26 января. Письма с фронта
1
Прости меня, когда я грешен,
Когда преступен пред тобой,
Утешь, когда я безутешен,
Согрей улыбкой молодой.
О счастье пой, когда служу я
Твоей волшебной красоте.
В раю кружись со мной, ликуя,
И бедствуй вместе в нищете.
Делись со мной огнем и кровью,
Мечтой, и горем, и трудом.
Одной мы скованы любовью
И под одним крестом идем.
Одна звезда над нами светит,
И наши сплетены пути.
Одной тебе на целом свете
Могу я вымолвить: «Прости!»
26 января 1916 , Сергей Городецкий, первое из "Письма с фронта. А. А. Г[ородецкой]".
Дорогие мои, извините,
Что давно не писал вам, тревожить
Не хотел без причины, поймите,
Вот, все думал, поправлюсь, быть может.
Я был ранен, сказали - опасно,
И лежу шесть недель в лазарете;
Но теперь уж надежда напрасна,
Не жилец я, как видно на свете.
Помню, были ненастье и холод,
Мы весь день просидели в бараке,
И под вечер, во время атаки
Я ударом штыка был проколот.
Но сейчас, умирая, поверьте,
Я душой совершенно спокоен,
Я был родине верен до смерти
И сражался как доблестный воин.
Обо мне, я молю, не грустите,
Ведь и так у вас горя довольно…
Ослабела рука… сердцу больно…
Дорогие… прощайте… простите…
1915 г. 26 января. Понедельник. Москва. «Письмо из лазарета», Николай Минаев.
ВЕРА ИНБЕР, 1942 год:
26 января. Впервые заплакала от горя и злости: нечаянно вывернула в печку кастрюльку с кашей. И. Д. все же проглотил несколько ложек, смешанных с золой.
Хлеба до сих пор нет. Но зато я написала три очень хороших строфы: концовку главы «Свет и тепло».
Пишется мне как никогда. Но плохо сплю по ночам: все немеют пальцы рук. Сначала мелкие иглы, потом крупнее, крупнее, реже, реже. И, наконец, полное омертвение. Руки отмирают.
1943:
26 января. Слушала сейчас, как по радио передавали мою «Энскую высотку». Музыка приятная.
Примечание:
Возле полустанка
Травы шелестят.
Гусеницы танка
Мертвые лежат.
Черную машину
Лютого врага
Насмерть сокрушила
Русская рука.
Смелостью и сметкой
Кто тебя сберег,
Энская высотка,
Малый бугорок?
Пламенной любовью
Родину любя,
Кто своею кровью
Защитил тебя?
О тебе лишь сводка
Скажет между строк,
Энская высотка.
Малый бугорок.
Чуть заметный холмик...
Но зато весной
О тебе напомнит
Аромат лесной.
О тебе кузнечик
Меж высоких трав
Простучит далече,
Точно телеграф.
Девушка-красотка
О тебе споет,
Энская высотка,
Малый эпизод.
Песнями, цветами
Век отчизна-мать
Все не перестанет
Сына поминать.
Ленинград, сентябрь, 1942, Вера Инбер, "Энская высотка".
_______________
Ты помнишь ли сиянье Петергофа,
дремучие петровские сады
и этот влажный лепет, бред и вздохи
всегда живой, хлопочущей воды?
Так много было здесь тепла и света,
что в городе зимою, в пору вьюг,
все мнилось мне: а в Петергофе - лето,
алмазный, синий праздничный июль.
Молчи,- увы! Волшебный сад изрублен,
мертвы источники с живой водой,
и праздник человечества поруган
свирепой чужеземною ордой.
...Но мы пришли к тебе, земная радость,-
тебя не вытоптать, не истребить.
Но мы пришли к тебе, стоящей рядом,
тысячеверстною дорогой битв.
Пришли - и, символом свершенной мести,
в знак человеческого торжества
воздвигнем вновь, на том же самом месте,
Самсона, раздирающего льва.
И вновь из пепла черного, отсюда,
где смерть и прах, восстанет прежний сад.
Да будет так! Я твердо верю в чудо:
ты дал мне эту веру, Ленинград.
26 января 1944, «Наш Сад», Ольга Берггольц.
Советских блочных зданий стены,
На злом бетоне трещин тень.
Артиллерийского обстрела
Внезапно ценная мишень.
"Универсам", "Кафе", "Подарки" -
Был прост сей мир позавчера.
Шарах ракета в супермаркет
С утра!
Когда-то здесь интеллигентов
Гоняла местная шпана,
Но кровь замешана с цементом -
Завязла целая страна.
Застыл в окопах камень грязный,
А в нем по пояс встали в ряд
Мы сами, и все ближе страшный
Снаряд.
Грохочет "Град". От пули-дуры
Не скрыться в каменный мешок.
В развалинах дворца культуры
Засел простой пацан-стрелок.
Он на районе кончил школу,
Гонял в футбол, худой как жердь.
Увы, быстрей мяча осколок
И смерть.
Сгорел киоск с несвежей прессой,
Попала мина в ресторан,
Как раз когда жених невесту
Брал на танцполе на таран.
И пусть не молодой, не ранний,
Но для войны нелепый фон -
Советских старых блочных зданий
Бетон.
26.01.2015, "Бетон", Александр Дельфинов.
