Вот и подросло новое поколение. Ведь как, выйдешь, бывало, прогуляться по сетевым просторам, смотришь - множество людей разбилось на кучки и лупцуют друг друга по виртуальным мордам. И большинство бегают туда-сюда, а не стоят на месте. Подбежал какой-нибудь бодрый юнец, сунул кому-то в рыло, схлопотал по уху, отбежал к другой кучке, влетел в нее двумя ногами с разбега, поднялся на четвереньки, выполз, отирая струящуюся из носа юшку остатками рукава, и поковылял к третьей кучке, где его кореша толпой охаживают кого-то случайно забредшего, а то и просто тряпочную ростовую куклу, которой коряво нарисовали рот и глаза. Веселуха, короче. Другие предпочитают выбрать соперника-двух и обмениваться ударами долгое время, пока не надоест, либо пока не завалишь соперника, после чего вдаришь вдаришь пару раз ногой и бежишь жить сетевой жизнью дальше. Как говорится в Библии, «ничто так не любили афиняне, как собираться на площади и вести дискуссии».
В нынешние дни, изредка, по-стариковски выйдешь поразмять руки-ноги, доковыляешь до первой разборки, постоишь в сторонке, понаблюдаешь - интересно. Прибегает юный покемон со свеженькой идеей-претензией, то ли нравственного, то ли юридического характера (где ему вдаваться в такие тонкости). Типа: «Аист с нами прожил лето, а зимой гостил он где-то». Ну, попытался ударить с плеча, да раскрылся весь. Натурально, бей с любой стороны - хочешь двоечку по печени с завершающим комбинацию ударом в лицо, а хочешь, сразу апперкот. Говоришь, с ленцой растягивая слова: «Бегемот разинул рот: булки просит бегемот». Тут он радостно возбуждается - бой приняли, на него обратили внимание, сейчас он покажет удаль молодецкую. И он отвечает, не раздумывает. Он же не понимает, что уровень дискуссии совсем другой, что речь не о биологическом животном, а о том, который кореш с левиафаном, библейское чудовище, состоящее из народов. Ну, лупит опять, наудачу, куда попадет - по печени ли, или под дых: «Воробей просил ворону вызвать волка к телефону». Отклоняешься - тебе этот как укус комара. И сразу наносишь легкий, едва касающий удар - «Гриб растет среди дорожки, голова на тонкой ножке». Он начинает веселиться, дескать, соперник дохляк, про ядерные грибочки понес околесицу, сейчас порву. И сразу, без отдыха, растрачивая дыхание, лупит: «Дятел жил в дупле пустом, дуб долбил, как долотом». И тут ему прилетает посерьезнее: «Ель на ежика похожа: еж в иголках, елка - тоже». Он едва не теряет равновесие и отскакивает, соображая. Открывается бедолаге, что соперник не так-то прост. Пытается он взять наглостью и грубостью (дескать, он тебя насквозь видит), и так саркастически, насколько может растягивает рот: «Жук упал и встать не может. Ждет он, кто ему поможет». Увы, кулак его встретил лишь пустоту, отчего сам он чуть не упал вновь. И тут я наношу разящий удар прямиком в немедленно начинающий кровоточить нос: «Звезды видели мы днем за рекою, над Кремлем…». Это его взбешивает. Это всех взбешивает. Ну, всех, кого я выбираю в противники. Глаза его наливаются яростью, из носа течет кровь. Он вываливает серию коротких ударов, еще на что-то надеясь: «Иней лег на ветви ели, иглы за ночь побелели». Ха-ха: «Кот ловил мышей и крыс. Кролик лист капустный грыз». Ах, если бы он помнил, что говорил не далее как вчера, он бы поостерегся. Увы, следующий его удар опять мимо: «Лодки по морю плывут, люди веслами гребут». Мы еще вернемся к этому, но сейчас ты неожиданно переводишь дискуссию на болезненную для него тему, так, что он не успевает даже отскочить после своего замаха. Но ты бьешь не сильно, чтобы он вернулся в ловушку самонадеянности: «Мед в лесу медведь нашел, мало меду, много пчел». Обрадованный (он думает, что ты дал маху и чуть ли не открыл дружественный огонь по своим), он лупит опять не задумываясь: «Носорог бодает рогом. Не шутите с носорогом!». И тут ты издевательски машешь перед его носом кулаком, и просто опускаешь руки, как Рой Джонс перед усталым негром в девятом раунде: «Ослик был сегодня зол: он узнал, что он осел». Вот тут он взрывается по-настоящему. Он уже забывает про кровь из носа, про рассеченную бровь и вывихнутый палец. Он летит на тебя, нанося хаотические удары по предусмотрительно выставленным предплечьям и коленям: «Панцирь носит черепаха, прячет голову от страха». И вдруг останавливается, получив короткий болезненный, приводящий в чувство удар: «Роет землю серый крот - разоряет огород». Жалея, что ввязался в поединок, а не исчез, просто нанеся пару неприцельных ударов, он все же находит силы ответить: «Спит спокойно старый слон, стоя спать умеет он». А мы теперь системно работаем, продолжаем гнуть выбранную линию: «Таракан живет за печкой, то-то теплое местечко!» Понимая, что ты морально готовился, опытнее, начитаннее, он пытается поиздеваться над твоею крестьянской интеллигентностью подлым ударом между ног: «Ученик учил уроки, у него в чернилах щеки», но нога его лишь слегка скользит по твоему бедру, и тут же он теряет ориентацию в пространстве от быстрого ответа, возвращающего дискуссию в прежнее, глубокое, русло: «Флот плывет к родной земле. Флаг на каждом корабле». Он отскакивает, понимает, что надо как-то ретироваться, не потеряв достоинства, и старается бездоказательно ударить по предплечью (со стороны это выглядит глуповато, но в горячке боя это хоть какое-то действие): «Ходит по лесу хорек, хищный маленький зверек». Хорек, так хорек. Я тоже отдышусь, не молод уже. И снижаю градус дискуссии: «Цапля, важная, носатая, целый день стоит, как статуя». Он веселеет, и намекает, что время на его стороне: «Часовщик, прищурив глаз, чинит часики для нас». Ну что ж, он про Время (в котором ничего не смыслит), а мы ответим ему за пространственные масштабы, на которые он посягнул: «Школьник, школьник, ты силач: шар земной несешь, как мяч!». Уши его уже полыхают багрянцем, лицо наполовину фиолетовое, губы похожи на вареники, но сквозь них он мычит бессильно, еле слышно, и не к месту: «Щеткой чищу я щенка, щекочу ему бока». И пытается тебя укусить. А ты спокойно демонстрируешь уверенность и намекаешь, что можно разойтись формальным миром (хотя он и чувствует подвох): «Эта кнопка и шнурок - электрический звонок». Он отмахивается, ретируясь (у него уже руки не подымаются от усталости): «Юнга - будущий матрос южных рыбок нам привез». Ну, про трипперно-гонорейное - это уже не с нами. До свиданья, усталый товарищ. В ногах повязали его колосник. Провожаешь его как бы извиняющимся, дружественным похлопыванием по плечу: «Ягод нет кислее клюквы. Я на память знаю буквы».
Что ж поделать, если мы в разных весовых категориях.