26 марта. Пушкин, Жуковский и другие
200 лет назад, вечером Страстной Пятницы, через несколько минут после первого публичного авторского прочтения поэмы "Руслан и Людмила" в восхищенном молчании потрясенных слушателей устроитель этого литературного собрания и лицейский учитель Александра Пушкина Василий Жуковский взял свой портрет работы Ермолая Эстеррейха и, сделав надпись: «победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму "Руслан и Людмила". 1820 Марта 26. Великая Пятница», передал молодому гению.
Не менее взволнованный произошедшим Ученик написал на этом же портрете свой экспромт, адресованный Учителю:
Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.
Пушкин очень дорожил портретом, подаренным Жуковским. С ним он никогда не расставался. Этот портрет и сейчас висит над рабочим столом в кабинете последней пушкинской квартиры на Мойке.
Ровно через 11 лет 26 марта 1831 года живущий в Москве недавно женившийся Александр Пушкин напишет в Петербург письмо своему другу Петру Плетнёву:
Что это значит, душа моя? ты совершенно замолк. Вот уже месяц как от тебя ни строчки не вижу. Уж не воспоследовало ли вновь тебе от генерал-губернатора милостивое запрещение со мною переписываться? чего доброго? не болен ли ты? всё ли у тебя благополучно? или просто ленишься да понапрасну друзей своих пугаешь. Покамест вот тебе подробное донесение обо мне, о домашних моих обстоятельствах и о намерениях. В Москве остаться я никак не намерен, причины тому тебе известны - и каждый день новые прибывают. После святой отправляюсь в Петербург. Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому подобных удобностей. А дома, вероятно, ныне там недороги: гусаров нет, двора нет - квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы я всякую неделю, с Жуковским также - Петербург под боком - жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение. Книги Белизара я получил и благодарен. Прикажи ему переслать мне еще Crabbe, Wordsworth, Southey и Schakespeare в дом Хитровой на Арбате. (Дом сей нанял я в память моей Элизы; скажи это Южной ласточке, смугло румяной красоте нашей). Сомову скажи, чтоб он прислал мне, если может, «Литературную газету» за прошедший год (за нынешний не нужно; сам за ним приеду) да и «Северные цветы», последний памятник нашего Дельвига. Об альманахе переговорим. Я не прочь издать с тобою последние «Северные цветы». Но я затеваю и другое, о котором также переговорим. Мне сказывали, что Жуковский очень доволен «Марфой Посадницей», если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему будет угодно позволение напечатать всю драму, произведение чрезвычайно замечательное, несмотря на неровенство общего достоинства и слабости стихосложения. Погодин очень, очень дельный и честный молодой человек, истинный немец по чистой любви своей к науке, трудолюбию и умеренности. Его надобно поддержать, также и Шевырева, которого куда бы не худо посадить на опустевшую кафедру Мерзлякова, доброго пьяницы, но ужасного невежды. Это была бы победа над университетом, т. е. над предрассудками и вандализмом.
О своих меркантильных обстоятельствах скажу тебе, что благодаря отца моего, который дал мне способ получить 38000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их дела расстроены, частию и оттого, что на слова надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны, я поступил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь - ибо женка моя прелесть не по одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать. Итак, до свидания, мой милый.
26 марта.
Примечания
Наконец, в прошлом году в ЖЖ Андрея Анпилова tschausy я нашел стихотворение, видимо, написанное по печальному поводу, но светлое, проникновенное и с Пушкиным:
***
Б.А.
В каждой очереди, ряду
Становилась всегда последней,
Как раздетая на виду,
В холод выбежав в юбке летней,
Словно в песенке, невсерьёз,
Налегке, а снега по пояс,
И прихватывал чуть мороз
Умоляющий взгляд и голос.
Пушкин, Пушкин, шарманщик снов,
Пешеходы Москвы, котята,
Вся из жалости, звуков, слов,
Из того, что для сердца свято,
Небо музыкой замело,
На работу шагают принцы,
И как стебель в снегу цвело
Обречённое горло птицы.
Не завидуй и не ревнуй,
И любовь расточай на ветер,
На пиру бытия пируй,
Стихотворцы, большие дети,
Песни хватит на всех, на всех,
Сердца, голоса, взгляда, горя,
Как дома обнимает снег
И пловца обнимает море.
