70 лет со дня рождения Михаила Анищенко-Шелехметского (9.11.1950 -24.11.2012)
Моя подборка стихов поэта-земляка.
НОВЫЙ ГОД
(10 класс)
Как это вышло? Не знает никто.
Там, где мы чуда хотели,
Ты, словно ёлка, в зелёном пальто
Вышла из белой метели.
Ёлки зелёные! Запах коры!
Давних загадок посевы!
А у меня - золотые шары,
Бусы - из слёз королевы!
Правую руку подав январю,
Встав на пути снегопада,
«Девочка, Оля, - сказал я, - Дарю!»
Ты прошептала: «Не надо».
И пролетело вдоль окон цветных,
Мимо пивнушек и чайных:
«Я не люблю украшений пустых,
И увлечений случайных!»
Как это вышло? Обида и шок.
Крикнул я в долю-недолю:
«Я не срублю тебя под корешок,
И никому не позволю!»
Ты уходила. Я стыл на ветру,
Злой и бессильный, как кукиш.
«Если уйдёшь, я напьюсь и умру!»
«Что же, умри, если любишь!»
Ты оглянулась из тучи людей
Тайной неведомой девы.
И засияли на шее твоей
Бусы из слёз королевы.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
На темном крыльце, замерзая,
Теряя ко мне интерес,
Ты что-нибудь знаешь, родная,
Про снег, убежавший с небес?
Здесь ночи из черного крепа,
И голос прощальный дрожит…
Зачем же он с ясного неба
На темную землю бежит?
Прощаясь со мной на пороге,
Скажи, на ладони дыша,
Зачем он лежит на дороге,
Растоптанный, словно душа?
И нет в нем ни злости, ни гнева.
И кто в том, скажи, виноват,
Что снег, убегающий с неба,
Не помнит дороги назад?..
ПОБЕДА
Необъятный простор мне отцом заповедан!
На девятом листке не горит календарь.
Вся Европа сжимается в слове «Победа»,
Как шагренева кожа, в дрожащую тварь.
Ещё вынесет много обмана бумага,
Ещё бросят историю под ноги злу…
Но проходит сквозь дыры победного флага
Вся история мира, как нитка в иглу.
* * *
Под корягой, на дне, за кривою излукой,
Видно, зря покрывался я новым жирком.
Я счастливый карась, недоеденный щукой,
Но уже заглотнувший крючок с червяком.
Меня тянет наверх чья-то страшная сила.
Знать, напрасно кручу я остатком хвоста…
И напрасно вчера моя мать голосила,
Припадая во тьме к отраженью креста.
Так кончается прошлое - зло и убого,
Поднимается к облаку кончик уды…
Ослепительный свет. Вижу старого Бога,
Что стоит вместе с сыном у самой воды…
***
И я начинал понимать напоследок,
Как любит солома лобзанье огня.
Любовь, как деление раковых клеток,
Во мне умножалась, съедая меня.
Вот так наступала пора для признанья,
Что жизнь, как и прежде, скудна и сера,
Что я марширую по плацу незнанья
Всё в той же потешной шеренге Петра.
ВЕТЕР
Один, на рассвете, с тоскою ворон,
Беснуется ветер на сорок сторон.
Играет ладами кромешной тоски
Над долгими льдами кричащей реки.
Ломает суставы промокших лесов,
Сметает заставы уснувших богов,
Беснуется узник над крышей тюрьмы,
Где шариком в лузе качаемся мы.
Срывает одежды, бросает в гробы
Осколки надежды, обрывки судьбы;
Уносит, что было, потёмки и рань,
Вселенское быдло, да богову срань.
Он мстит и карает, клянётся в любви,
И лёд отрывает, как тромбы в крови.
И вновь, без вопросов, как боль или стон,
Двенадцать матросов идут за Христом.
ШИНЕЛЬ
Когда по родине метель
Неслась, как сивка-бурка,
Я снял с Башмачкина шинель
В потёмках Петербурга.
Была шинелька хороша,
Как раз - и мне, и внукам.
Но начинала в ней душа
Хождение по мукам.
Я вспоминаю с «ох» и «ух»
Ту страшную обновку.
Я зарубил в ней двух старух
И отнял Кистенёвку.
Шинель вела меня во тьму,
В капканы, в паутину.
Я в ней ходил топить Муму
И мучить Катерину.
Я в ней, на радость воронью,
Лежал в кровище немо,
Но пулей царскую семью
Потом спровадил в небо.
