29 марта. Крик на пути, или
синдром весенней усталости.
он кричит на мосту на причале на сходнях
и от этого крика вскипает вода
он пришел из беды он ворвался в сегодня
и отсюда уже никуда никогда
наши злые слова наши старые страхи
если празднует боль будто кто отпинал
фреди крюгер души он приходит на взмахе
топора и от ужаса мокнет спина
вы забудете имя помянут не к ночи
для чего в этом месте он всё поменял
и кричит и стоит будто он приколочен
на мосту на пути от меня до меня
29 марта 2011 года, «Крик. Мунк», Ян Бруштейн, yanb
По сведеньям Гидрометцентра
на Север приходит весна.
И влажность в таких-то процентах
стоит в панораме окна.
В подтёках и капельках стёкла
с холодных наружных сторон.
На крыше соседней промокла -
до ниточки! - пара ворон.
А сердце нисколько не радо
весне, что стоит у ворот.
Душа - в состоянье распада,
в душе и разлад, и разброд.
И хочется быть одиноким…
За толстой кирпичной стеной
сидеть к этой слякоти боком,
но лучше, конечно, спиной.
Да, быть одиноким и лишним
среди этой грязной весны,
и грезить вчерашним, давнишним,
ушедшим в случайные сны.
Жечь спички, курить папиросы,
в дыму их качаться и плыть.
И мучаться вечным вопросом,
единственным: «Быть иль не быть?»
Считать: а кому я здесь нужен -
двум-трём человекам, пяти?
Насилу проглатывать ужин,
картошку катая в горсти,
смотреть на иконы по стенам
и чувствовать, как не спеша
к каким-то иным переменам
готовится тихо душа…
29 марта 2008 года, Александр Росков, «Синдром весенней усталости», Roscov
День смеха празднует страна,
От смеха корчится она,
До судорог, до колик, до икоты,
Лишь я, унылый старый хрыч,
Сижу в углу своем, как сыч,
Поскольку веселиться нет охоты.
Со мной вопрос давно решен -
Я чувства юмора лишен
И в этом признаюсь вполне открыто.
Мне почему-то не смешно,
Когда на голову в кино
Актеру сверху падает корыто.
И даже искрометный трюк,
Когда на улице без брюк
Простак-герой внезапно остается,
Меня не сильно веселит,
Мне жалостен бедняги вид:
Ну, как же он домой теперь вернется.
И пусть от смеха стонут все,
Когда лихой конферансье
Про чукчей тараторит анекдоты,
Меня отнюдь не душит смех,
Наверно, я тупее всех,
Мне, каюсь, даже грустно отчего-то.
Когда коверный клоун Бом
В живот таранит Бима лбом,
А тот его в ответ хреначит палкой,
Я не могу унять печаль,
Мне Бима жаль и Бома жаль,
Но больше всех себя, урода, жалко.
29 марта 2008 года, «Навстречу дню работника смеха», Игорь Иртеньев, Газета.Ру
Речки, сёла, станции да ёлки,
Ёмкие короткие слова...
Слишком рано умершая Лёлька
Про меня сказала: "рокова".
Мы дрова кололи у сарая,
Печки - не мужицкие дела.
В тридцать лет она была седая,
В сорок от надсады померла.
Семеро по лавкам - каждый дорог,
Вёдра да с картошками мешок.
Хорошо мы знаем цифру сорок,
Бабы даже слишком хорошо.
Плакали. Пахали. Снова выли.
Воют. Пашут. Плачут всё равно.
Бабий век. Все бабы роковые:
На Руси горящих изб полно.
И мужик от бабы недалече:
Если в сорок градусов мороз,
Сорок и поможет. Водка лечит.
Как и время - в шутку и всерьёз.
Время. Роковым оно - навылет.
Сорок дней...не легче, так, солдат?
В нас сороковые, роковые
Чёрными осколками сидят.
Роковые мы - не забываем.
Речки, сёла...ветер вроде стих.
Лёлька, не жалей меня, родная:
Всех не пожалеешь - роковых.
29 марта 2013 года, «Сорок», Вера Кузьмина, Веник Каменский
В невероятно черный день...
