29 февраля. Записки редкого дня. О любви
внутри и вне дневниковых записей этого дня.
За 10 дней до кончины мужа Елена Булгакова записывает:
Утром: «Ты для меня все, ты заменила весь земной шар. Видел во сне, что мы с тобой были на земном шаре». Все время, весь день необычайно ласков, нежен, все время любовные слова - любовь моя... люблю тебя - ты никогда не поймешь это.
В том же 1940-ом году 67-летний писатель Михаил Пришвин встретил свою любовь, а в лишний день того високосного года пишет:
И надо выбросить из головы все придумки, подставки, замены: любовь это все, и если это есть у тебя, то все, что взамен - теперь отбрасывается. Только любовь.
Все думал, что это можно: она будет на моей жилплощади, а я с ней тогда могу как с сестрой. Я хотел ее с чистым сердцем позвать, а сейчас думаю, что отказаться не могу уже. И значит, если она придет, то будет моя.
Женщине дана такая сила и такая власть над людьми, больше которой на земле нет ничего. И как же глупо они эту силу растрачивают. В мире до тех пор счастья не будет, а только война, пока не научится женщина управлять своей силой.
Разумник Васильевич рассказал мне, что Сологуб как-то моими же вот этими словами сказал то же самое о женщине: «Ей дана сила, а она поступает как цыган: "Что бы ты сделал, спросили его, если бы стал царем? - Я бы, ответил цыган, украл сто рублей и убежал"».
29 февраля 1956 года Евгений Шварц вспоминает в дневнике горькое лето Коктебеля 1932 года.
Вдова Волошина рассказала нам, как умер ее муж. И я ужаснулся. Повеяло на меня охотнорядским, приспособленческим духом, который в Союзе - в московском его отделении - был еще очень откровенен. Волошин подарил дачу свою Союзу. Хозяйственники сразу заподозрили недоброе. Они сначала умолкли. Два или три месяца не отвечали, стараясь понять, в чем тут хитрость. Наконец потребовали нотариальное подтверждение дара. После долгих и утомительных поездок в Феодосию Волошин и это выполнил. И вдруг пришла из Союза телеграмма, подействовавшая на бедного поэта как пощечина. «Продали дом Партиздату выгодно и нам и вам». Волошин крикнул жене: «Пусть меня лучше солнце убьет!» - и убежал из дому без шляпы бродить по горам. Жена уверяла, что эти слова «выгодно и нам и вам» оскорбили его воистину смертельно. И я верю, что так и было. Он не сомневался, что, делая это, даря свою дачу, он обрадует писателей. И будут они вспоминать его с уважением - Волошин чувствовал, что тяжело болен и скоро умрет. А тут вдруг приносят «выгодно и вам и нам». В 32 году новое руководство Союза с огромным трудом выкупало у Партиздата то, что принадлежало им уже однажды по дарственной записи...
Замыкающей сегодня будет запись из дневника Давида Самойлова от 29.02.1984:
Читаю переписку Маяковского с Л. Ю. Брик. Поразительное отсутствие мыслей. Одна любовная сентиментальность дурного вкуса да деньги. Л. Ю. - «буржуазка». В разговоре она была умней. А может быть, так казалось из-за тертости, бывалости и уверенности в себе.
Такую переписку (мало ли какие глупости говорятся в постели) нельзя оставлять в архиве.
Поначалу Маяковский искренен до неприличия, и этим отчасти искупается безвкусица. Потом нарастает фальшь. Маяк, как будто откупается деньгами. А Л. Ю. их принимает. Идет какая-то фальшивая игра.
За 10 дней до кончины мужа Елена Булгакова записывает:
Утром: «Ты для меня все, ты заменила весь земной шар. Видел во сне, что мы с тобой были на земном шаре». Все время, весь день необычайно ласков, нежен, все время любовные слова - любовь моя... люблю тебя - ты никогда не поймешь это.
В том же 1940-ом году 67-летний писатель Михаил Пришвин встретил свою любовь, а в лишний день того високосного года пишет:
И надо выбросить из головы все придумки, подставки, замены: любовь это все, и если это есть у тебя, то все, что взамен - теперь отбрасывается. Только любовь.
Все думал, что это можно: она будет на моей жилплощади, а я с ней тогда могу как с сестрой. Я хотел ее с чистым сердцем позвать, а сейчас думаю, что отказаться не могу уже. И значит, если она придет, то будет моя.
Женщине дана такая сила и такая власть над людьми, больше которой на земле нет ничего. И как же глупо они эту силу растрачивают. В мире до тех пор счастья не будет, а только война, пока не научится женщина управлять своей силой.
Разумник Васильевич рассказал мне, что Сологуб как-то моими же вот этими словами сказал то же самое о женщине: «Ей дана сила, а она поступает как цыган: "Что бы ты сделал, спросили его, если бы стал царем? - Я бы, ответил цыган, украл сто рублей и убежал"».
29 февраля 1956 года Евгений Шварц вспоминает в дневнике горькое лето Коктебеля 1932 года.
Вдова Волошина рассказала нам, как умер ее муж. И я ужаснулся. Повеяло на меня охотнорядским, приспособленческим духом, который в Союзе - в московском его отделении - был еще очень откровенен. Волошин подарил дачу свою Союзу. Хозяйственники сразу заподозрили недоброе. Они сначала умолкли. Два или три месяца не отвечали, стараясь понять, в чем тут хитрость. Наконец потребовали нотариальное подтверждение дара. После долгих и утомительных поездок в Феодосию Волошин и это выполнил. И вдруг пришла из Союза телеграмма, подействовавшая на бедного поэта как пощечина. «Продали дом Партиздату выгодно и нам и вам». Волошин крикнул жене: «Пусть меня лучше солнце убьет!» - и убежал из дому без шляпы бродить по горам. Жена уверяла, что эти слова «выгодно и нам и вам» оскорбили его воистину смертельно. И я верю, что так и было. Он не сомневался, что, делая это, даря свою дачу, он обрадует писателей. И будут они вспоминать его с уважением - Волошин чувствовал, что тяжело болен и скоро умрет. А тут вдруг приносят «выгодно и вам и нам». В 32 году новое руководство Союза с огромным трудом выкупало у Партиздата то, что принадлежало им уже однажды по дарственной записи...
Замыкающей сегодня будет запись из дневника Давида Самойлова от 29.02.1984:
Читаю переписку Маяковского с Л. Ю. Брик. Поразительное отсутствие мыслей. Одна любовная сентиментальность дурного вкуса да деньги. Л. Ю. - «буржуазка». В разговоре она была умней. А может быть, так казалось из-за тертости, бывалости и уверенности в себе.
Такую переписку (мало ли какие глупости говорятся в постели) нельзя оставлять в архиве.
Поначалу Маяковский искренен до неприличия, и этим отчасти искупается безвкусица. Потом нарастает фальшь. Маяк, как будто откупается деньгами. А Л. Ю. их принимает. Идет какая-то фальшивая игра.