28 марта. Запах шашлыка на хрустальной свадьбе
По разным наездившись странам,
По всем часовым поясам,
Вернулся я к нашим баранам,
С рожденья им будучи сам.
- Ну что, убедился ты, бяша,
Горька в забугорье трава? --
Спросила Отчизна-мамаша
Меня в Шереметьево-2.
- А встретил пенаты ты краше,
Хотя и объездил весь свет,
Чем эти невзрачные наши?
И страстно воскликнул я - нет!
- Конечно, вина твоя тяжка,
И сам-то ты, братец, дерьмо,
Но что с тобой делать, дурашка, --
И тиснула в паспорт клеймо.
И гордые русые брови
Движеньем суровым свела,
Но столько в нем было любови,
И было в нем столько тепла,
Что понял я - тщетны старанья
Судьбы скорректировать ход,
Заложена доля баранья
Навек в генетический код.
И вновь в обстановке привычной
Как прежде стихи я творю,
И только лишь запах шашлычный
Порою щекочет ноздрю.
28 марта 2009, Игорь Иртеньев, "Баранья доля", Газета.Ру
______________________________________________________________________________
Вот говорят, что нынче в браке нельзя прожить пятнадцать лет, а я скажу, что это враки, и повторю, что это бред. Я сам, скажу не для пиару, у нас, среди родных полей одну такую знаю пару. Как раз справляют юбилей.
Давно, в эпоху криминала и безвозмездного труда, она его не выбирала. И разве выбор был тогда? Толпилось много швали всякой, но их сосватал хитрый жид. Сказали ей: живи, не вякай… И ничего, и стала жить. Ей ни в одном минувшем браке, коль их свести в один коллаж, протесты, выборы и вяки не дозволялись. Но жила ж! Не занимать ей чувства долга. Пускай шпион, пускай фискал… Хотя что это так надолго - тогда и он не допускал. Но был же муж и с бОльшим стажем, хоть так бивал ее порой! - и был при этом, прямо скажем, не бог, не царь и не герой.
Короче, жили-поживали. На елке фрукты не растут. Жид пострадал - но между нами: когда жида жалели тут? Развод? - не стоит и пытаться. Пятнадцать лет умчались прочь, а как он смог, что вот, пятнадцать, - так что тут, собственно, не смочь? Сначала он, привычно хмурый, всегда как будто с похмела, ее такою сделал дурой, какой и в детстве не была. Меню без сахара и соли, цензурный телик, мертвый дом; потом со всеми перессорил, потом внушил, что ад кругом: смотреть опасно даже в окна, а выйти - просто не моги, поскольку холодно, и мокро, и под любым кустом враги. Она погрязла в этом бреде, забилась в тесную кровать, уже трясутся все соседи (пускай от смеха - но плевать), он ей дает одну газету, сам принося ее в альков; приставил к ванне и клозету отряд своих силовиков; а так как он не любит спора и к конкурентам не привык - он ей внушил довольно скоро, что без него придет кирдык. Кирдык таится под кустами, стучится в мирное жилье, он ядовитыми устами приникнет к прелестям ее. Она, как пойманная птица под сенью черного платка, молчит, и воздуха страшится, и видит призрак кирдыка, спешит в припадке ностальгии детей вторично окрестить, а что мужчины есть другие - не может даже допустить. Простой рецепт - чего же лучше? Поставь бойцов на рубежи, заткни жене глаза и уши, саму для верности свяжи, внуши, что яростные псаки за дверью топчутся в крови, - и в гармоничном этом браке хоть девяносто лет живи!
Но юбилей какой-то странный, его б я праздновать не стал: его зовут хрустальной свадьбой, дарить положено хрусталь, но в том и главная загвоздка. Что подарить в счастливый дом? Хрусталь же символ блеска, лоска, но также хрупкости притом. Пятнадцать лет - такое дело, сюрприз для пафосных мужчин: все прочно, да, - но надоело, и может треснуть без причин. И чтоб устроить без помарок банкет поистине крутой - надежней отложить подарок до свадьбы, скажем, золотой: случалось, мы и дольше ждали. Чего там, тридцать с лишним лет!
Он - доживет.
Она - едва ли.
Я, слава Богу, точно нет.
