25 октября. Между двух станов
Ветер с островов курчавит лужи.
Бомбой взорван воровской притон,
Женщины бредут, дрожа от стужи.
Их шатают ночь и самогон.
Жаркий бой. Жестокой схватки звуки.
Мокрый пар шинелей потных. Мгла.
Медный Всадник опускает руки.
Мойка лижет мёртвые тела.
Но ответ столетий несомненен,
И исход сраженья предрешён.
Ночь запомнит только имя "Ленин"
И забудет прочее, как сон.
Черпая бортами мрак, в века
Тонет тень Скитальца-Моряка.
В ночь на 25 октября 1917, Кутаиси, Тициан Табидзе, « Петербург»
(перевод Бориса Пастернака)
Уж волосы седые на висках
Я прядью черной прикрываю,
И замирает сердце, как в тисках,
От лишнего стакана чаю.
Уж тяжелы мне долгие труды,
И не таят очарованья
Ни знаний слишком пряные плоды,
Ни женщин душные лобзанья.
С холодностью взираю я теперь
На скуку славы предстоящей...
Зато слова: цветок, ребенок, зверь -
Приходят на уста всё чаще.
Рассеянно я слушаю порой
Поэтов праздные бряцанья,
Но душу полнит сладкой полнотой
Зерна немое прорастанье.
24-25 октября 1918, Владислав Ходасевич, «Стансы».
На баррикады! На баррикады!
Сгоняй из дальних, из ближних мест...
Замкни облавкой, сгруди, как стадо,
Кто удирает - тому арест.
Строжайший отдан приказ народу,
Такой, чтоб пикнуть никто не смел.
Все за лопаты! Все за свободу!
А кто упрется - тому расстрел.
И все: старуха, дитя, рабочий -
Чтоб пели Интернационал.
Чтоб пели, роя, а кто не хочет
И роет молча - того в канал!
Нет революции краснее нашей:
На фронт - иль к стенке, одно из двух.
...Поддай им сзаду! Клади им взашей,
Вгоняй поленом мятежный дух!
На баррикады! На баррикады!
Вперед за «Правду», за вольный труд!
Колом, веревкой, в штыки, в приклады...
Не понимают? Небось, поймут!
25 октября 1919, Санкт-Петербург,
Зинаида Гиппиус, "Осенью (сгон на революцию").
В наше время катастроф
Прозябать в Европах что-там?!.
Я хочу - мой план здоров -
Жизнь наладить готтентотам.
В день отъезда я бы здесь
Распростился с нудным сплином,
И намазался бы весь
Самым лучшим гуталином.
А приехав, напрямик,
Не точа напрасно лясы,
Я бы начал в тот же миг
Призывать к восстанью массы.
Коль там есть еще цари,
От которых жить не сладко,
Я бы их недели в три
Уничтожил без остатка.
И стальным большевиком,
На погибель высшим кастам,
Власть бы отдал целиком
Пролетариям губастым.
Несмотря на тьму невзгод,
С непосредственностью детской,
Я бы сделал через год
Готтентотию советской.
Я б к культуре черных баб
Приобщил и, между прочим,
Буржуазный баобаб
Стал бы деревом рабочим.
Я б для тамошней комсы
Произвел себя в Адамы,
И в свободные часы
Сочинял бы стиходрамы.
И талант мой оценя
Тонким нюхом пролетарским,
Называли бы меня
Африканским Луначарским.
Вообще по мере сил,
Углубленный в труд свой мирный,
Я бы пользу приносил
Революции всемирной.
Но - увы! - в родной стране,
Не учтя моей сноровки,
Не дают упорно мне
В Африку командировки!..
<1927 г. 25 октября. Вторник. Москва> Николай Минаев.
Льнут к Господнему порогу
Белоснежные крыле,
Чуть воздушную тревогу
Объявляют на земле.
И когда душа стенает
И дрожит людская плоть,
В смертный город посылает
Соглядатая Господь.
И летит сквозь мрак проклятый,
Сквозь лазурные лучи
Невидимый соглядатай,
Богом посланный в ночи.
Не боится Божье диво
Ни осады, ни пальбы,
Ни безумной, красногривой
Человеческой судьбы.
Ангел видит нас, бездольных,
До утра сошедших в ад,
И в убежищах подпольных
Очи ангела горят.
Не дойдут мольбы до Бога,
Сердце ангела - алмаз.
Продолжается тревога,
И Господь не слышит нас.
Рассекает воздух душный,
Не находит горних роз
И не хочет равнодушный
Божий ангел наших слез.
Мы Господних роз не крали
И в небесные врата
Из зениток не стреляли.
Мы - тщета и нищета -
Только тем и виноваты,
Что сошли в подпольный ад.
