6 февраля. Права на звание человека-5
по стихам нашего времени. Мужская их часть.
Под родные оконца
к пристаням деревенским
утомленные солнцем
мусульманским, чеченским,
Бога чествуя матом,
а отнюдь не молитвой,
возвращались солдаты,
проигравшие битву.
Возвращались из ада,
нет - из адовой печи,
без щита, без парада,
без напутсвенной речи.
На пятнистых мундирах
не звенели медали.
Их отцы-командиры
на равнине не ждали.
Лишь вверху, над горами
в дымке сизой, ажурной,
гладя воздух крылами
реял ангел дежурный
и летел в те предместья,
где березы да ивы:
матерям нес известье,
что их детушки живы...
6 февраля 2002 года, «С войны», Александр Росков, Roscov
Никто не ждал войны,
Когда безумный вождь
Уже давал приказ.
Смерть близилась, а мы,
Одеты в ризы кож,
Не узнавали нас.
Кто хохотал, кто пел,
Кто под дождём кружил,
Бежать? Но пробил час.
Мы стали массой тел.
Мы так хотели жить -
И жизнь убила нас.
Настало время икс,
И вспыхнул фейерверк,
И наступил экстаз.
То вверх, то снова вниз
Летал кровавый стерх,
Не замечая нас.
Безумный вождь дрожал,
Трещал весь мир по швам,
Труба пускала газ,
Войны никто не ждал,
Но смерть стремилась к нам,
Не различая нас.
6.02.2015, "Мы", Александр Дельфинов.
Вот московский период российской истории,
О котором давно и бессмысленно спорили:
Подозренья, опричнина, гнет, произвол,
Покаяния, пиршества, пытки, бессонница,
И союзники были - со всеми поссорился, -
И соратники были, да всех поизвел.
Петербургский период российской истории:
Обучались в Европе, империю строили,
Предавались питью, доверяли уму,
Переняли немало, почти до оскомины,
Но и местное время изрядно ускорили.
Убивали изрядно, но лишь потому,
Что любой реформатор российской реальности,
Вечный раб представлений своих о нормальности,
Замышляет учить, переделывать, сметь,
Но потом, убедившись, что это бессмысленно,
Начинает мочить тяжело и бесчисленно -
И, едва за полтинник, срывается в смерть.
И в двадцатом столетье, хотя и со стонами,
Петербургский период российской истории
Продолжался, катясь от Петрова толчка,
И не все в этом замысле было развалено,
Невзирая на всю азиатчину Сталина,
Беснования массы и будни ЧК.
Петербургский период российской истории,
О котором охота заплакать, но стоит ли?
Освоенья болота, пустыни и льда,
Павильоны, сады, коридоры «Астории»,
Анфилады Растрелли, полеты Истоминой,
И расстрелы, конечно, - без них никуда.
Но закончился днесь - от усталости, с горя ли, -Петербургский период российской истории,
Затрещал и обрушился хрусткий костяк,
И как будто лавину последнюю стронули,
Мы вступили в Донецкий период истории,
Или просто в гибридный - сгодится и так.
Это время войны, то есть время списания
Всех и вся на войну; то есть время бросания
Всех и вся на прорыв; то есть время вранья
О потерях; скорбей вперемешку с застольями;
Это время, в котором не будет истории;
Это время, в котором не требуюсь я.
Приготовиться всем, от Москвы до Саратова.
Что, снарядов не хватит? Довольно снарядов-то.
Мы закончимся раньше, чем боезапас.
Исчезают границы, ворота растворены.
Это время стирания нас из истории,
Это время стиранья из памяти нас.
Так бывало со всеми - и с Римом, и с викингом.
Бог немногое спас, а ненужное выкинул.
Жалко деток, кому пережить не дано
Терминальный период российской истории.
Почему-то слегка еще жалко Истомину,
Да и бог с ней, Истоминой нету давно.