Я в ней любил дрова рубить
И петли вить на шее.
Мне страшно дальше говорить,
Но жить ещё страшнее.
Над прахом вечного огня,
Над скрипом пыльной плахи,
Всё больше веруют в меня
Воры и патриархи!
Никто не знает на земле,
Кого когда раздели,
Что это я сижу в Кремле
В украденной шинели.
ДЛЯ МАЛОГО СТАДА
Больше тайна не скрыта печатями. Прочитай до конца и держись.
Приговор утверждён окончательно: «Мир погибнет. Останется жизнь».
Не спасутся артисты и зрители, всё свершается ныне и днесь.
Это нам предстоит упоительно потерять всё, что было и есть.
Скоро с бледной усмешкою гения, словно в строчках босого Басё,
Из туманного лона знамения выйдет месяц, решающий всё.
Вот и жди, умирая от нежности, разводя разноцветный туман,
Тридцать дней и ночей неизбежности, что предсказывал нам Иоанн.
Засияют небесные лезвия, станут пылью земной торгаши;
И откроется (после возмездия) невозможная тайна души.
19.11.2012
ЦАП-ЦАРАП
Звёздный час пришёл невольно,
Как с ночной галеры раб.
Отчего же сердцу больно:
Цап-царап да цап-царап?
Молоко горчит, а пенка,
Словно сладкое желе.
Зря ты, Женя Евтушенко,
Помогал мне на земле.
Не осталось, Женя, веры,
Всё отбито на испод.
Не хочу бежать с галеры
В мир банановых господ.
Полно стынуть на морозе!
Пусть живут подольше, брат,
И в стихах твоей, и в прозе:
Цап-царап да цап-царап.
Проводи меня, Евгений,
В нищету мою и грусть.
Пусть во мне вздыхает гений,
Я с ним дома разберусь.
* * *
Я жить хочу. Я умирать не стану.
Я всех чертей из дома разгоню.
И на рассвете, как травинка, встану,
И никого ни в чём не обвиню.
Я жить хочу, хотя и не умею…
Но, став травинкой, видимо, смогу.
И осенью спокойно пожелтею,
Как все другие травы на лугу.
А что душа? Душа душою будет.
И тихо воспаряя надо мной,
Она грехи навеки позабудет,
Как боль и страх - излеченный больной.
НОВЫЙ ГОД
(10 класс)
Как это вышло? Не знает никто.
Там, где мы чуда хотели,
Ты, словно ёлка, в зелёном пальто
Вышла из белой метели.
Ёлки зелёные! Запах коры!
Давних загадок посевы!
А у меня - золотые шары,
Бусы - из слёз королевы!
Правую руку подав январю,
Встав на пути снегопада,
«Девочка, Оля, - сказал я, - Дарю!»
Ты прошептала: «Не надо».
И пролетело вдоль окон цветных,
Мимо пивнушек и чайных:
«Я не люблю украшений пустых,
И увлечений случайных!»
Как это вышло? Обида и шок.
Крикнул я в долю-недолю:
«Я не срублю тебя под корешок,
И никому не позволю!»
Ты уходила. Я стыл на ветру,
Злой и бессильный, как кукиш.
«Если уйдёшь, я напьюсь и умру!»
«Что же, умри, если любишь!»
Ты оглянулась из тучи людей
Тайной неведомой девы.
И засияли на шее твоей
Бусы из слёз королевы.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
На темном крыльце, замерзая,
Теряя ко мне интерес,
Ты что-нибудь знаешь, родная,
Про снег, убежавший с небес?
Здесь ночи из черного крепа,
И голос прощальный дрожит…
Зачем же он с ясного неба
На темную землю бежит?
Прощаясь со мной на пороге,
Скажи, на ладони дыша,
Зачем он лежит на дороге,
Растоптанный, словно душа?
И нет в нем ни злости, ни гнева.
И кто в том, скажи, виноват,
Что снег, убегающий с неба,
Не помнит дороги назад?..
ПОБЕДА
Необъятный простор мне отцом заповедан!
На девятом листке не горит календарь.
Вся Европа сжимается в слове «Победа»,
Как шагренева кожа, в дрожащую тварь.
Ещё вынесет много обмана бумага,
Ещё бросят историю под ноги злу…
Но проходит сквозь дыры победного флага
Вся история мира, как нитка в иглу.
* * *
Под корягой, на дне, за кривою излукой,
Видно, зря покрывался я новым жирком.
