Начну со стихотворения Владимира Семеновича, написанного ровно за два года до смерти.
Посвящено оно Михаилу Шемякину.
Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из парилки,
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза, -
Я из его тарелки ел без вилки -
И тем француза резал без ножа.
Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
Не разделял со мной моих сомнений, -
Он был напуган, смят и потрясен
И пробовал согнать меня с коленей.
Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке, -
Шептал ему: "Ах, как неосторожно :
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею -
А ты рискуешь в русском кабаке!"
Он тушевался, а его жена
Прошла легко сквозь все перипетии, -
Еще бы - с ними пил сам Сатана! -
Но добрый, ибо родом из России.
Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем : к жене, к официантам, -
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам, -
А я совал рагу французу в рот.
И я вопил : "Отец мой имярек -
Герой, а я тут с падалью якшаюсь!" -
И восемьдесят девять человек
Кивали в такт, со мною соглашаясь.
Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли?! - кого еще, не знаю, -
Европа предлагает невпопад.
Меня куда бы пьянка ни метнула -
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе всё, хоть он и - Ленинград.
В мне одному немую тишину
Я убежал до ужаса тверёзый.
Навеки потеряв свою жену,
В углу сидел француз, роняя слезы.
Я ощутил намеренье благое -
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать, -
Мои друзья - пьянющие изгои -
Меня хватали за руки, мешали, -
Никто не знал, что я умел летать.
Через "пежо" я прыгнул на Faubourg
И приобрел повторное звучанье, -
На ноте до завыл Санкт-Петербург -
А это означало : до свиданья!
Мне б - по моим мечтам - в каменоломню :
Так много сил, что всё перетаскаю, -
Таскал в России - грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на interdite.
Да, я рисую, трачусь и кучу,
Я даже чуть избыл привычку лени.
...Я потому французский не учу -
Чтоб мне они не сели на колени.
25 июля 1978, в самолете. «Осторожно! Гризли!», Владимир Высоцкий.
В прошлом году у меня
был пост, куда я собрал много стихов памяти Высоцкого. У Юрия Кукина не было такого, но так вышло, что в ночь на 25 июля барду сначала приснилась песня, а потом ему даже удалось ее зафиксировать в словах и музыке. И трудно отделаться от мысли, что рождение песни такого содержания и звучания просто случайное совпание.
Не помнил я, куда летел,
Не видел рядом спящих тел.
С пробитой вестью головой,
И безразлично, что живой,
И безразлично, что живой.
А подо мной белым-бела
Равнина облаков плыла,
И вижу сквозь нечеткость век:
По ней плетется человек,
По ней плетется человек.
И стало мне пустынно вдруг:
Ведь это мой погибший друг,
И холодочек по спине:
Вот он махнул рукою мне,
Вот он махнул рукою мне.
Нет, это сон всему виной,
И вновь все пусто подо мной,
И боль укутал мысли шелк:
Куда он шел, куда он шел,
К кому он шел, к кому он шел?
И где б ни сел мой самолет,
Меня в пустыне этой ждет
Мой друг, и ждет меня пока
Моя палатка в облаках,
Моя палатка в облаках.
25 июля 1980 года, "
Палатка в облаках", Юрий Кукин. Евгений Евтушенко написал своё стихотворение памяти товарища не сразу после утраты, но в том же году. Удивительно, но стихи "Киоск звукозаписи" вдохновили рок-группу "Диалог" на написание песни:
Click to view
(Группа "Диалог", поёт Ким Брейтбург. Запись 1982 года)
Памяти Владимира Высоцкого
Бок о бок с шашлычной,
шипящей так сочно,
киоск звукозаписи
около Сочи.
И голос знакомый
с хрипинкой несётся,
и наглая надпись:
«В продаже Высоцкий».
Володя,
ах, как тебя вдруг полюбили
Со стереомагами
автомобили!
Толкнут
прошашлыченным пальцем кассету,
И пой,
даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит
в игрушечке-«Ладе»
Со шлюхой,
измазанной в шоколаде,
и цедит,
чтоб не задремать за рулём:
«А ну-ка Высоцкого мы крутанём!»
Володя,
как страшно
меж адом и раем -
«крутиться» для тех,
кого мы презираем...
Но, к нашему счастью,
магнитофоны
Не выкрадут
наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы
и Нью-Йорка,
Для части планеты,
чьё имя - «галёрка».
И ты к приискателям
на вертолёте
Спускался и пел у костров на болоте.
Ты был полу-Гамлет и полу-Челкаш.
Тебя торгаши не отнимут.
Ты - наш...
Тебя хоронили, как будто ты гений.
Кто - гений эпохи. Кто - гений мгновений.
Ты - бедный наш гений семидесятых,
И бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава
был Чехов с гитарой.
Ты - Зощенко песни
с есенинкой ярой,
И в песнях твоих,
раздирающих душу,
Есть что-то
от сиплого хрипа Хлопуши!
...
...
Киоск звукозаписи
около пляжа.
Жизнь кончилась,
И началась - распродажа...
1980 год, «Киоск звукозаписи», Евгений Евтушенко.
На прошлогоднем Грушинском фестивале Евгений Евтушенко собственнолично прочитал еще одно посвящение Владимиру Высоцкому:
Click to view
Тебе, Володя, и не снилось,
что ты до самолета вырос.
Не снился этот самолетный
полет на Кубу самовольный.
Из невезухи жизнь везёнкой
ты сделал все-таки, Высоцкий.
И твое имя из опалы
на небеса теперь попало.
И с колдовским полесским взглядом
лицо любимой брезжит рядом,
и, словно вышитое гладью,
мерцанье букв «Марина Влади».
Загородив собой все рыла,
тебе она весь мир открыла,
неся с улыбкой сквозь таможню
стихи, как будто это можно.
Они качались, рук не пачкая,
в авоське на бесстрашном пальчике…
Марина так помолодела,
летя сейчас на Варадеро.
Не выдан паспорт молоткастый,
но ждут Володю братья Кастро,
и как бы не столкнуться лбами
ему и мистеру Обаме.
Залив Свиней и не помянет,
а вдруг сладехонько обманет?
В политике такие страсти,
а после - пируэты власти,
и ваши памятники, гении,
как бронзовые извинения.
А все-таки мечтать неплохо,
что выздоровеет эпоха,
и всем поставят пьедесталы,
хотя и малость запоздало.
Лети и счастлив будь в полете,
любимец Родины - Володя.
Был раньше ты не впущен в небо,
как патриот с приставкой «недо».
Но даже «недопатриоты»
вдруг превратятся в самолеты!
2016, Евгений Евтушенко, "Самолет Владимир Высоцкий".