28 марта 2015, Дмитрий Быков для Новой газеты.
По всем часовым поясам,
Вернулся я к нашим баранам,
С рожденья им будучи сам.
- Ну что, убедился ты, бяша,
Горька в забугорье трава? --
Спросила Отчизна-мамаша
Меня в Шереметьево-2.
- А встретил пенаты ты краше,
Хотя и объездил весь свет,
Чем эти невзрачные наши?
И страстно воскликнул я - нет!
- Конечно, вина твоя тяжка,
И сам-то ты, братец, дерьмо,
Но что с тобой делать, дурашка, --
И тиснула в паспорт клеймо.
И гордые русые брови
Движеньем суровым свела,
Но столько в нем было любови,
И было в нем столько тепла,
Что понял я - тщетны старанья
Судьбы скорректировать ход,
Заложена доля баранья
Навек в генетический код.
И вновь в обстановке привычной
Как прежде стихи я творю,
И только лишь запах шашлычный
Порою щекочет ноздрю.
28 марта 2009, Игорь Иртеньев, "Баранья доля", Газета.Ру
______________________________________________________________________________
Вот говорят, что нынче в браке нельзя прожить пятнадцать лет, а я скажу, что это враки, и повторю, что это бред. Я сам, скажу не для пиару, у нас, среди родных полей одну такую знаю пару. Как раз справляют юбилей.
Давно, в эпоху криминала и безвозмездного труда, она его не выбирала. И разве выбор был тогда? Толпилось много швали всякой, но их сосватал хитрый жид. Сказали ей: живи, не вякай… И ничего, и стала жить. Ей ни в одном минувшем браке, коль их свести в один коллаж, протесты, выборы и вяки не дозволялись. Но жила ж! Не занимать ей чувства долга. Пускай шпион, пускай фискал… Хотя что это так надолго - тогда и он не допускал. Но был же муж и с бОльшим стажем, хоть так бивал ее порой! - и был при этом, прямо скажем, не бог, не царь и не герой.
Короче, жили-поживали. На елке фрукты не растут. Жид пострадал - но между нами: когда жида жалели тут? Развод? - не стоит и пытаться. Пятнадцать лет умчались прочь, а как он смог, что вот, пятнадцать, - так что тут, собственно, не смочь? Сначала он, привычно хмурый, всегда как будто с похмела, ее такою сделал дурой, какой и в детстве не была. Меню без сахара и соли, цензурный телик, мертвый дом; потом со всеми перессорил, потом внушил, что ад кругом: смотреть опасно даже в окна, а выйти - просто не моги, поскольку холодно, и мокро, и под любым кустом враги. Она погрязла в этом бреде, забилась в тесную кровать, уже трясутся все соседи (пускай от смеха - но плевать), он ей дает одну газету, сам принося ее в альков; приставил к ванне и клозету отряд своих силовиков; а так как он не любит спора и к конкурентам не привык - он ей внушил довольно скоро, что без него придет кирдык. Кирдык таится под кустами, стучится в мирное жилье, он ядовитыми устами приникнет к прелестям ее. Она, как пойманная птица под сенью черного платка, молчит, и воздуха страшится, и видит призрак кирдыка, спешит в припадке ностальгии детей вторично окрестить, а что мужчины есть другие - не может даже допустить. Простой рецепт - чего же лучше? Поставь бойцов на рубежи, заткни жене глаза и уши, саму для верности свяжи, внуши, что яростные псаки за дверью топчутся в крови, - и в гармоничном этом браке хоть девяносто лет живи!
Но юбилей какой-то странный, его б я праздновать не стал: его зовут хрустальной свадьбой, дарить положено хрусталь, но в том и главная загвоздка. Что подарить в счастливый дом? Хрусталь же символ блеска, лоска, но также хрупкости притом. Пятнадцать лет - такое дело, сюрприз для пафосных мужчин: все прочно, да, - но надоело, и может треснуть без причин. И чтоб устроить без помарок банкет поистине крутой - надежней отложить подарок до свадьбы, скажем, золотой: случалось, мы и дольше ждали. Чего там, тридцать с лишним лет!
Он - доживет.
Она - едва ли.
Я, слава Богу, точно нет.
28 марта 2015, Дмитрий Быков для Новой газеты.