В день рождения Юлия Кима
Click to view* * *
Губы окаянные,
Думы потаенные,
Бестолковая любовь,
Головка забубенная!..
Все вы, губы, помните,
Все вы, думы, знаете,
До чего ж вы мое сердце
Этим огорчаете!
Позову я голубя,
Позову я сизого,
Пошлю дролечке письмо, -
И мы начнем все сызнова.
1959
ВОЛШЕБНАЯ СИЛА ИСКУССТВА
(История, приключившаяся с комедиографом Капнистом в царствование Павла I и пересказанная мне Натаном Эйдельманом)
Капнист пиесу накропал, громадного размеру.
И вот он спит, в то время, как царь-батюшка не спит:
Он ночь-полночь пришел в театр и требует премьеру.
Не знаем, кто его толкнул. История молчит.
Партер и ложи - пусто все. Ни блеску, ни кипенья.
Актеры молятся тайком, вслух роли говоря.
Там, где-то в смутной глубине, маячит жуткой тенью
Курносый царь. И с ним еще, кажись, фельдъегеря.
Вот отмахали первый акт. Все тихо, как в могиле.
Но тянет, тянет холодком оттуда (тьфу-тьфу-тьфу!)
«Играть второй!» - пришел приказ, и с Богом приступили,
В то время, как фельдъегерь: «Есть!» - и кинулся во тьму.
Василь Васильевич Капнист метался на перине:
Опять все тот же страшный сон, какой уж был в четверг:
Де он восходит на Олимп, но, подошел к вершине,
Василь Кирилыч цоп его за ж… - и низверг.
За ж… тряс его меж тем фельдъегерь с предписаньем:
«Изъять немедля и в чем есть отправить за Урал,
И впредь и думать не посметь предерзостным мараньем
Бумагу нашу изводить, дабы хулы не клал.»
И не успел двух раз моргнуть наш, прямо скажем, Вася,
Как был в овчину облачен и в сани водворен.
Трясли ухабы, трряс мороз, а сам-то как он трясся,
В то время как уж третий акт давали пред царем.
Краснел курносый иль бледнел - впотьмах не видно было.
Фельдъегерь: «Есть!» - и на коня, и у Торжка нагнал:
«Дабы сугубо наказать презренного зоила,
В железо руки заковать, дабы хулы не клал!»
«Но я не клал! - вскричал Капнист, точа скупые слезы -
Я ж только выставил порок по правилам искусств!
Но я его и обличил! За что ж меня в железы?
И в пятом акте истоптал, - за что ж меня в Иркутск?!»
Меж тем кузнец его ковал с похмелья непроворно.
А тут еще один гонец летит во весь опор…
Василь Васильевич Капнист взглянул, вздохнул покорно,
И рухнул русский Ювенал у позлаченных шпор!
…Текли часы. Очнулся он, задумчивый и вялый.
Маленько веки разлепил и посмотрел в просвет:
«Что, братец, там за городок? Уже Иркутск, пожалуй?»
- «Пожалуй, барин, Петербург» - последовал ответ.
«Как…Петербург?!» - шепнул Капнист, лишаясь дара смысла.
- «Вас, барин, велено вернуть до вашего двора.
А от морозу и вобче - медвежий полог прислан,
И велено просить и впредь не покладать пера.»
Да! Испарился царский гнев уже в четвертом акте,
Где змей порока пойман был и не сумел уползть.
«Сие мерзавцу поделом!» - царь молвил, и в антракте
Послал гонца вернуть творца, обернутого в полсть.
Все ближе, ближе Петербург, и вот уже застава.
И в пятом акте царь вскричал: «Василий! Молодец!»
И на заставе ждет уже дворцовая подстава,
И только прах из-под копыт - и махом во дворец.
Василь Васильевич на паркет в чем был из полсти выпал.
И тут ему и водки штоф и пряник закусить.
- «Ну, негодяй, - промолвил царь и золотом осыпал -
Пошто заставил ты меня столь много пережить?»
…Вот как было в прежни годы,
Когда не было свободы!
1984