7 декабря. Столетние строки
из дневника Корнея Чуковского за 1920 год:
7 декабря. Вчера я имел очень большой успех - во время повторения лекции о Муравьеве. Ничего такого я не ждал. Во-первых, была приятная теснота и давка - стояли в проходах, у стен, не хватило стульев. Приняли холодно, ни одного хлопка, но потом - все теплее и теплее, в смешных местах много смеялись - и вообще приласкали меня. Маяковский послушал 5 минут и ушел. Были старички, лысые - не моя публика. Барышень мало. Когда я кончил и ушел к Мише Слонимскому, меня вызвали какие-то девы
и потребовали, чтобы я прочитал о Маяковском. - У Маяковского я сидел весь день - между своей утренней лекцией в Красноармейском университете и - вечерней. Очень метко сказала о нем Лили Юрьевна: «Он теперь обо всех говорит хорошо, всех хвалит, все ему нравятся». Это именно то, что заметил в нем я, - большая перемена. «Это оттого, что он стал уверен в себе», - сказал я. «Нет, напротив, он каждую минуту сомневается в себе», - сказала она. Она по-прежнему радушна - и кто ни придет: «кушайте, пожалуйста». Это слово «кушайте» не сходит у нее с языка. Вчера она кормила безрукого какого-то филолога* и какую-то приезжую танцовщицу. Пришла Марья Сергеевна платить Маяковскому гонорар. Он взял 150 000 не считая, не пожелал смотреть счет, угостил ее пирожным и преувеличенно любезно потчевал ее. В Доме Искусств он разоряется на пирожном: ловко, скоро, умело накладывает на блюдо штук тридцать печений и платит десятки тысяч. Ванну принимали они вдвоем - сразу. Она рассказывала мне, как шофер Троцкого и какие-то другие хулиганы выхватывают на улицах Москвы самых красивых барышень, завозят в лес - и там насилуют. Она знает все эти подробности от своего мужа, следователя Чеки, Брика. Все утро Маяковский искал у нас в библиотеке Дюма, а после обеда учил Лили играть на биллиарде. Она говорит, что ей 29 лет, ему лет 27-28, он любит ее благодушно и спокойно. Я записал его стихи о Солнце* - в чтении они произвели на меня большое впечатление, а в написанном виде - почти никакого. Он говорит, что мой «Крокодил» известен каждому московскому ребенку.
7 декабря. Вчера я имел очень большой успех - во время повторения лекции о Муравьеве. Ничего такого я не ждал. Во-первых, была приятная теснота и давка - стояли в проходах, у стен, не хватило стульев. Приняли холодно, ни одного хлопка, но потом - все теплее и теплее, в смешных местах много смеялись - и вообще приласкали меня. Маяковский послушал 5 минут и ушел. Были старички, лысые - не моя публика. Барышень мало. Когда я кончил и ушел к Мише Слонимскому, меня вызвали какие-то девы
и потребовали, чтобы я прочитал о Маяковском. - У Маяковского я сидел весь день - между своей утренней лекцией в Красноармейском университете и - вечерней. Очень метко сказала о нем Лили Юрьевна: «Он теперь обо всех говорит хорошо, всех хвалит, все ему нравятся». Это именно то, что заметил в нем я, - большая перемена. «Это оттого, что он стал уверен в себе», - сказал я. «Нет, напротив, он каждую минуту сомневается в себе», - сказала она. Она по-прежнему радушна - и кто ни придет: «кушайте, пожалуйста». Это слово «кушайте» не сходит у нее с языка. Вчера она кормила безрукого какого-то филолога* и какую-то приезжую танцовщицу. Пришла Марья Сергеевна платить Маяковскому гонорар. Он взял 150 000 не считая, не пожелал смотреть счет, угостил ее пирожным и преувеличенно любезно потчевал ее. В Доме Искусств он разоряется на пирожном: ловко, скоро, умело накладывает на блюдо штук тридцать печений и платит десятки тысяч. Ванну принимали они вдвоем - сразу. Она рассказывала мне, как шофер Троцкого и какие-то другие хулиганы выхватывают на улицах Москвы самых красивых барышень, завозят в лес - и там насилуют. Она знает все эти подробности от своего мужа, следователя Чеки, Брика. Все утро Маяковский искал у нас в библиотеке Дюма, а после обеда учил Лили играть на биллиарде. Она говорит, что ей 29 лет, ему лет 27-28, он любит ее благодушно и спокойно. Я записал его стихи о Солнце* - в чтении они произвели на меня большое впечатление, а в написанном виде - почти никакого. Он говорит, что мой «Крокодил» известен каждому московскому ребенку.