Я счастливый карась, недоеденный щукой,
Но уже заглотнувший крючок с червяком.
Меня тянет наверх чья-то страшная сила.
Знать, напрасно кручу я остатком хвоста…
И напрасно вчера моя мать голосила,
Припадая во тьме к отраженью креста.
Так кончается прошлое - зло и убого,
Поднимается к облаку кончик уды…
Ослепительный свет. Вижу старого Бога,
Что стоит вместе с сыном у самой воды…
***
И я начинал понимать напоследок,
Как любит солома лобзанье огня.
Любовь, как деление раковых клеток,
Во мне умножалась, съедая меня.
Вот так наступала пора для признанья,
Что жизнь, как и прежде, скудна и сера,
Что я марширую по плацу незнанья
Всё в той же потешной шеренге Петра.
ВЕТЕР
Один, на рассвете, с тоскою ворон,
Беснуется ветер на сорок сторон.
Играет ладами кромешной тоски
Над долгими льдами кричащей реки.
Ломает суставы промокших лесов,
Сметает заставы уснувших богов,
Беснуется узник над крышей тюрьмы,
Где шариком в лузе качаемся мы.
Срывает одежды, бросает в гробы
Осколки надежды, обрывки судьбы;
Уносит, что было, потёмки и рань,
Вселенское быдло, да богову срань.
Он мстит и карает, клянётся в любви,
И лёд отрывает, как тромбы в крови.
И вновь, без вопросов, как боль или стон,
Двенадцать матросов идут за Христом.
ШИНЕЛЬ
Когда по родине метель
Неслась, как сивка-бурка,
Я снял с Башмачкина шинель
В потёмках Петербурга.
Была шинелька хороша,
Как раз - и мне, и внукам.
Но начинала в ней душа
Хождение по мукам.
Я вспоминаю с «ох» и «ух»
Ту страшную обновку.
Я зарубил в ней двух старух
И отнял Кистенёвку.
Шинель вела меня во тьму,
В капканы, в паутину.
Я в ней ходил топить Муму
И мучить Катерину.
Я в ней, на радость воронью,
Лежал в кровище немо,
Но пулей царскую семью
Потом спровадил в небо.
Я в ней любил дрова рубить
И петли вить на шее.
Мне страшно дальше говорить,
Но жить ещё страшнее.
Над прахом вечного огня,
Над скрипом пыльной плахи,
Всё больше веруют в меня
Воры и патриархи!
Никто не знает на земле,
Кого когда раздели,
Что это я сижу в Кремле
В украденной шинели.
ДЛЯ МАЛОГО СТАДА
Больше тайна не скрыта печатями. Прочитай до конца и держись.
Приговор утверждён окончательно: «Мир погибнет. Останется жизнь».
Не спасутся артисты и зрители, всё свершается ныне и днесь.
Это нам предстоит упоительно потерять всё, что было и есть.
Скоро с бледной усмешкою гения, словно в строчках босого Басё,
Из туманного лона знамения выйдет месяц, решающий всё.
Вот и жди, умирая от нежности, разводя разноцветный туман,
Тридцать дней и ночей неизбежности, что предсказывал нам Иоанн.
Засияют небесные лезвия, станут пылью земной торгаши;
И откроется (после возмездия) невозможная тайна души.
19.11.2012
ЦАП-ЦАРАП
Звёздный час пришёл невольно,
Как с ночной галеры раб.
Отчего же сердцу больно:
Цап-царап да цап-царап?
Молоко горчит, а пенка,
Словно сладкое желе.
Зря ты, Женя Евтушенко,
Помогал мне на земле.
Не осталось, Женя, веры,
Всё отбито на испод.
Не хочу бежать с галеры
В мир банановых господ.
Полно стынуть на морозе!
Пусть живут подольше, брат,
И в стихах твоей, и в прозе:
Цап-царап да цап-царап.
Проводи меня, Евгений,
В нищету мою и грусть.
Пусть во мне вздыхает гений,
Я с ним дома разберусь.
* * *
Я жить хочу. Я умирать не стану.
Я всех чертей из дома разгоню.
И на рассвете, как травинка, встану,
И никого ни в чём не обвиню.
Я жить хочу, хотя и не умею…
Но, став травинкой, видимо, смогу.
И осенью спокойно пожелтею,
Как все другие травы на лугу.
А что душа? Душа душою будет.
И тихо воспаряя надо мной,
Она грехи навеки позабудет,
Как боль и страх - излеченный больной.