06 февраля 2017, Дмитрий Быков , «Новая газета».
Под родные оконца
к пристаням деревенским
утомленные солнцем
мусульманским, чеченским,
Бога чествуя матом,
а отнюдь не молитвой,
возвращались солдаты,
проигравшие битву.
Возвращались из ада,
нет - из адовой печи,
без щита, без парада,
без напутсвенной речи.
На пятнистых мундирах
не звенели медали.
Их отцы-командиры
на равнине не ждали.
Лишь вверху, над горами
в дымке сизой, ажурной,
гладя воздух крылами
реял ангел дежурный
и летел в те предместья,
где березы да ивы:
матерям нес известье,
что их детушки живы...
6 февраля 2002 года, «С войны», Александр Росков, Roscov
Никто не ждал войны,
Когда безумный вождь
Уже давал приказ.
Смерть близилась, а мы,
Одеты в ризы кож,
Не узнавали нас.
Кто хохотал, кто пел,
Кто под дождём кружил,
Бежать? Но пробил час.
Мы стали массой тел.
Мы так хотели жить -
И жизнь убила нас.
Настало время икс,
И вспыхнул фейерверк,
И наступил экстаз.
То вверх, то снова вниз
Летал кровавый стерх,
Не замечая нас.
Безумный вождь дрожал,
Трещал весь мир по швам,
Труба пускала газ,
Войны никто не ждал,
Но смерть стремилась к нам,
Не различая нас.
6.02.2015, "Мы", Александр Дельфинов.
Вот московский период российской истории,
О котором давно и бессмысленно спорили:
Подозренья, опричнина, гнет, произвол,
Покаяния, пиршества, пытки, бессонница,
И союзники были - со всеми поссорился, -
И соратники были, да всех поизвел.
Петербургский период российской истории:
Обучались в Европе, империю строили,
Предавались питью, доверяли уму,
Переняли немало, почти до оскомины,
Но и местное время изрядно ускорили.
Убивали изрядно, но лишь потому,
Что любой реформатор российской реальности,
Вечный раб представлений своих о нормальности,
Замышляет учить, переделывать, сметь,
Но потом, убедившись, что это бессмысленно,
Начинает мочить тяжело и бесчисленно -
И, едва за полтинник, срывается в смерть.
И в двадцатом столетье, хотя и со стонами,
Петербургский период российской истории
Продолжался, катясь от Петрова толчка,
И не все в этом замысле было развалено,
Невзирая на всю азиатчину Сталина,
Беснования массы и будни ЧК.
Петербургский период российской истории,
О котором охота заплакать, но стоит ли?
Освоенья болота, пустыни и льда,
Павильоны, сады, коридоры «Астории»,
Анфилады Растрелли, полеты Истоминой,
И расстрелы, конечно, - без них никуда.
Но закончился днесь - от усталости, с горя ли, -Петербургский период российской истории,
Затрещал и обрушился хрусткий костяк,
И как будто лавину последнюю стронули,
Мы вступили в Донецкий период истории,
Или просто в гибридный - сгодится и так.
Это время войны, то есть время списания
Всех и вся на войну; то есть время бросания
Всех и вся на прорыв; то есть время вранья
О потерях; скорбей вперемешку с застольями;
Это время, в котором не будет истории;
Это время, в котором не требуюсь я.
Приготовиться всем, от Москвы до Саратова.
Что, снарядов не хватит? Довольно снарядов-то.
Мы закончимся раньше, чем боезапас.
Исчезают границы, ворота растворены.
Это время стирания нас из истории,
Это время стиранья из памяти нас.
Так бывало со всеми - и с Римом, и с викингом.
Бог немногое спас, а ненужное выкинул.
Жалко деток, кому пережить не дано
Терминальный период российской истории.
Почему-то слегка еще жалко Истомину,
Да и бог с ней, Истоминой нету давно.
06 февраля 2017, Дмитрий Быков , «Новая газета».