А быть может, он, крылатый,
Перед нами виноват?
25 октября 1941, Арсений Тарковский, первое из «Чистопольской тетради».
Двух станов не боец, а - если гость случайный -
То гость - как в глотке кость, гость - как в подмётке гвоздь.
Была мне голова дана - по ней стучали
В два молота: одних - корысть и прочих - злость.
Вы с этой головы - к создателеву чуду
Терпение моё, рабочее, прибавь -
Вы с этой головы - что́ требовали? - Блуда!
Дивяся на ответ упорный: обезглавь.
Вы с этой головы, уравненной - как гряды
Гор, вписанной в вершин божественный чертёж,
Вы с этой головы - что́ требовали? - Ряда.
Дивяся на ответ (безмолвный): обезножь!
Вы с этой головы, настроенной - как лира:
На самый высший лад: лирический… - Нет, стой!
Два строя: Домострой - и Днепрострой - на выбор!
Дивяся на ответ безумный: - Лиры - строй.
И с этой головы, с лба - серого гранита,
Вы требовали: нас - люби! те́х - ненавидь!
Не всё ли ей равно - с какого боку битой,
С какого профиля души - глушимой быть?
Бывают времена, когда голов - не надо.
Но слово низводить до свёклы кормовой -
Честнее с головой Орфеевой - менады!
Иродиада с Иоанна головой!
- Ты царь: живи один… (Но у царей - наложниц
Минута.) Бог - один. Тот - в пустоте небес.
Двух станов не боец: судья - истец - заложник -
Двух - противубоец! Дух - противубоец.
25 октября 1935, Марина Цветаева
Первая строка стихотворения Марины - это видоизмененная первая строка
стихотворения, которое по первоначалу называлось "Галифакс":
Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь;
Союза полного не будет между нами -
Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,
Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени врага отстаивал бы честь!
<1858>, Алексей К. Толстой.
Д.Галифакс - политический и государственный деятель Англии 17-го века, о котором в "Истории Англии" Т. Маколея, например, написано: «Он всегда смотрел на текущие события не с той точки зрения, с которой они обыкновенно представляются человеку, участвующему в них, а с той, с которой они, по прошествии многих лет, представляются историку-философу… Партия, к которой он принадлежал в данную минуту, была партией, которую он в ту минуту жаловал наименее, потому что она была партией, о которой он в ту минуту имел самое точное понятие. Поэтому он всегда был строг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях с своими умеренными противниками».
Бомбой взорван воровской притон,
Женщины бредут, дрожа от стужи.
Их шатают ночь и самогон.
Жаркий бой. Жестокой схватки звуки.
Мокрый пар шинелей потных. Мгла.
Медный Всадник опускает руки.
Мойка лижет мёртвые тела.
Но ответ столетий несомненен,
И исход сраженья предрешён.
Ночь запомнит только имя "Ленин"
И забудет прочее, как сон.
Черпая бортами мрак, в века
Тонет тень Скитальца-Моряка.
В ночь на 25 октября 1917, Кутаиси, Тициан Табидзе, « Петербург»
(перевод Бориса Пастернака)
Уж волосы седые на висках
Я прядью черной прикрываю,
И замирает сердце, как в тисках,
От лишнего стакана чаю.
Уж тяжелы мне долгие труды,
И не таят очарованья
Ни знаний слишком пряные плоды,
Ни женщин душные лобзанья.
С холодностью взираю я теперь
На скуку славы предстоящей...
Зато слова: цветок, ребенок, зверь -
Приходят на уста всё чаще.
Рассеянно я слушаю порой
Поэтов праздные бряцанья,
Но душу полнит сладкой полнотой
Зерна немое прорастанье.
24-25 октября 1918, Владислав Ходасевич, «Стансы».
На баррикады! На баррикады!
Сгоняй из дальних, из ближних мест...
Замкни облавкой, сгруди, как стадо,
Кто удирает - тому арест.
Строжайший отдан приказ народу,
Такой, чтоб пикнуть никто не смел.
Все за лопаты! Все за свободу!
А кто упрется - тому расстрел.
И все: старуха, дитя, рабочий -
Чтоб пели Интернационал.
Чтоб пели, роя, а кто не хочет
И роет молча - того в канал!
Нет революции краснее нашей:
На фронт - иль к стенке, одно из двух.
...Поддай им сзаду! Клади им взашей,
Вгоняй поленом мятежный дух!
На баррикады! На баррикады!
Вперед за «Правду», за вольный труд!
Колом, веревкой, в штыки, в приклады...
Не понимают? Небось, поймут!
25 октября 1919, Санкт-Петербург,
Зинаида Гиппиус, "Осенью (сгон на революцию").
В наше время катастроф
Прозябать в Европах что-там?!.