************************
Борис Борисович Рыжий
Невероятно чёрный день
Наполнен запахом сирени.
Есть солнце, неба синь...
И тень
ещё не согнута в коленях.
Да что там солнце - есть стихи!
И, говорят, любовь господня.
Но всё снаружи...
а внутри
ты умереть решил сегодня.
29 марта 2014 года, «Рыжий», Олег Иванов, Олег Геннадиевич.
На рижском взморье воздух, как бумага,
Похрустывает за ухом слегка,
А я плетусь туда, куда не надо,
Забросив строить замок из песка.
Вода - плюс двадцать. Еле плещут волны.
Жируют чайки. Абсолютный штиль.
На рижском взморье - августовский полдень
В конце семидесятых наступил.
Издалека меня магнитом манит
Закрытый центр таинственной толпы,
И я топчу обеими ногами
Сырую твердь прогулочной тропы.
Мужчине - плавки, женщине - купальник,
Мороженому - 19 коп.
Вся Юрмала сужается в хрусталик
И пробивает любопытный лоб.
Летит вдоль моря милицейский ГАЗик,
Как жёлтый ангел с синей полосой.
А я споткнулся на торчащей фразе
И резко замер, маленький, босой.
Свой милый ад мы пестуем с рожденья,
Но есть особо чёткая черта -
Её прошёл, когда узрел в тот день я
Утопленника с пеною у рта.
Он возлежал, соломенно-рептильный,
На обозренье брошенный для всех,
Безличностный, бессмысленный, бессильный,
Коряги рук протягивая вверх.
Он не хрипел, не истерил, не плакал
И ничего не требовал от нас,
А я стоял, но падал, падал, падал
В его глубокий, круглый, рыбий глаз.
Курортники, как скопище инсектов,
Жужжали: "Боже... Кто же... Молодой...".
На рижском взморье давним, тёплым летом,
А бабушка вела меня домой.
И я спросил: "А можно ли так сделать,
Что будем живы вечно мы вдвоём?"
А бабушка ответила: "Обедать,
Пора обедать, Сашенька, пойдём".
29.03.2015, "За чертой". Александр Дельфинов.
он кричит на мосту на причале на сходнях
и от этого крика вскипает вода
он пришел из беды он ворвался в сегодня
и отсюда уже никуда никогда
наши злые слова наши старые страхи
если празднует боль будто кто отпинал
фреди крюгер души он приходит на взмахе
топора и от ужаса мокнет спина
вы забудете имя помянут не к ночи
для чего в этом месте он всё поменял
и кричит и стоит будто он приколочен
на мосту на пути от меня до меня
29 марта 2011 года, «Крик. Мунк», Ян Бруштейн, yanb
По сведеньям Гидрометцентра
на Север приходит весна.
И влажность в таких-то процентах
стоит в панораме окна.
В подтёках и капельках стёкла
с холодных наружных сторон.
На крыше соседней промокла -
до ниточки! - пара ворон.
А сердце нисколько не радо
весне, что стоит у ворот.
Душа - в состоянье распада,
в душе и разлад, и разброд.
И хочется быть одиноким…
За толстой кирпичной стеной
сидеть к этой слякоти боком,
но лучше, конечно, спиной.
Да, быть одиноким и лишним
среди этой грязной весны,
и грезить вчерашним, давнишним,
ушедшим в случайные сны.
Жечь спички, курить папиросы,
в дыму их качаться и плыть.
И мучаться вечным вопросом,
единственным: «Быть иль не быть?»
Считать: а кому я здесь нужен -
двум-трём человекам, пяти?
Насилу проглатывать ужин,
картошку катая в горсти,
смотреть на иконы по стенам
и чувствовать, как не спеша
к каким-то иным переменам
готовится тихо душа…
29 марта 2008 года, Александр Росков, «Синдром весенней усталости», Roscov
День смеха празднует страна,
От смеха корчится она,
До судорог, до колик, до икоты,
Лишь я, унылый старый хрыч,
Сижу в углу своем, как сыч,
Поскольку веселиться нет охоты.
Со мной вопрос давно решен -
Я чувства юмора лишен
И в этом признаюсь вполне открыто.
