В день памяти Бориса Пастернака (1890 -1960)
сегодня 80 как живем оставшимися стихами поэта.
ВТОРАЯ БАЛЛАДА
На даче спят. B саду, до пят
Подветренном, кипят лохмотья.
Как флот в трехъярусном полете,
Деревьев паруса кипят.
Лопатами, как в листопад,
Гребут березы и осины.
На даче спят, укрывши спину,
Как только в раннем детстве спят.
Ревет фагот, гудит набат.
На даче спят под шум без плоти,
Под ровный шум на ровной ноте,
Под ветра яростный надсад.
Льет дождь, он хлынул с час назад.
Кипит деревьев парусина.
Льет дождь. На даче спят два сына,
Как только в раннем детстве спят.
Я просыпаюсь. Я объят
Открывшимся. Я на учете.
Я на земле, где вы живете,
И ваши тополя кипят.
Льет дождь. Да будет так же свят,
Как их невинная лавина…
Но я уж сплю наполовину,
Как только в раннем детстве спят.
Льет дождь. Я вижу сон: я взят
Обратно в ад, где всё в комплоте,
И женщин в детстве мучат тети,
А в браке дети теребят.
Льет дождь. Мне снится: из ребят
Я взят в науку к исполину,
И сплю под шум, месящий глину,
Как только в раннем детстве спят.
Светает. Мглистый банный чад.
Балкон плывет, как на плашкоте.
Как на плотах, кустов щепоти
И в каплях потный тес оград.
(Я видел вас раз пять подряд.)
Спи, быль. Спи жизни ночью длинной.
Усни, баллада, спи, былина,
Как только в раннем детстве спят.
1930
ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
У нас весною до зари
Костры на огороде,
Языческие алтари
На пире плодородья.
Перегорает целина
И парит спозаранку,
И вся земля раскалена,
Как жаркая лежанка.
Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжет, как глину.
Я стану где сильней припек,
И там, глаза зажмуря,
Покроюсь с головы до ног
Горшечною глазурью.
А ночь войдет в мой мезонин
И, высунувшись в сени,
Меня наполнит, как кувшин,
Водою и сиренью.
Она отмоет верхний слой
С похолодевших стенок
И даст какой-нибудь одной
Из здешних уроженок.
1930
ПРИБЛИЖЕНЬЕ ГРОЗЫ
Ты близко. Ты идешь пешком
Из города, и тем же шагом
Займешь обрыв, взмахнешь мешком
И гром прокатишь по оврагам.
Как допетровское ядро,
Он лугом пустится вприпрыжку
И раскидает груду дров
Слетевшей на сторону крышкой.
Тогда тоска, как оккупант,
Оцепит даль. Пахнет окопом.
Закаплет. Ласточки вскипят.
Всей купой в сумрак вступит тополь.
Слух пронесется по верхам,
Что, сколько помнят, ты до шведа,
И холод въедет в арьегард,
Скача с передовых разведок.
Как вдруг, очистивши обрыв,
Ты с поля повернешь, раздумав,
И сгинешь, так и не открыв
Разгадки шлемов и костюмов.
А завтра я, нырнув в росу,
Ногой наткнусь на шар гранаты
И повесть в комнату внесу,
Как в оружейную палату.
1941
Не слушай сплетен о другом.
Чурайся старых своден.
Ни в чем не меряйся с врагом,
Его пример не годен.
Чем громче о тебе галдеж,
Тем умолкай надменней.
Не довершай чужую ложь
Позором объяснений.
Ни с кем соперничества нет.
У нас не поединок.
Полмиру затмевает свет
Несметный вихрь песчинок.
Пусть тучи пыли до небес,
Ты высишься над прахом.
Вся суть твоя - противовес
Коричневым рубахам.
Ты взял над всякой спесью верх
С того большого часа,
Как истуканов ниспроверг
И вечностью запасся.
Оставь врагу его болты,
И медь и алюминий.
Твоей великой правоты
Нет у него в помине.
1941, "Русскому гению", Борис Пастернак.
Теперь два воспоминания о 1960 годе:
***
Окончилась его работа.
Дорога канула в овраг…
Закрыв глаза, он слушал что-то,
В безмолвный погружаясь мрак.
И над могилой сосны стыли,
И медлила гроза вдали.
И, тихо плача, подошли
Две женщины к его могиле -
Две славы, две судьбы его,
Две неутешные врагини…
Их примирило горе ныне,
Как вдруг открытое родство.
Он слушал их, прося прощенья
Стыдливой сомкнутостью рук,
Любовник радости весенней,
Печальной осени супруг.
Он отбывал,
прощаясь,
каясь,
В свою последнюю грозу,
Благословляя звездный хаос
И строгой родины красу.
Дмитрий Голубков.
ПАМЯТИ ПАСТЕРНАКА
Когда ушел из повседневья
Его единственный герой -
Мое пристанище в кочевье,
Ковчегом плывшее со мной.
Когда земное притяженье
Навеки потеряло смысл
И космонавты, в подтвержденье,
По центрифугам разбрелись, -
Хоть центрифуга - не примета:
Он тоже ей отмечен был,
Когда на старте два поэта
Померились размахом крыл, -
Когда он на одном дыханье
Закончил юности полет -
Единственное оправданье
Существованию вперед, -
Тогда прислушиваясь к морю,
Как пограничник на посту,
Я узнавал в нем твердь подспорья,
Его вознесшего к Христу.
Константин Богатырёв.
В 2004 году в Москву прилетел Квентин Тарантино, поводом послужила презентация его фильма «Убить Билла», но позднее режиссер признался, что прилетел только ради того, чтобы прийти к могиле Пастернака, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к человеку, который так повлиял на него, чьи стихи он знал с детства.