26.3.2019
Не менее взволнованный произошедшим Ученик написал на этом же портрете свой экспромт, адресованный Учителю:
Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.
Пушкин очень дорожил портретом, подаренным Жуковским. С ним он никогда не расставался. Этот портрет и сейчас висит над рабочим столом в кабинете последней пушкинской квартиры на Мойке.
Ровно через 11 лет 26 марта 1831 года живущий в Москве недавно женившийся Александр Пушкин напишет в Петербург письмо своему другу Петру Плетнёву:
Что это значит, душа моя? ты совершенно замолк. Вот уже месяц как от тебя ни строчки не вижу. Уж не воспоследовало ли вновь тебе от генерал-губернатора милостивое запрещение со мною переписываться? чего доброго? не болен ли ты? всё ли у тебя благополучно? или просто ленишься да понапрасну друзей своих пугаешь. Покамест вот тебе подробное донесение обо мне, о домашних моих обстоятельствах и о намерениях. В Москве остаться я никак не намерен, причины тому тебе известны - и каждый день новые прибывают. После святой отправляюсь в Петербург. Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому подобных удобностей. А дома, вероятно, ныне там недороги: гусаров нет, двора нет - квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы я всякую неделю, с Жуковским также - Петербург под боком - жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение. Книги Белизара я получил и благодарен. Прикажи ему переслать мне еще Crabbe, Wordsworth, Southey и Schakespeare в дом Хитровой на Арбате. (Дом сей нанял я в память моей Элизы; скажи это Южной ласточке, смугло румяной красоте нашей). Сомову скажи, чтоб он прислал мне, если может, «Литературную газету» за прошедший год (за нынешний не нужно; сам за ним приеду) да и «Северные цветы», последний памятник нашего Дельвига. Об альманахе переговорим. Я не прочь издать с тобою последние «Северные цветы». Но я затеваю и другое, о котором также переговорим. Мне сказывали, что Жуковский очень доволен «Марфой Посадницей», если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему будет угодно позволение напечатать всю драму, произведение чрезвычайно замечательное, несмотря на неровенство общего достоинства и слабости стихосложения. Погодин очень, очень дельный и честный молодой человек, истинный немец по чистой любви своей к науке, трудолюбию и умеренности. Его надобно поддержать, также и Шевырева, которого куда бы не худо посадить на опустевшую кафедру Мерзлякова, доброго пьяницы, но ужасного невежды. Это была бы победа над университетом, т. е. над предрассудками и вандализмом.
О своих меркантильных обстоятельствах скажу тебе, что благодаря отца моего, который дал мне способ получить 38000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяйством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их дела расстроены, частию и оттого, что на слова надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны, я поступил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь - ибо женка моя прелесть не по одной наружности, и не считаю пожертвованием того, что должен был я сделать. Итак, до свидания, мой милый.
26 марта.
Примечания
- Беллизар - книгопродавец.
- Элиза - Е. М. Хитрово.
- Южная ласточка - А. О. Россет.
- «я затеваю» - газету «Дневник» (ср. Деловые бумаги 8, 9, 10).
- «Марфа Посадница» - трагедия Погодина.
Наконец, в прошлом году в ЖЖ Андрея Анпилова tschausy я нашел стихотворение, видимо, написанное по печальному поводу, но светлое, проникновенное и с Пушкиным:
***
Б.А.
В каждой очереди, ряду
Становилась всегда последней,
Как раздетая на виду,
В холод выбежав в юбке летней,
Словно в песенке, невсерьёз,
Налегке, а снега по пояс,
И прихватывал чуть мороз
Умоляющий взгляд и голос.
Пушкин, Пушкин, шарманщик снов,
Пешеходы Москвы, котята,
Вся из жалости, звуков, слов,
Из того, что для сердца свято,
Небо музыкой замело,
На работу шагают принцы,
И как стебель в снегу цвело
Обречённое горло птицы.
Не завидуй и не ревнуй,
И любовь расточай на ветер,
На пиру бытия пируй,
Стихотворцы, большие дети,
Песни хватит на всех, на всех,
Сердца, голоса, взгляда, горя,
Как дома обнимает снег
И пловца обнимает море.
26.3.2019