Прости меня, когда я грешен,
Когда преступен пред тобой,
Утешь, когда я безутешен,
Согрей улыбкой молодой.
О счастье пой, когда служу я
Твоей волшебной красоте.
В раю кружись со мной, ликуя,
И бедствуй вместе в нищете.
Делись со мной огнем и кровью,
Мечтой, и горем, и трудом.
Одной мы скованы любовью
И под одним крестом идем.
Одна звезда над нами светит,
И наши сплетены пути.
Одной тебе на целом свете
Могу я вымолвить: «Прости!»
26 января 1916 , Сергей Городецкий, первое из "Письма с фронта. А. А. Г[ородецкой]".
Дорогие мои, извините,
Что давно не писал вам, тревожить
Не хотел без причины, поймите,
Вот, все думал, поправлюсь, быть может.
Я был ранен, сказали - опасно,
И лежу шесть недель в лазарете;
Но теперь уж надежда напрасна,
Не жилец я, как видно на свете.
Помню, были ненастье и холод,
Мы весь день просидели в бараке,
И под вечер, во время атаки
Я ударом штыка был проколот.
Но сейчас, умирая, поверьте,
Я душой совершенно спокоен,
Я был родине верен до смерти
И сражался как доблестный воин.
Обо мне, я молю, не грустите,
Ведь и так у вас горя довольно…
Ослабела рука… сердцу больно…
Дорогие… прощайте… простите…
1915 г. 26 января. Понедельник. Москва. «Письмо из лазарета», Николай Минаев.
ВЕРА ИНБЕР, 1942 год:
26 января. Впервые заплакала от горя и злости: нечаянно вывернула в печку кастрюльку с кашей. И. Д. все же проглотил несколько ложек, смешанных с золой.
Хлеба до сих пор нет. Но зато я написала три очень хороших строфы: концовку главы «Свет и тепло».
Пишется мне как никогда. Но плохо сплю по ночам: все немеют пальцы рук. Сначала мелкие иглы, потом крупнее, крупнее, реже, реже. И, наконец, полное омертвение. Руки отмирают.
1943:
26 января. Слушала сейчас, как по радио передавали мою «Энскую высотку». Музыка приятная.
Примечание:
Возле полустанка
Травы шелестят.
Гусеницы танка
Мертвые лежат.
Черную машину
Лютого врага
Насмерть сокрушила
Русская рука.
Смелостью и сметкой
Кто тебя сберег,
Энская высотка,
Малый бугорок?
Пламенной любовью
Родину любя,
Кто своею кровью
Защитил тебя?
О тебе лишь сводка
Скажет между строк,
Энская высотка.
Малый бугорок.
Чуть заметный холмик...
Но зато весной
О тебе напомнит
Аромат лесной.
О тебе кузнечик
Меж высоких трав
Простучит далече,
Точно телеграф.
Девушка-красотка
О тебе споет,
Энская высотка,
Малый эпизод.
Песнями, цветами
Век отчизна-мать
Все не перестанет
Сына поминать.
Ленинград, сентябрь, 1942, Вера Инбер, "Энская высотка".
_______________
Ты помнишь ли сиянье Петергофа,
дремучие петровские сады
и этот влажный лепет, бред и вздохи
всегда живой, хлопочущей воды?
Так много было здесь тепла и света,
что в городе зимою, в пору вьюг,
все мнилось мне: а в Петергофе - лето,
алмазный, синий праздничный июль.
Молчи,- увы! Волшебный сад изрублен,
мертвы источники с живой водой,
и праздник человечества поруган
свирепой чужеземною ордой.
...Но мы пришли к тебе, земная радость,-
тебя не вытоптать, не истребить.
Но мы пришли к тебе, стоящей рядом,
тысячеверстною дорогой битв.
Пришли - и, символом свершенной мести,
в знак человеческого торжества
воздвигнем вновь, на том же самом месте,
Самсона, раздирающего льва.
И вновь из пепла черного, отсюда,
где смерть и прах, восстанет прежний сад.
Да будет так! Я твердо верю в чудо:
ты дал мне эту веру, Ленинград.
26 января 1944, «Наш Сад», Ольга Берггольц.
Советских блочных зданий стены,
На злом бетоне трещин тень.
Артиллерийского обстрела
Внезапно ценная мишень.
"Универсам", "Кафе", "Подарки" -
Был прост сей мир позавчера.
Шарах ракета в супермаркет
С утра!
Когда-то здесь интеллигентов
Гоняла местная шпана,
Но кровь замешана с цементом -
Завязла целая страна.
Застыл в окопах камень грязный,
А в нем по пояс встали в ряд
Мы сами, и все ближе страшный
Снаряд.
Грохочет "Град". От пули-дуры
Не скрыться в каменный мешок.
В развалинах дворца культуры
Засел простой пацан-стрелок.
Он на районе кончил школу,
Гонял в футбол, худой как жердь.
Увы, быстрей мяча осколок
И смерть.
Сгорел киоск с несвежей прессой,
Попала мина в ресторан,
Как раз когда жених невесту
Брал на танцполе на таран.
И пусть не молодой, не ранний,
Но для войны нелепый фон -
Советских старых блочных зданий
Бетон.
26.01.2015, "Бетон", Александр Дельфинов.