голых
Четыре ангела поют -
Два огорченных, два веселых.
Весна 1916
* * *
Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной
Качала нежность лебединое крыло.
Ты стала матерью, женой старозаветной....
Из теплой горницы сквозь ясное стекло
Следишь испуганно за тучей грозовою,
Ползущей медленно и верно, как судьба.
Ты молишь: - Господи, невинны пред Тобою
Младенец мой и муж, и я - твоя раба, -
Спаси и сохрани нас, ласковое чудо!..
Но чудо близится в стенаниях, в огне,
И гневный Серафим спускается оттуда,
Неся два пламени, как крылья на спине.
На домике твоем убогую солому
Зажег он, пролетев, и голос из огня,
Подобный музыке и медленному грому,
Воззвал: - Идите все погибнуть за Меня!
И встал огонь и дым свечою многоцветной
Над жизнью маленькой, нехитрой, незаметной.
Прими же, Господи, и этот бедный дым,
С великим милосердием Твоим!
Париж, январь 1921
***
Ах, сердцу смертному нужна заноза.
Несовершенства слаще нам любить...
<1921 или 1922>
***
Недоброй славы не бегу.
Пускай порочит тот, кто хочет.
И смерть на невском берегу
Напрасно карты мне пророчат.
Я не покину город мой,
Венчанный трауром и славой,
Здесь каждый камень мостовой -
Свидетель жизни величавой.
Здесь каждый памятник воспет
Стихом пророческим поэта,
Здесь Пушкина и Фальконета
Вдвойне бессмертен силуэт.
О память! Верным ты верна.
Твой водоем на дне колышет
Знамена, лица, имена, -
И мрамор жив, и бронза дышит.
И променять на бытиё
За тишину в глуши бесславной
Тебя, наследие моё,
Мой город великодержавный?
Нет! Это значило б предать
Себя на вечное сиротство,
За чечевицы горсть отдать
Отцовской славы первородство.
1941
Два из цикла "Памяти А.Н. Толстого":
III
Я желтый мак на стол рабочий
В тот день поставила ему.
Сказал: ≪А знаешь, между прочим,
Цветы вниманью моему
Собраться помогают очень≫.
И поворачивал букет,
На огоньки прищурясь мака.
В окно мансарды, на паркет
Плыл Сены отраженный свет,
Павлин кричал в саду Бальзака.
И дня рабочего покой,
И милый труд оберегая,
Сидела рядом я с иглой,
Благоговея и мечтая
Над незаконченной канвой.
Далекий этот день в Пасси
Ты, память, бережно неси.
VI
Торжественна и тяжела
Плита, придавившая плоско
Могилу твою, а была
Обещана сердцу березка.
К ней, к вечно зеленой вдали
Шли в ногу мы долго и дружно,-
Ты помнишь? И вот - не дошли.
Но плакать об этом не нужно.
Ведь жизнь мудрена, и труды
Предвижу немалые внукам:
Распутать и наши следы
1945 -1946
***
Не двигаться, не шевелиться,
Так ближним меньше беспокойства.
Вот надобно к чему стремиться,
В чем видеть мудрость и геройство.
А, в общем, грустная история.
Жизнь - промах, говоря по-русски,
Когда она лишь категория
Обременительной нагрузки.
Май 1961
***
Мне не спится и не рифмуется,
И ни сну, ни стихам не умею помочь.
За окном уж с зарею целуется
Полуночница - белая ночь.
Все разумного быта сторонники
На меня уж махнули рукой
За режим несуразный такой,
Но в стакане, там, на подоконнике,
Отгоняя и сон, и покой,
Пахнет счастьем белый левкой.
Лето 1961
***
Где-то там, вероятно, в пределах иных
Мёртвых больше, чем нас, живых,
И от них никуда не уйти.
Всё равно, будем мы во плоти
Или станем тенями без плоти,
Но живущим и жившим - нам всем по пути,
И мы все на едином учёте.
И цари, и плебеи, и триумвират,
И полки безымянно погибших солдат,
И Гомер, и Пракситель, и старец Сократ -
Все посмертно в единый становятся ряд.
Рядом тени-пигмеи и тени-громады,
Величавые тени героев Эллады,
Сохраняющие в веках
Не один только пепел и прах,
Но и мудрость, и мрамор, и стих Илиады.
1961
***
От суетных отвыкла дел,
А стόящих - не так уж много,
И, если присмотреться строго,
Есть и у стόящих предел.
Мне умники твердили с детства:
«Всё видеть - значит всё понять»,
Как будто зрение не средство,
Чтобы фантазию унять.
Но пощади мои утехи,
Преобразующие мир.
Кому мешают эти вехи
И вымыслов ориентир?
1961