Я хочу - мой план здоров -
Жизнь наладить готтентотам.
В день отъезда я бы здесь
Распростился с нудным сплином,
И намазался бы весь
Самым лучшим гуталином.
А приехав, напрямик,
Не точа напрасно лясы,
Я бы начал в тот же миг
Призывать к восстанью массы.
Коль там есть еще цари,
От которых жить не сладко,
Я бы их недели в три
Уничтожил без остатка.
И стальным большевиком,
На погибель высшим кастам,
Власть бы отдал целиком
Пролетариям губастым.
Несмотря на тьму невзгод,
С непосредственностью детской,
Я бы сделал через год
Готтентотию советской.
Я б к культуре черных баб
Приобщил и, между прочим,
Буржуазный баобаб
Стал бы деревом рабочим.
Я б для тамошней комсы
Произвел себя в Адамы,
И в свободные часы
Сочинял бы стиходрамы.
И талант мой оценя
Тонким нюхом пролетарским,
Называли бы меня
Африканским Луначарским.
Вообще по мере сил,
Углубленный в труд свой мирный,
Я бы пользу приносил
Революции всемирной.
Но - увы! - в родной стране,
Не учтя моей сноровки,
Не дают упорно мне
В Африку командировки!..
<1927 г. 25 октября. Вторник. Москва> Николай Минаев.
Льнут к Господнему порогу
Белоснежные крыле,
Чуть воздушную тревогу
Объявляют на земле.
И когда душа стенает
И дрожит людская плоть,
В смертный город посылает
Соглядатая Господь.
И летит сквозь мрак проклятый,
Сквозь лазурные лучи
Невидимый соглядатай,
Богом посланный в ночи.
Не боится Божье диво
Ни осады, ни пальбы,
Ни безумной, красногривой
Человеческой судьбы.
Ангел видит нас, бездольных,
До утра сошедших в ад,
И в убежищах подпольных
Очи ангела горят.
Не дойдут мольбы до Бога,
Сердце ангела - алмаз.
Продолжается тревога,
И Господь не слышит нас.
Рассекает воздух душный,
Не находит горних роз
И не хочет равнодушный
Божий ангел наших слез.
Мы Господних роз не крали
И в небесные врата
Из зениток не стреляли.
Мы - тщета и нищета -
Только тем и виноваты,
Что сошли в подпольный ад.
А быть может, он, крылатый,
Перед нами виноват?
25 октября 1941, Арсений Тарковский, первое из «Чистопольской тетради».
Двух станов не боец, а - если гость случайный -
То гость - как в глотке кость, гость - как в подмётке гвоздь.
Была мне голова дана - по ней стучали
В два молота: одних - корысть и прочих - злость.
Вы с этой головы - к создателеву чуду
Терпение моё, рабочее, прибавь -
Вы с этой головы - что́ требовали? - Блуда!
Дивяся на ответ упорный: обезглавь.
Вы с этой головы, уравненной - как гряды
Гор, вписанной в вершин божественный чертёж,
Вы с этой головы - что́ требовали? - Ряда.
Дивяся на ответ (безмолвный): обезножь!
Вы с этой головы, настроенной - как лира:
На самый высший лад: лирический… - Нет, стой!
Два строя: Домострой - и Днепрострой - на выбор!
Дивяся на ответ безумный: - Лиры - строй.
И с этой головы, с лба - серого гранита,
Вы требовали: нас - люби! те́х - ненавидь!
Не всё ли ей равно - с какого боку битой,
С какого профиля души - глушимой быть?
Бывают времена, когда голов - не надо.
Но слово низводить до свёклы кормовой -
Честнее с головой Орфеевой - менады!
Иродиада с Иоанна головой!
- Ты царь: живи один… (Но у царей - наложниц
Минута.) Бог - один. Тот - в пустоте небес.
Двух станов не боец: судья - истец - заложник -
Двух - противубоец! Дух - противубоец.
25 октября 1935, Марина Цветаева
Первая строка стихотворения Марины - это видоизмененная первая строка
стихотворения, которое по первоначалу называлось "Галифакс":
Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь;
Союза полного не будет между нами -
Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,
Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени врага отстаивал бы честь!
<1858>, Алексей К. Толстой.
Д.Галифакс - политический и государственный деятель Англии 17-го века, о котором в "Истории Англии" Т. Маколея, например, написано: «Он всегда смотрел на текущие события не с той точки зрения, с которой они обыкновенно представляются человеку, участвующему в них, а с той, с которой они, по прошествии многих лет, представляются историку-философу… Партия, к которой он принадлежал в данную минуту, была партией, которую он в ту минуту жаловал наименее, потому что она была партией, о которой он в ту минуту имел самое точное понятие. Поэтому он всегда был строг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях с своими умеренными противниками».