Алеет утро радостного лета,
Работа ждёт, и жатва начата.
Серпы в руках, но песня не запета -
Ещё молчат сомкнутые уста.
Небесная сияет высота.
Июльский день встаёт в лучах рассвета.
Юна земля, и пламенного света,
Алея, ждёт, стыдлива и чиста.
Ласкаясь, ветер льнёт к листве и травам,
Вдали видны некошенные нивы.
И надо всем растёт один обет:
Нет в мире слёз - и правым и неправым
Горит и светит солнечный привет,
Улыбчиво-прекрасный и счастливый.
21 июня 1915, Москва, «Жатва (сонет-акростих Арсению Альвингу)», Сергей Буданцев.
В каком светящемся тумане
Восходит солнце, погляди!
О, сколько светлых волхвований
Насильно ширится в груди!
Я знаю, сердце осторожно, -
Была трудна его стезя.
Но не пророчить невозможно
И не приманивать - нельзя.
21 июня 1921, Петербург,
Владислав Ходасевич
Так бел, что опаляет веки,
кратчайшей ночи долгий день,
и белоручкам белошвейки
прощают молодую лень.
Оборок, складок, кружев, рюшей
сегодня праздник выпускной
и расставанья срок горючий
моей черемухи со мной.
В ночи девичьей, хороводной
есть болетворная тоска.
Ее, заботой хлороформной,
туманят действия цветка.
Воскликнет кто-то: знаем, знаем!
Приелся этот ритуал!
Но всех поэтов всех избранниц
кто не хулил, не ревновал?
Нет никого для восклицаний:
такую я сыскала глушь,
что слышно, как, гонимый цаплей,
в расщелину уходит уж.
Как плавно выступала пава,
пока была ее пора! -
опалом пагубным всплывала
и Анной Павловой плыла.
Еще ей рукоплещут ложи,
еще влюблен в нее бинокль -
есть время вымолвить: о Боже! -
нет черт в ее лице больном.
Осталась крайность славы: тризна.
Растенье свой триумф снесло,
как знаменитая артистка, -
скоропостижно и светло.
Есть у меня чулан фатальный.
Его окно темнит скала.
Там долго гроб стоял хрустальный,
и в нём черёмуха спала.
Давно в округе обгорело,
быльём зеленым поросло
ее родительское древо
и всё недальнее родство.
Уж примерялись банты бала.
Пылали щёки выпускниц.
Красавица не открывала
дремотно-приторных ресниц.
Пеклась о ней скалы дремучесть
всё каменистей, всё лесней.
Но я, любя ее и мучась, -
не королевич Елисей.
И главной ночью длинно-белой,
вблизи неутолимых глаз,
с печальной грацией несмелой
царевна смерти предалась.
С неизъяснимою тоскою,
словно былую жизнь мою,
я прах ее своей рукою
горы подножью отдаю.
- Еще одно настало лето, -
сказала девочка со сна.
Я ей заметила на это:
- Еще одна прошла весна.
Но жизнь свежа и беспощадна:
в черемухи прощальный день
глаз безутешный - мрачно, жадно
успел воззриться на сирень.
21-22 июня 1985, Сортавала. Белла Ахмадулина.
Из черных дыр за Альтаиром
Не возвращаются огни,
Как будто мир стоит за миром,
Дыша Державинским эфиром,
И поглощает наши дни. -
Так далеко, но всё же - близко,
Ты смотришь взглядом василиска,
И суждено окаменеть
Надеждам и погаснуть свету,
И беззаконную комету
Любви не обессмертит медь -
Язык сигнала - спутник тела,
Но нет папируса и мела
Ни там, где звёзды, ни во тьме,
И переход частиц сквозь пламя
Не перед нами, но - за нами, -
Запечатление в клейме
Цветка, пустыни, черепахи, -
Как отразятся наши страхи
Там, где иное вещество? -
Бог весть, но всё же - отразятся,
И будет снова повторяться
Живых эмоций волшебство.
21 июня 2014, «Отражение»,
Илья Будницкий budnitsky