ВТОРАЯ БАЛЛАДА
На даче спят. B саду, до пят
Подветренном, кипят лохмотья.
Как флот в трехъярусном полете,
Деревьев паруса кипят.
Лопатами, как в листопад,
Гребут березы и осины.
На даче спят, укрывши спину,
Как только в раннем детстве спят.
Ревет фагот, гудит набат.
На даче спят под шум без плоти,
Под ровный шум на ровной ноте,
Под ветра яростный надсад.
Льет дождь, он хлынул с час назад.
Кипит деревьев парусина.
Льет дождь. На даче спят два сына,
Как только в раннем детстве спят.
Я просыпаюсь. Я объят
Открывшимся. Я на учете.
Я на земле, где вы живете,
И ваши тополя кипят.
Льет дождь. Да будет так же свят,
Как их невинная лавина…
Но я уж сплю наполовину,
Как только в раннем детстве спят.
Льет дождь. Я вижу сон: я взят
Обратно в ад, где всё в комплоте,
И женщин в детстве мучат тети,
А в браке дети теребят.
Льет дождь. Мне снится: из ребят
Я взят в науку к исполину,
И сплю под шум, месящий глину,
Как только в раннем детстве спят.
Светает. Мглистый банный чад.
Балкон плывет, как на плашкоте.
Как на плотах, кустов щепоти
И в каплях потный тес оград.
(Я видел вас раз пять подряд.)
Спи, быль. Спи жизни ночью длинной.
Усни, баллада, спи, былина,
Как только в раннем детстве спят.
1930
ЛЕТНИЙ ДЕНЬ
У нас весною до зари
Костры на огороде,
Языческие алтари
На пире плодородья.
Перегорает целина
И парит спозаранку,
И вся земля раскалена,
Как жаркая лежанка.
Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжет, как глину.
Я стану где сильней припек,
И там, глаза зажмуря,
Покроюсь с головы до ног
Горшечною глазурью.
А ночь войдет в мой мезонин
И, высунувшись в сени,
Меня наполнит, как кувшин,
Водою и сиренью.
Она отмоет верхний слой
С похолодевших стенок
И даст какой-нибудь одной
Из здешних уроженок.
1930
ПРИБЛИЖЕНЬЕ ГРОЗЫ
Ты близко. Ты идешь пешком
Из города, и тем же шагом
Займешь обрыв, взмахнешь мешком
И гром прокатишь по оврагам.
Как допетровское ядро,
Он лугом пустится вприпрыжку
И раскидает груду дров
Слетевшей на сторону крышкой.
Тогда тоска, как оккупант,
Оцепит даль. Пахнет окопом.
Закаплет. Ласточки вскипят.
Всей купой в сумрак вступит тополь.
Слух пронесется по верхам,
Что, сколько помнят, ты до шведа,
И холод въедет в арьегард,
Скача с передовых разведок.
Как вдруг, очистивши обрыв,
Ты с поля повернешь, раздумав,
И сгинешь, так и не открыв
Разгадки шлемов и костюмов.
А завтра я, нырнув в росу,
Ногой наткнусь на шар гранаты
И повесть в комнату внесу,
Как в оружейную палату.
1941
Не слушай сплетен о другом.
Чурайся старых своден.
Ни в чем не меряйся с врагом,
Его пример не годен.
Чем громче о тебе галдеж,
Тем умолкай надменней.
Не довершай чужую ложь
Позором объяснений.
Ни с кем соперничества нет.
У нас не поединок.
Полмиру затмевает свет
Несметный вихрь песчинок.
Пусть тучи пыли до небес,
Ты высишься над прахом.
Вся суть твоя - противовес
Коричневым рубахам.
Ты взял над всякой спесью верх
С того большого часа,
Как истуканов ниспроверг
И вечностью запасся.
Оставь врагу его болты,
И медь и алюминий.
Твоей великой правоты
Нет у него в помине.
1941, "Русскому гению", Борис Пастернак.
Теперь два воспоминания о 1960 годе:
***
Окончилась его работа.
Дорога канула в овраг…
Закрыв глаза, он слушал что-то,
В безмолвный погружаясь мрак.
И над могилой сосны стыли,
И медлила гроза вдали.
И, тихо плача, подошли
Две женщины к его могиле -
Две славы, две судьбы его,
Две неутешные врагини…
Их примирило горе ныне,
Как вдруг открытое родство.
Он слушал их, прося прощенья
Стыдливой сомкнутостью рук,
Любовник радости весенней,
Печальной осени супруг.
Он отбывал,
прощаясь,
каясь,
В свою последнюю грозу,
Благословляя звездный хаос
И строгой родины красу.
Дмитрий Голубков.
ПАМЯТИ ПАСТЕРНАКА
Когда ушел из повседневья
Его единственный герой -
Мое пристанище в кочевье,
Ковчегом плывшее со мной.
Когда земное притяженье
Навеки потеряло смысл
И космонавты, в подтвержденье,
По центрифугам разбрелись, -
Хоть центрифуга - не примета:
Он тоже ей отмечен был,
Когда на старте два поэта
Померились размахом крыл, -
Когда он на одном дыханье
Закончил юности полет -
Единственное оправданье
Существованию вперед, -
Тогда прислушиваясь к морю,
Как пограничник на посту,
Я узнавал в нем твердь подспорья,
Его вознесшего к Христу.
Константин Богатырёв.
В 2004 году в Москву прилетел Квентин Тарантино, поводом послужила презентация его фильма «Убить Билла», но позднее режиссер признался, что прилетел только ради того, чтобы прийти к могиле Пастернака, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к человеку, который так повлиял на него, чьи стихи он знал с детства.