Мне почему-то не смешно,
Когда на голову в кино
Актеру сверху падает корыто.
И даже искрометный трюк,
Когда на улице без брюк
Простак-герой внезапно остается,
Меня не сильно веселит,
Мне жалостен бедняги вид:
Ну, как же он домой теперь вернется.
И пусть от смеха стонут все,
Когда лихой конферансье
Про чукчей тараторит анекдоты,
Меня отнюдь не душит смех,
Наверно, я тупее всех,
Мне, каюсь, даже грустно отчего-то.
Когда коверный клоун Бом
В живот таранит Бима лбом,
А тот его в ответ хреначит палкой,
Я не могу унять печаль,
Мне Бима жаль и Бома жаль,
Но больше всех себя, урода, жалко.
29 марта 2008 года, «Навстречу дню работника смеха», Игорь Иртеньев, Газета.Ру
Речки, сёла, станции да ёлки,
Ёмкие короткие слова...
Слишком рано умершая Лёлька
Про меня сказала: "рокова".
Мы дрова кололи у сарая,
Печки - не мужицкие дела.
В тридцать лет она была седая,
В сорок от надсады померла.
Семеро по лавкам - каждый дорог,
Вёдра да с картошками мешок.
Хорошо мы знаем цифру сорок,
Бабы даже слишком хорошо.
Плакали. Пахали. Снова выли.
Воют. Пашут. Плачут всё равно.
Бабий век. Все бабы роковые:
На Руси горящих изб полно.
И мужик от бабы недалече:
Если в сорок градусов мороз,
Сорок и поможет. Водка лечит.
Как и время - в шутку и всерьёз.
Время. Роковым оно - навылет.
Сорок дней...не легче, так, солдат?
В нас сороковые, роковые
Чёрными осколками сидят.
Роковые мы - не забываем.
Речки, сёла...ветер вроде стих.
Лёлька, не жалей меня, родная:
Всех не пожалеешь - роковых.
29 марта 2013 года, «Сорок», Вера Кузьмина, Веник Каменский
В невероятно черный день...
************************
Борис Борисович Рыжий
Невероятно чёрный день
Наполнен запахом сирени.
Есть солнце, неба синь...
И тень
ещё не согнута в коленях.
Да что там солнце - есть стихи!
И, говорят, любовь господня.
Но всё снаружи...
а внутри
ты умереть решил сегодня.
29 марта 2014 года, «Рыжий», Олег Иванов, Олег Геннадиевич.
На рижском взморье воздух, как бумага,
Похрустывает за ухом слегка,
А я плетусь туда, куда не надо,
Забросив строить замок из песка.
Вода - плюс двадцать. Еле плещут волны.
Жируют чайки. Абсолютный штиль.
На рижском взморье - августовский полдень
В конце семидесятых наступил.
Издалека меня магнитом манит
Закрытый центр таинственной толпы,
И я топчу обеими ногами
Сырую твердь прогулочной тропы.
Мужчине - плавки, женщине - купальник,
Мороженому - 19 коп.
Вся Юрмала сужается в хрусталик
И пробивает любопытный лоб.
Летит вдоль моря милицейский ГАЗик,
Как жёлтый ангел с синей полосой.
А я споткнулся на торчащей фразе
И резко замер, маленький, босой.
Свой милый ад мы пестуем с рожденья,
Но есть особо чёткая черта -
Её прошёл, когда узрел в тот день я
Утопленника с пеною у рта.
Он возлежал, соломенно-рептильный,
На обозренье брошенный для всех,
Безличностный, бессмысленный, бессильный,
Коряги рук протягивая вверх.
Он не хрипел, не истерил, не плакал
И ничего не требовал от нас,
А я стоял, но падал, падал, падал
В его глубокий, круглый, рыбий глаз.
Курортники, как скопище инсектов,
Жужжали: "Боже... Кто же... Молодой...".
На рижском взморье давним, тёплым летом,
А бабушка вела меня домой.
И я спросил: "А можно ли так сделать,
Что будем живы вечно мы вдвоём?"
А бабушка ответила: "Обедать,
Пора обедать, Сашенька, пойдём".
29.03.2015, "За чертой". Александр Дельфинов.