15 ноября. Отмеченные ноябрем

[vazart]

Когда-то я придумал собирать стихи, в датировке которых есть только месяц, в пост середины этого месяца.
Здесь моя сегодняшняя ноябрьская выборка.

Click to view

Двое тихо говорили,
Расставались и корили:
"Ты такая..."
"Ты такой!.."
"Ты плохая..."
"Ты плохой!.."
"Уезжаю в Лениград... Как я рада!"
"Как я рад!!!"

Дело было на вокзале,
Дело было этим летом,
Все решили. Все сказали.
Были куплены билеты.

Паровоз в дыму по пояс
Бил копытом на пути:
Голубой курьерский поезд
Вот-вот думал отойти.
"Уезжаю в Лениград... Как я рада!"
"Как я рад!!!"
Но когда...
Чудак в фуражке,
Поднял маленький флажок,
Паровоз пустил барашки,
Семафор огонь зажег...

Но когда...
Двенадцать двадцать
Бьет звонок. Один. Другой.
Надо было расставаться...
"До-ро-гая!"
"До-ро-гой..."
"Я такая!"
"Я такой!"
"Я плохая!"
"Я плохой!"
"Я не еду в Ленинград... Как я рада!"
"Как я рад!!!"

Ноябрь 1935, Иосиф Уткин, "Типичный случай".


Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой.

Мы прямо лезем, словно танки,
Неотвратимо, будто рок.
На нас - бушлаты и ушанки,
Уже прошедшие свой срок.

И на ходу колонне встречной,
Идущей в свой тюремный дом,
Один вопрос, тот самый, вечный,
Сорвавши голос, задаем.

Он прозвучал нестройным гулом
В краю морозной синевы:
«Кто из Смоленска?
      Кто из Тулы?
Кто из Орла?
     Кто из Москвы?»

И слышим выкрик деревенский,
И ловим отклик городской,
Что есть и тульский, и смоленский,
Есть из поселка под Москвой.

Ах, вроде счастья выше нету -
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.

Шагай, этап, быстрее,
                шибко,
забыв о собственном конце,
с полублаженною улыбкой
На успокоенном лице.

Ноябрь 1964, Переделкино, Ярослав Смеляков, «Земляки».

Я Тютчева спрошу, в какое море гонит
обломки льда советский календарь,
и если время - божья тварь,
то почему слезы́ хрустальной не проронит?
И почему от страха и стыда
темнеет большеглазая вода,
тускнеют очи на иконе?
Пред миром неживым в растерянности, в смуте,
в духовном омуте, как рыба безголос,
ты - взгляд ослепшего от слёз,
с тяжёлым блеском, тяжелее ртути…
Я Тютчева спрошу, но мысленно, тайком -
каким сказать небесным языком
об умирающей минуте?
Мы время отпоём, и высохшее тельце
накроем бережно нежнейшей пеленой…
Родства к истории родной
не отрекайся, милый, не надейся,
что бред веков и тусклый плен мину́т
тебя минует - веришь ли, вернут
добро исконному владельцу.
И полчища тене́й из прожитого всуе
заполнят улицы и комнаты битком…
И - Чем дышать? - у Тютчева спрошу я,
и сожалеть о ком?

ноябрь 1970, Виктор Кривулин.

* * *
Не кланяйся направо и налево,
Не улыбайся каменным лицом.
От в сердце закипающего гнева
Жизнь охранит не бронзой, не свинцом.
Всё - всё равно! И лучшего не будет!
Аплодисменты - меньше тишины.
Рассудят и простят. Опять осудят,
Но мы призванью высшему верны!
Себя судить, себя казнить - вот мука!
На звёздном круге сцены мировой
Со зрителем немыслима разлука,
Хотя б успел о стену головой.
Везде, повсюду облака и реки,
Неведомые людям города...
Нельзя сбежать. Нельзя уснуть навеки!
Бессмертный Бог,
                   Ты будешь жить всегда!

Ноябрь 1976, Николай Шатров.

В поле безродном - купина, палимая
беглым осенним огнём.
Жизнь искорёжена, непоправимая
тянется ночью и днём.
Кажется, уж поослабил удавочку,
что же всё туже она?
Эй, кровопийца,
                           закрой свою лавочку!
Всю бормотуху до дна
выжрал мужик, по распутице чавкая.
Крепок дешёвый табак.

...Где одичалые бобики, гавкая,
руку оближут за так,
страшно в России быть заживо сваренным
в клетке с поддувом под дверь.
Страшно с ружьём - под картавым татарином.
Страшно с кайлом неподъёмным - под Сталиным.
Страшно - под тем, кто теперь.

ноябрь 1982, Юрий Кублановский, «Купина палимая».